Право на одиночество - Ника Соболева

Она молчала. Просто смотрела.

А потом подняла руку и прикоснулась холодными пальцами к моей щеке, потрогала волосы…

– Это ты, – наконец выдохнула Лика. – Я боялась, что ты мне только кажешься. Каждый день я видела тебя во сне.

– Правда? – я изумилась. Девочка кивнула.

– Лика… – я осторожно обняла ее, надеясь, что она не оттолкнет меня. Не оттолкнула. Уткнулась носом мне в ухо. – Ты простишь меня?

– Да, – она кивнула. – Я простила тебя в тот миг, когда увидела… Потому что все дни я мечтала только об этом – чтобы ты вернулась. Только больше не уходи. Никогда не уходи от нас. Нам с папой было очень больно.

– Обещаю, – я улыбнулась, прижимая к себе Лику. Максим с Лисенком, стоявшие рядом, тоже улыбались. – Я люблю тебя, – добавила я еле слышно, но Лика все равно услышала, и я почувствовала, как потеплели ее пальцы.

А потом она сказала:

– Я тоже тебя люблю.

В тот миг ветер донес до меня тихие слова: «Вечно? Ну да. Ведь я умру прежде, чем смогу закончить».

Сидя на заднем сиденье машины и прижимая к себе своих – теперь уже своих – девочек, я задремала. Все-таки бессонная ночь и огромное количество волнений давали о себе знать.

Во сне я шла по деревянным мосткам, присыпанным светло-желтым песком, навстречу обжигающему ветру. Вокруг меня, повинуясь его сильным порывам, качались деревья и колыхалась трава, а я все шла и шла вперед… не зная зачем, путаясь в белой как снег юбке, щурясь от солнца и жмуря глаза, когда в них попадал песок.

Спустя несколько минут, взойдя на маленькую деревянную площадку, я узнала это место. Мы были здесь с родителями в наше самое последнее лето – берег Балтийского моря, столь любимого мамой, Куршская коса… Море волновалось, как в тот самый день, бурлило прямо передо мной, серебристо-серое, отражая в себе солнце, стоящее в зените.

Они шли по берегу – медленно и неторопливо. Я никогда не видела их такими раньше. Молодые и счастливые, они держались за руки, двигаясь по кромке воды, босые. Мамины волосы развевались у нее за спиной, отчаянно кудрявые, а папина рубашка была расстегнута на груди, и сквозь слезы, застилающие глаза, я поняла, что наконец отпустила.

Отпустила их и саму себя, освободилась от чувства вины. И больше не буду вспоминать то утро и свои слова о праве на одиночество.

Они остановились прямо передо мной. Теперь им было немного за двадцать, как и мне сейчас. Они держались за руки и смотрели друг на друга – спокойно и радостно. Так, как смотрели при жизни…

А потом поцеловались. И я закрыла глаза, в последний раз почувствовав легкое прикосновение маминой руки к своей щеке, прилетевшее ко мне с ветром, и крепкое папино объятие.

– Наташа!

Лика и Лисенок теребили меня, и я с неохотой открыла глаза.

– Что?

– Ты смеялась, – объяснил Максим. Его счастливые глаза отражались в зеркале заднего вида. – Девочкам стало очень интересно, почему ты смеешься во сне.

Я посмотрела на Лисенка. Она глядела на меня с искренним, непосредственным любопытством. А Лика – с восторженным счастьем. Кажется, она только что заметила, что ее птичку я так и не сняла.

Я обняла их обеих, прижала к себе и поцеловала в макушки.

– Я смеялась над собственной глупостью, Максим. Только теперь я поняла, что мы не можем быть одинокими, пока существуют те, кого мы любим.

10 лет спустя

– Ну где же они? Где? Они должны были спуститься еще пять минут назад!

Так говорил светловолосый мужчина, нервно заламывая руки и вглядываясь в окна дома напротив.

– Успокойся, Антош. Ничего с ними не случилось. Потерпи еще немного. В конце концов, ты девять месяцев ждал, можно подождать и еще пять минут!

Антон посмотрел на стоявшую рядом с ним женщину. Она мягко и спокойно улыбалась, положив одну руку на свой большой живот. Он вздохнул.

– Пчелка, я понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Это ведь мой сын!

– Ага, – «пчелка» улыбнулась еще шире. – А вот и они!

Антон немедленно обернулся и с облегчением увидел спускающуюся по лестнице молодую девушку с толстой светло-русой косой. В руках она держала небольшой сверток. Рядом, поддерживая юную мать за талию, шли мужчина с серебристыми нитями седины в волосах и девушка лет двадцати с темно-русым хвостиком. Все трое улыбались.

– Вот я и стала бабушкой! – засмеялась женщина-пчелка, протягивая руки к ребенку. – Ты решила, как назовешь его, Лика?

Молодая мама зарделась и смущенно сказала:

– Александр Антонович…

– Санька, значит, – женщина кивнула, заглядывая в сверток. – Смотри, Антошка! На тебя похож.

Молодой отец встал рядом и впервые посмотрел в лицо своего маленького сына.

– Обалдеть можно…

Все заулыбались. Мужчина с полуседыми волосами распахнул дверцы машины и сказал:

– Давайте, садитесь. Там уже Лизхен с Маришкой и дедушкой Миром заждались всех.

– Терпения им явно не хватает, – вздохнула женщина-пчелка.

– Нашим близнецам всего семь, Наташ, откуда терпение? – засмеялся он, помогая Лике залезть в машину.

Наташа улыбнулась и перевела задумчивый взгляд на серый роддом. Пройдет два с половиной месяца, и она вновь вернется в эти стены, чтобы подарить своему мужу долгожданного сына.

И она точно знала, как его назовет.