Полотно темных душ - Элейн Бергстром

– Внутреннее противоречие… – прошептал он. – Присоединяйся ко мне. Мы уничтожим его изнутри – это единственный способ покончить с теми, кто живет внутри Полотна.

– Мученическая смерть, – прошептал Ивар, одной рукой хватая юношу за руку, а другой сжимая стеклянный стержень в меховых ножнах. Вместе они начали читать заклинание, слова которого тонули в оглушительном шуме, поднятом тварями Полотна.

Когда они произнесли последнее слово, темные души вырвались на свободу, однако огненные стрелы, вылетевшие в тот же миг из руки Ивара, поражали их одну за другой своей колдовской силой и жаром пламени.

– Отец! – позвал Джонатан. – Отец, помоги мне!

Моргот увидел юношу стоящим на коленях. Ивар крепко держал его за руку, а Полотно жадно пожирало жизнь его единственного сына. С криком ярости Моргот прыгнул вперед, взмахнул над головой сжатыми кулаками. Он попытался оттолкнуть Ивара, попытался оторвать Ткань от тела сына, и Джонатан схватился за его сильные руки.

– Не дай мне погибнуть! – умолял он.

Джонатан рано себя выдал. Заметив выражение триумфа на лице сына, Моргот нахмурился и коротким движением освободился от вцепившихся в него пальцев Джонатана. По лицу его было видно – он понял, как Джонатан собирался использовать его любовь, чтобы предать его.

– Глупое дитя, – проговорил Моргот, отступая на шаг назад. – Не думай, что я так легко расстанусь с тобой и с твоей силой. Теперь ты будешь служить мне вечно!

Устремив к Джонатану пальцы обеих рук, он начал громко читать заклинание.

В арке крепостных ворот сверкнул серебристый мех. Маэв напала молча, стремительно, всеми четырьмя лапами ударив Моргота в спину. Волшебник не устоял на ногах и упал в объятия собственного сына. Увидев это, Ивар выпустил в Ткань последнюю молнию, и Полотно сомкнулось над ними.

Ткань отреагировала на попадание молнии так, как она реагировала на любое постороннее воздействие: она отразила заклятье на того, кто послал его, хотя этот кто-то был теперь в плену самой ткани. Моргот, Джонатан и Ивар оказались в самой середине огненного тайфуна, который Жон усилил, истратив на это остаток своих сил. Теперь он был уверен, что никто из них, в том числе и само Полотно, не уцелеет в жаркой топке волшебного урагана.

Когда Моргот умер, сгинуло и его могущество. Стражи попадали плашмя на вымощенный камнем двор крепости и, прикрывая глаза от жара и яркого света, накрыли головы капюшонами. Один лишь Доминик, более отважный, чем другие братья Ордена, осмелился приподнять голову, и только он увидел в самой середине бушующего пламени фигуру Джонатана, стоявшего на коленях и повелевающего смертоносной огненной стихией. Позади него стояла Лейт, поддерживая сына руками и пряча лицо в его пламенеющие волосы.

Эпилог

После ухода Моргота и Джонатана прошло довольно много времени, прежде чем Сондра поняла, что означали последние слова юноши.

– Вернись ко мне! – простонала она, опускаясь на колени. Она долго молилась о том, чтобы какое-нибудь чудо спасло его и ее, однако молитвы, хотя она и потратила на них несколько часов, были безнадежны и полны отчаяния.

Когда заклинание Моргота, державшее пещеру запертой, внезапно перестало действовать, Сондра кое-как вытерла слезы и поспешила в пещеру Ивара, чтобы спасти тех, кто там еще оставался. Поднявшись по ступенькам винтовой лестницы, они прошли через полуразвалившийся зал и остановились на пороге, глядя мутными глазами на то место, где когда-то стояли их дома, где когда-то жили их семьи.

Они оплакивали погибших.

Им негде было остановиться, кроме как в гостинице. Пятеро юношей и пять девушек из числа узников Моргота, которые были помолвлены между собой, отпраздновали свою свадьбу маленькой и грустной трапезой. Остальные подняли за их здоровье кубки с вином из облачных ягод, которое уцелело в кладовке, а затем все поужинали ветчиной из разрушенной коптильни. Никто из них не вспоминал прошлое; говорили только о будущем, о том, как весной они отвезут оставшееся вино в Виткаль и продадут, чтобы купить несколько коз и пустить их пастись на сочных лугах. Говорили они и о том, как заново отстроят свои дома, о детях, которые у них скоро родятся. Слушая их, Сондра думала о Жоне и старалась изо всех сил скрыть слезы.

Доминик, Андор, Гектор, Пето и Маттас присоединились к ним несколько дней спустя. После стольких лет, посвященных одной-единственной цели, Доминик выглядел растерянным и неуместным. Он сторонился людей и взялся в одиночку восстанавливать давильню, работая, когда позволяла погода. Пето, который был гораздо моложе и лучше приспосабливался к окружающему, почувствовал, как его тянет к Уилле, муж которой стал последней жертвой Моргота. Он утешал ее с таким нежным участием и терпением, что Сондра стала всерьез подозревать, что готовится еще одно обручение.

Андор, дядя Сондры, занялся своими привычными делами. Хотя он больше не смеялся как прежде, однако ему было уютно в пустоте знакомых комнат. Все это закончилось в один прекрасный день, когда в гостиницу как ни в чем не бывало вошла Маэв, вошла с таким видом, словно она была здесь только вчера. Ее прежняя красота вернулась к ней, и одета она была как всегда – в яркие цветастые одежды. С вызовом покосившись на Сондру, она достала из заплечного мешка лютню и стала на ней играть.

Жители деревни собрались вокруг нее, упрашивая спеть что-нибудь, расспрашивал о Келли и Виткале, и снова просили спеть. Когда в конце концов все слушатели разошлись по своим делам, с Маэв осталась только самая молоденькая девушка, Раиса. Сондра видела, как они долго говорили о чем-то и Маэв ласково отводила с лица Раисы капризный черный локон. – Ты ничего не скажешь Раисе? – спросила у Андора Сондра. Андор посмотрел на Маэв.

– Ее музыка прекрасна, – ответил он так, словно эти слова могли что-то изменить. В последующие дни он выглядел гораздо более счастливым, как будто душа его обрела необходимое равновесие.

Одна только Сондра не могла разделить оптимизм своих товарищей. Если бы она попрощалась с Джонатаном как следует, может, она смогла бы открыть свое сердце кому-нибудь другому, однако теперь она продолжала чувствовать себя опустошенной и одинокой.

С первой весенней оттепелью Сондра ушла из гостиницы и стала подниматься по тропе, ведущей к крепости, где ее любимый искупил свое злое прошлое, заплатив за это жизнью. Во дворе крепости, на куче почерневших камней, которые когда-то были часовней, она села на свой узелок и стала терпеливо ждать, пока его дух коснется ее.

От ударов волшебных сил стены крепости еще сильнее искрошились и осыпались. Разрушенные стены отбрасывали изломанные тени на плиты двора. По мере того как солнце клонилось к закату, эти тени удлинялись, соединяясь в одну. Сондра продолжала сидеть на руинах, не обращая внимания на надвигавшуюся тьму и на тварей, ее населяющих. Никогда еще она не чувствовала себя в большей безопасности.