Пираты Короля-Солнца(ч1-5,по главу19) - Марина Алексеева

– Так выпьем же за Луизетту! – предложил Серж.

Желторотые переглянулись, но все-таки присоединились к тосту Пиратов.

11. ЛЮК И ЛУИЗА.

– А теперь поведайте нам, господин художник, как вас угораздило затесаться в нашу пиратскую компанию, – сказал вице-король.

– Господин де Фуа, Ваше Пиратское вице-величество! Не было бы счастья, да несчастье помогло! – улыбнулся Люк, – Я познакомился с вашим Пиратским Королем, то есть, с господином де Бражелоном и впился в него как клещ, умоляя представить меня господину де Бофору. И получил заказ. Очень интересный!

– От герцога? – спросил де Линьет, – Может, вы писали мадемуазель де Бофор? Но, конечно, в платье.

– Дочь Бофора я не писал. И не так быстро, сударь. Заказ я получил от виконта.

– Что же он заказал вам, Люк? – насторожился Оливье.

– Портрет.

– Чей?

– Молодой особы.

– Мадемуазель де Лавальер в обнаженном виде, – хмыкнул Оливье.

– Твое счастье, что Рауль этого не слышит, – сказал Серж, – От таких версий барона де Невиля я начинаю трезветь.

– Простите, – сказал Люк, – О м-ль Лавальер и речи не было. Я писал совсем другую девушку, и вовсе не в обнаженном виде.

– Я только предположил, – сказал Оливье.

– Что же до Лавальер, то я видел ее изображение у виконта. Пастель, небольшого формата, примерно 22 на 30. Довольно милый рисунок для молодой девицы. Но я раскритиковал автопортрет мадемуазель, после чего владелец сего произведения предал его сожжению. Как когда-то мрачный Савонаролла сжигал произведения искусства во Флоренции.

– Отлично! – сказал Оливье, потирая руки, – Не оправдываю Савонароллу, но полагаю, что это прогресс!

– Что прогресс, не понял? Аутодафе, устроенное Савонароллой?

– Аутодафе, устроенное Раулем.

– А кто модель вашего портрета? – спросил Серж, – Новая возлюбленная нашего Пиратского Короля? Дай-то Бог!

– Близко даже нет. Молоденькая гризетка, продавщица цветов. Юная Розочка, подружка его слуги Оливена.

– Портрет гризетки для слуги – маслом на холсте?! – пожал плечами Серж, – Что Рауль, совсем сбрендил?

– У господ свои причуды, – усмехнулся Люк.

Он не собирался говорить своим собутыльникам о том, что лукавую миловидную мордашку Розы обрамлял фон ''королевского'' портрета Лавальер. Но Пираты слово за слово выпытали у Люка тайну портрета и встревожились.

– Но позвольте, – сказал Оливье, – Значит, вы причастны к созданию того таинственного ''королевского'' портрета м-ль де Лавальер, который заперт в ''святая святых'' квартиры де Сент-Эньяна, и о котором ходило столько слухов при Дворе?

– Я выполнял работу негра, – скромно сказал Люк, – Меня держали в какой-то комнатенке во дворце, приходил какой-то ушлый молодой человек по имени Маликорн, меня проводили с завязанными глазами в аппартаменты де Сент-Эньяна, и я писал фон. А художник, автор картины, работал с живой натурой, то бишь с Луизой де Лавальер.

– С обнаженной натурой, – проворчал Оливье.

– Вовсе нет, с чего вы взяли, барон? На портрете Луиза де Лавальер была в серебристом платье, а вовсе не в обнаженном виде! Я готов присягнуть, что это так! Я готов на Евангелии поклясться. Впрочем, я и платье писал: для меня они манекен приносили, а на манекене точь в точь такое же платье. Это чтобы не утомлять натуру. А сам Миньяр, придворная знаменитость, писал только лицо и руки Луизы. Работать приходилось порой и по ночам, то, что можно писать при искусственном освещении – Сент-Эньян торопил меня, а его торопил король. Подарок на день рождения мадемуазель.

– В таком случае, если вы по ночам работали над портретом, выходит, они отсутствовали в квартире Сент-Эньяна. Алиби, господа! И вот свидетель – Люк Куртуа.

– Разве вы не знали, что на портрете Луиза в красивом серебристом платье и вокруг цветы?

– Да никто из нас не видел королевский портрет.

– А кто видел-то? Сама Лавальер, король и де Сент-Эньян. А потом Рауль и принцесса Генриетта.

– Вы всех перечислили, господа Пираты: модель, заказчика, наперстника, соперника заказчика и соперницу модели, но забыли художника и негра, – заметил Люк.

– Черт возьми, простите, господин Люк. Не обижайтесь и поймите, что мы этой историей интересуемся не из простого любопытства. Наши юные друзья понимают и не проболтаются, не так ли?

– Понимаем, – сказал Шарль-Анри, – Но, как и ваш Двор, мы, услышав эту историю, решили, что портрет был какой-то неприличный…Словом, как заметил господин де Невиль, натура была обнаженной. Иначе с чего бы тогда виконту вызывать на дуэль г-на де Сент-Эньяна?

– И я по простоте душевной решил, было, что юная дева Лавальер была изображена в… естественном виде, – сказал Оливье, – Вроде как Диана де Пуатье в замке Фонтенбло или, там же две красотки в ванне – Габриэль Д'Эстре с сестрицей.* А, если она в серебристом платье – из-за чего с ума сходить?

…. * Картина под названием " Диана на охоте" является портретом Дианы де Пуатье, герцогини де Валантинуа и любовницы Генриха II. Король, безумно влюбленный, беспрестанно требовал от своих художников картин с изображением богини охоты Дианы и… желательно, в обнаженном виде.

Создатель картины – Антуан Карон / 1521-1599/. " Габиэлла Д'Эстре и ее сестра" – популярнейший сюжет эпохи – туалет дамы. Придавал портрету оттенок легкой эротики. Самым модным портретистом того времени был Франсуа Клуэ. Картины из королевской резиденции в Фонтенбло.

…

– Обычно пираты лишали девиц невинности, мы же, напротив, восстанавливаем невинность этой молодой особы. Я, впрочем, и раньше был уверен в этом, – заметил Гугенот.

– Замолчите лучше и никогда не произносите ее имя при Рауле, – сказал Серж, – Король никому ее не отдаст. И сейчас уже не имеет значения, спит Людовик с Лавальер или нет. Не имеет значения, в каком виде была изображена Лавальер на том портрете. Проехали, ясно?

– Не совсем, – сказал Шарль-Анри, – Утверждая столь категорично, что мадемуазель де Лавальер особа добродетельная / а я, признаться, узнав известную вам историю, считал ее самой обыкновенной придворной шлюхой / вы, господин де Монваллан, вносите сумятицу в мою доселе спокойную душу.

– Как так? – спросил Гугенот, – Вы-то тут при чем?

– Вот при чем, – сказал Шарль-Анри, – Я дрался с ее братом, Жаном де Лавальером. Правда, нас разняли. Преподаватели.

– Где? – спросил Гугенот, – Вот, Пираты, у нас растет достойная смена. Кто кого вызвал?

– Жан меня вызвал. Дело было так. Граф Д'Аржантейль, наш полковник, с Бофором и пышной свитой заявился в Блуа, где ваш покорный слуга учился в коллеже. Герцог куда-то смылся по своим делам, а я, проведав, что начинается такая интересная заваруха, решил сбежать на войну. Сказано – сделано. Графу я приглянулся. Короче, меня записали. Я и давай хвастаться перед Жаном. Жан тоже решил на войну податься. Граф сначала проникся, но, узнав его имя, отказал. Жан заявил, что будет ждать Бофора. Вскоре и Бофор явился. Помнится, был вечер, уже почти ночь. Бофор спросил, что мы хотим. Я-то свое дело уже уладил, и только сопровождал Жана. Вместе удобнее перелезать через стену коллежа. Мы часто удирали от святых отцов, но это между прочим. А Бофор сначала тоже склонился к тому, чтобы взять Жана на войну. Как только Жан назвал свою фамилию, герцог переглянулся с полковником. ''Лавальер?" – "Лавальер!'' Я-то понимал их переглядки, но ребята в коллеже скрывали от маркиза всю эту историю. Кому приятно узнать, что твоя сестра – шлюха, что она нарушила клятву, данную жениху и вовсю трахается с Его Величеством? Прошу прощения, благородные господа, но именно в такой форме до воспитанников католического коллежа в Блуа дошли придворные слухи. Мы боялись за Жана, понимаете? Он в состоянии аффекта мог и сестру заколоть, и на короля поднять руку, и с моста в Сену кинуться.