Враг - Джулиан Мэй

– Нет-нет!

Он всплеснул руками.

– Мне же легче. – Монах поднялся и направился к двери. – Если надумаете, я готов.

– Почему бы вам не предложить ему?

– Я предлагал, три или четыре дня назад. После того, как стащил его черный комбинезон. Мне показалось, что именно с его помощью он летает по воздуху.

– Ну и?..

Брат Анатолий положил руку на щеколду.

– Бесполезное дело. Он не нуждается в комбинезоне, чтобы совершить d-переход. Этот наряд нужен ему только для того, чтобы не появиться в незнакомом месте в неприличном виде, так что пришлось вернуть. Марк сделал вид, что ничего не заметил.

Женщина рассмеялась.

– Так же, как он отреагировал и на ваше предложение исповедать его?..

Монах хихикнул и вышел из кухни.

5

– Я прошу вас пересмотреть решение, – сказал старик Каваи.

Древний, высохший японец стоял на ступеньках крыльца, ведущего в бывшую хижину мадам Гудериан, и держал на руках рыжую кошку. Та блаженно мурлыкала, а три маленьких котенка ползали по ступенькам, тыкались в голые ноги старика, беспомощно пищали. Два человека на верховых халиках стояли у хижины – лица их были едва видны в прохладном предутреннем полумраке.

– Ты единственный, кто все помнит, ты – живая история Скрытых Ручьев, и ты же решил остаться, Танданори-сан! – Пеопео Моксмокс Бурке – вождь Бурке, как его звали свободные люди из поселения, – сидел на халике, скрестив ноги. – В любой день фирвулаги могут захватить деревню. Не имеет значения, предупредил ли нас об этом Фитхарн Деревянная Нога или нет. Он-то настроен по отношению к нам дружески, но что он может один. Вспомни, как эти ублюдки разнесли форт Русти. Мы больше не можем доверять «маленькому народу». Шарн и Айфа столько раз лгали нам.

– Король и королева фирвулагов хотели бы разрушить все поселения в долине Мозеля, – согласился старый японец. – Их можно понять, мы представляем для них угрозу.

– Какую угрозу, старик! – в сердцах бросил Дени Джонсон. – В форте Русти погибли восемьдесят три человека, более двух сотен захвачено в плен. Их погубили через пару месяцев, с той поры нас постоянно выживают отсюда, сжигают поселение за поселением, что расположены в Вогезах. Кроме того, сколько ранено и пропало без вести. Этот перешеек, поросший лесом, расположен слишком близко от фирвулагов. Болота нас не спасут. Как только Шарн отдаст приказ, они навалятся на нас всем скопом. Теперь у нас мозги просветлели, и мы постараемся вовремя удрать от них. И ты тоже. Зачем помирать так бессмысленно? Никто не предлагает тебе участвовать в захвате Ронии. Ты можешь отправиться с караваном в Нионель. Там тоже живут свободные люди, они примут тебя.

– Нет, я не уйду, – ответил Каваи и спустил кошку с рук. – Я вполне понимаю, почему вы решили оставить эти места, но я не могу все бросить.

Вождь Бурке протянул старику огнестрельный карабин.

– Возьми хотя бы эту штуку, все-таки какая ни есть оборона.

Каваи отрицательно покачал головой:

– У вас и так мало оружия, вряд ли его хватит, чтобы напасть на Ронию. Если фирвулаги увидят, что я безоружен, они оставят меня в покое. На что им такой ветхий старикашка! Мне уже за восемьдесят, наполовину слепой, а всего богатства – дом, полный кошек. Нет, я остаюсь, присмотрю за хижиной, ведь она когда-то приютила нас. Когда это было?.. Ах, уже и не вспомнить. А в той стороне садик – я ухаживал за ним. Дорожки у меня всегда были чистые-чистые. А там мельница на протоке. Как я могу все бросить, когда сюда придут эти?.. Кто-то должен присмотреть за хозяйством. У меня тут еще козы остались, и несколько цыплят, и большой гусак – так и не захотел, дурак, лезть в корзину. Так что с пищей у меня порядок. Жалко гусака – сожрут ведь, поганцы, ему годков, наверное, столько же, сколько и мне… Ну куда я пойду, ребята? В Нионель?.. А вдруг все обойдется и сюда вновь вернутся люди, а я вот он. Тут как тут.

Наступило молчание, потом Дени Джонсон неожиданно громко прокашлялся, провел рукой по глазам.

– Ты, дед, словно песнь родному очагу поешь! Кончай, дед, а-а? Бог видит, как я хочу остаться. Если бы только можно было поверить в то, что будет мир. Но ты же слышал, о чем говорил Фитхарн?

Каваи нахмурился.

– И ты веришь сказкам насчет войны с Мраком?

– Старик, – ответил Дени, – я уже не знаю, во что еще можно верить. Есть только одна штука, в которой нельзя сомневаться. Я был дурак и не знал, как здорово петь себе на здоровье и зарабатывать этим на хлеб. Во-от с таким слоем масла… В Ковент-Гарден меня слушали с огромным удовольствием, я знал, что такое успех, дед! Сколько бы я дал, чтобы вернуться на сцену. Я мечтаю о своем времени. Я даже согласен намазать лицо краской и сыграть Яго, лишь бы только попасть туда.

Каваи поймал кошку за шиворот и взял на руки – та покорно и ловко устроилась у него на груди.

– Ну, умаку ики йо, ну, ребята. Удачи!

– Ладно, старик, давай сюда своего гусака, как-нибудь впихну его в корзинку Пепино.

– Не сходи с ума, Дени, – сказал Бурке, – нам еще караван догнать надо.

– Езжайте с Богом, ребята. Ну их, эти прощания, – согласился Каваи. Ни один мускул не дрогнул у него на лице.

– Двигай, Желтый Глаз, – обратился Бурке к Дени Джонсону, – а я дам дельный совет этому старому упрямому карасю.

Когда всадник скрылся в предрассветном тумане, Пеопео слез с халика и, упершись кулаками в бедра, встал перед миниатюрным дряхлым японцем. Лицо индейца, словно вырезанное из полированного красного дерева, изрезанное шрамами, оставалось бесстрастным, однако голос его дрогнул, когда он спросил старика:

– Может, передумаешь? Пожалуйста…

Японец посмотрел на вождя.

– Эта хижина до сих пор хранит ее дух. Он защитит меня.

– Она бы первая сказала, что надо уходить. Что только идиот может добровольно отдаться в руки врагов.

Кошка вновь спрыгнула с рук Каваи и поспешила схватить за шиворот котенка, начавшего охоту за прыгающей у крыльца жабой.

– Послушай, Пеопео Моксмокс. Я горжусь теми десятилетиями, которые провел здесь, в плиоцене. Я ни о чем не жалею. Я хотел быть поближе к природе, вот и поселился здесь. Да, вначале было трудно, страшно, сколько опасностей подстерегало нас, но сколько радостей я обрел в этом благодатном краю. Я никогда не рвался в вожди, как ты, например; мне всегда хотелось овладеть ремеслами, которыми занимались мои предки. Здесь, в деревне, я мастерил станки – ткацкие, точильные… Делал бумагу, глиняную посуду, сколько обувки сработал!.. Передавал свои навыки другим. Все было душевно, просто, по-человечески… Даже смерть мадам Анжелики и сестры Амери я пережил спокойно, понимал, – какой смысл спорить и сожалеть о тех, кто оказался на пути великого колеса превращений, кто волею судьбы сменил лик. Но теперь, Пеопео, я устал. Мы долгие годы близко дружили с тобой, а ты и не заметил, что я совсем обветшал – в чем только душа держится. А ты у нас еще орел, кому, как не тебе, вести племя. Я останусь здесь. Буду молить Просветленного, чтобы вам повезло и свободным людям удалось немного растрясти забитые оружием склады в Ронии. Раз уж вы решили, что оно вам необходимо для переговоров с королем, то дерзайте. Только логика здесь какая-то глупая: сначала ограбить его, а потом вступать в переговоры. Вы подумали о том, как он сможет сохранить лицо? Как ему, не уронив своего достоинства, войти с вами в контакт?.. Впрочем, теперь это уже не мои заботы. Это не для меня. Мое колесо жизни очертило полный круг. Я старался жить в соответствии с благородными истинами, теперь пришел мой черед испытать судьбу. Забудь о старом Каваи, если считаешь, что я глуп, раз испытываю желание окончить свои дни в том месте, которое так долго радовало меня, давало отдых, приют, надежду, дарило мысли.