Полотно темных душ - Элейн Бергстром

– Она жива, – прошептал Жон сквозь стиснутые зубы. – Она жива, – подтвердил голос Моргота.

Джонатан ударился всем телом о горячие прутья клетки и выкрикнул ее имя.

Между тем туман сгустился и опустился на землю между костром и Маэв. Медленно, очень медленно внутри него возникло тело Моргота. Колдун был одет в белые развевающиеся одежды, а бледная кожа мерцала, как хорошо отполированный металл. Лицо Моргота, обрамленное серебристо-белыми волосами, постоянно менялось, так что каждый из собравшихся, не видя его подлинных черт, оказывался лицом к лицу с существом, как две капли воды похожим на свою потаенную мечту: кто-то видел в Морготе мужчину, кто-то – прекрасную женщину, но каждый видел в нем что-то свое, неповторимое и неповторенное.

Толпа притихла, перестав повторять заклинания, и Маэв обернулась, чтобы посмотреть, что это отвлекло внимание толпы. Моргот, вытянув в ее сторону указательный палец, произнес обвиняющим тоном только одно слово:

– Лисица.

Крупная дрожь пробежала по телу Маэв, она вскрикнула от ярости и боли. В следующий миг она сорвала с лица маску, сдернула с рук перчатки, явив всем свое ужасное проклятье. Жители Линде отшатнулись, увидев ее загрубевшую желтую кожу, гноящиеся язвы, черный провал рта между распухшими губами и скрюченные, костлявые пальцы. Приказ Моргота обладал непреодолимой силой, и Маэв начала превращаться.

Кожа лица натянулась и разгладилась, и на какой-то краткий миг былая красота вернулась к Маэв, но уже в следующую секунду нос и нижняя часть ее лица стали удлиняться, вытягиваться вперед, нос заострился, а зубы и ногти стали расти и загибаться. Маэв сорвала одежду, и все увидели, что ее тело покрылось чудесным серебристым мехом, который ложился волнами на ее спину и грудь, продолжая расти и густеть.

Дочь Кези, стоявшая в первых рядах собравшихся, пронзительно закричала, указывая на Маэв. Кези толкнул дочь себе за спину и, сорвав с шеи амулет Ивара, бросился вперед, намереваясь разорвать ведьму на части. Несколько мужчин тоже сорвались со своих мест, и Маэв, преданная и испуганная большим количеством противников, вырвалась из круга и исчезла в темноте. Мужчины застыли на месте, устрашенные ее внезапным преображением, но Кези, сорвав с себя одежду, стал на глазах у всех превращаться в крупного волка. Опустившись на четвереньки, он помчался вслед за Маэв.

Как только Маэв начала изменять свой облик, мужчины, удерживавшие клетку Жона над огнем, попытались оттолкнуть ее в сторону, но вся их сила не могла сдвинуть клетку ни на фут. Тогда они выпустили из рук шесты, на которых висела клетка, но она не упала, продолжая висеть в воздухе. Длинными палками мужчины попробовали раскидать костер, однако какая-то сила, невидимая, но могущественная, окружила пылающий костер стеной, и их яростные удары не достигали цели. Растерявшиеся и испуганные, мужчины побросали палки и тоже выбежали из круга, ища спасения в толпе.

Когда в круге остались только отец и сын, Моргот медленно повернулся к Жону, который продолжал корчиться в муках над обжигающим пламенем костра.

– Если хочешь, можешь умереть сейчас, но тогда я возьму твою невесту и использую ее так, как я использовал твою мать. Я могу получить другого сына.

Джонатан не ответил, несмотря на то, что жгучая боль продолжала терзать его тело, а легкие задыхались от недостатка воздуха.

– Твоя смерть ничего не изменит и ничего не сможет предотвратить. Я уничтожу этот поселок, уничтожу Ткань и стариков, которые тебя воспитали. С тобой или без тебя моя армия будет освобождена.

Языки пламени поднялись выше, закрывая от Джонатана фигуру отца и безмолвствующую толпу сельчан. Он и не подозревал, что может быть так больно. Несмотря на жару, на его коже не появилось пока ни одного волдыря и волосы тоже не загорались. Отец умолял его добровольно согласиться служить ему. Если он откажется, то вместо него пустая оболочка, скорлупа, такая же, каким был когда-то Моргот, лишенная рассудка и воли и наделенная лишь рабской покорностью и нерассуждающей силой, станет творить суд и расправу по приказу его отца.

– Я делаю лишь то, что должен, – сказал Моргот. – И ты поступай так, как должен. Если ты еще хочешь быть моим союзником, покажи свою силу, покажи, что ты остаешься моим сыном. Освободи себя. Дай себе волю.

При этих словах Моргота языки пламени обвились вокруг запястий Джонатана, и цепи расплавились. Его руки были свободны, и Жон почувствовал, как к нему возвращаются когда-то заученные заклятья и магические формулы, как возвращается и растекается по членам былая сила, пробуждая в нем позабытые страсти.

– Покажи мне!

Ивар и Андор остались со Стражами, Сондра в плену у Моргота. Неужели легионы его отца разделяют его страшный голод? Неужели жители поселка станут для них всего лишь запасом продовольствия, скотом, предназначенным на убой? Джонатан посмотрел сквозь языки пламени прямо в глаза отцу. Медленно, но уверенно он прочел заклинание, которое уменьшило жар пламени, потом еще одно, которое сконцентрировало всю энергию пылающих в костре дров на том, чтобы расплавить замок клетки. Моргот тем временем опустил клетку на землю возле костра. Джонатан распахнул дверцу и распростерся на мерзлой земле. Никогда раньше прикосновение к холодному не действовало на него так успокаивающе.

– Возмездие! – донесся до него шепот Моргота, и Джонатан поднял голову.

Несмотря на то, что Джонатан только что продемонстрировал нечеловеческие возможности, толпа на площади не разбежалась в страхе, а осталась стоять все тем же плотным кольцом, окружая костер. Жон успел разглядеть, что лица стоявших в первом ряду выглядели счастливыми, на многих лицах застыло радостное ожидание. Моргот приблизился к толпе, и какая-то мать протянула ему годовалого ребенка, словно Моргот был священником, благословляющим свою паству.

Моргот дотронулся до лба младенца. Ребенок вздрогнул и умер, ни разу не всхлипнув. Его замороженный трупик так и остался в руках ничего не понявшей матери. Моргот поцеловал женщину, и ее мгновенно окоченевшее тело ударилось о землю с такой силой, что Джонатан услышал, как треснула замороженная плоть. Жители Линде, ставшие свидетелями ее страшной смерти, даже не пошевелились.

После этого Моргот убивал быстро, одну за другой повергая свои замороженные жертвы на землю. Жон хотел было протестующе крикнуть, применить какое-нибудь заклинание, чтобы остановить это бесшумное убийство, но Моргот держал его очень крепко, спеленав в паутине собственных ментальных сил, и вырваться из нее было невозможно.

По мере того как Моргот переходил от одной жертвы к следующей, незримая связь между ним и Джонатаном крепла. Джонатан почувствовал, как от отца к нему перетекает энергия, которой с каждой новой смертью становилось все больше. В конце этой бойни они станут всемогущими, и Жон сомневался, что даже трем ведьмам будет под силу справиться с ними.