Современный швейцарский детектив - Фридрих Глаузер

Я заглянул в свою записную книжку: в десять часов мне вновь предстоял визит к обезьянам, в опытно-исследовательскую лабораторию доктора Ляйбундгута, в половине двенадцатого надо вернуться сюда — придет начальник финансового отдела для портретной съемки по случаю двадцатипятилетнего юбилея его работы в концерне «Вольф». Между двумя и тремя пойду в актовый зал снимать собрание Швейцарского общества химиков-косметологов, а затем отправлюсь на объект номер 19 фотографировать контейнер для утилизованной стеклотары, ибо в нем, по утверждению позвонившего нам возмущенного мусоросборщика, находилось все что угодно, только не утилизованная стеклотара. Мне бы такие заботы! Ханс-Петер пообещал этому чудаку в ближайшем выпуске «Вольф-ньюс» опубликовать фотографию контейнера как обличительный материал. А кроме того, нужно еще снять два новых образца продукции нашего концерна. Ну и денек, творческая работенка, ничего не скажешь!

Прежде чем позвонить Фешу, чтобы признаться, что фотографий еще нет, мне нужно было подкрепиться. Я вышел в секретарскую комнату и приготовил себе растворимый кофе. Теперь на машинке стучала Бет, а Урси сидела на телефоне. Пока я искал пакетик со сливками в шкафчике под книжной полкой, мне удалось подслушать часть телефонного разговора, хотя Урси говорила непривычно тихо и лаконично. Нет, господину Боппу это неудобно, говорила она, нельзя ли зайти потом, например в четверг после карнавала. Да, через десять дней. Нет, отлет намечен на девятнадцатое марта.

Интересно, кто и куда улетает?

— Минуточку, господин доктор Пфлюги, — сказала Урси.

Пфлюги был одним из двух наших штатных врачей.

Урси нажала на кнопку переговорного устройства.

— Эдди?

В репродукторе раздался нетерпеливый голос Эдди:

— Да, в чем дело?

— У меня на проводе доктор Пфлюги. Ты не мог бы переключить разговор на себя?

— А поздней нельзя перезвонить?

— Нет, дело срочное… — Урси осеклась, робко взглянув на меня. Я подсел к столику посреди комнаты и изображая полнейшее безразличие, принялся помешивать кофе. — …Речь идет о прививках.

Эдди — прививки — отлет, если добавить сюда неуклюжую, а потому тем более привлекшую мое внимание попытку Урси скрыть от меня что-то, то получается следующее: Эдди отправляется в путешествие, для путешествия нужны прививки, значит, отправляется он куда-нибудь в тропики. Ах вот оно что — киносъемки в тропиках!

Урси тут же надела наушник и сделала вид, будто напряженно внимает диктофону, поэтому она, конечно, не расслышала мой невиннейшим тоном заданный вопрос, какая именно прививка понадобилась Эдди.

— Урси! — Я решил не отставать от нее. — Какая прививка понадобилась Эдди?

— Прививка от оспы. Отстань, мне нужно допечатать отчет!

Бет оттолкнулась в своем вертящемся стуле от стола:

— А еще от желтой лихорадки, тифа, столбняка, малярии и т. д. и т. п. Он улетает девятнадцатого в Верхнюю Вольту. Ты ведь это хотел узнать?

Еще как! Стало быть, фильм об исследованиях нашего концерна в области тропической медицины решено снимать там. Когда полгода тому назад разговоры об этом только начинались, я попросил и Эдди, и Виктора, чтобы меня назначили оператором съемочной группы и дали бы мне наконец возможность заняться тем, что официально считалось одной из моих обязанностей: «участие в киносъемках, производящихся за границей».

— Кто еще входит в группу?

— Меркер, оператором взяли Хорвата.

Меркер был одним из здешних кинопродюсеров, который по большей части процветал за счет заказов базельской химической промышленности, а Бенни Хорват считался одним из лучших швейцарских кинооператоров, и вообще он был хороший парень. Мы учились с ним на факультете кинематографии в цюрихской школе художественных ремесел, потом он работал помощником оператора на съемках рекламных фильмов; я же, пронищенствовав, как и он, два года, сбежал на штатную работу в концерн, где и тринадцатая зарплата, и выслуга лет. Теперь вот, благодаря своему бесспорному мастерству, Бенни добился успеха, стал модным профессионалом, несмотря на то, что был он человеком скромным, непритязательным. И заработает он на этих съемках в тропиках неплохо, я же буду по-прежнему снимать обезьян и финансистов.

В комнату пружинистым шагом вошел Виктор, он заглянул в свою корзиночку для почты и положил перед Урси две диктофонные пленки.

— Оба эти письма нужно отправить еще сегодня, Урси!

Затем он с упреком взглянул на меня — он не раз возражал против того, чтобы мы пили кофе в секретариате, правда, успеха его замечания не имели.

— Мартин, ты отнес фотографии доктору Фешу?

Я осторожно поставил пластмассовую чашку, вытер губы и только потом ответил:

— Нет.

Стрекот пишущей машинки Бет неожиданно оборвался. Виктор поглядел на меня сквозь толстенные стекла очков скорее удивленно, чем зло. Ей-богу, иногда он был ужасно похож на жабу.

— А почему?

Его не так-то просто было вывести из себя, он умел обуздывать свой валлисский темперамент; во всяком случае, я никогда еще не видел его разъяренным.

Правда, Бет однажды рассказала мне в порыве откровенности, что в постели он очень несдержан — рычит, стонет, вскрикивает, даже плачет. Хотя Виктору и было уже под сорок, но выглядел он атлетом, и, вероятно, он был неплохим любовником. Я поинтересовался у Бет насчет его физических кондиций, но она сочла мой вопрос пошлым.

— Фотографии оставили вчера вечером на входе у дежурного, но сегодня их там не оказалось.

— А куда же они подевались?

— Я бы и сам не прочь узнать это, Виктор. Может, в экспедиции.

— Что значит «может»? Ты проверил?

— Не могу же я потратить все утро на поиски.

— Зато, чтобы спокойно выпить кофе, время у тебя нашлось.

Он заставил меня все-таки оправдываться, а ведь это я собирался атаковать его из-за киносъемок в тропиках. Я попробовал укрепить свои позиции шуткой:

— После того, что я сейчас услышал, мне бы стоило выпить виски, а не кофе.

Но, похоже, шефа совершенно не интересовало, почему это мне захотелось выпить, он с недовольной миной двинулся к двери.

— Разыщи фотографии, Мартин, и поживей.

Я вскочил со стула.

— Слушай, Виктор! Плевал я на эти фотографии! Плевал я на обезьян, на финансиста, на помойку и на косметологов разом. Думаешь, мне нравится снимать эту ерунду, зная, что Эдди берет оператора со стороны, чтобы лететь в Африку и снимать там какого-нибудь подкупленного концерном коновала?

Виктор холодно посмотрел на меня — вероятно, я слишком уж «расплевался».

— Как же поручить тебе такую работу, если ты даже не можешь подготовить в срок простейших снимков?

— Если бы знать, что с ними…

Доктор Ляйбундгут, мужчина средних лет, со слегка желтоватой эспаньолкой, покачал продолговатой головой, снимая толстые кожаные перчатки, оберегавшие руки от обезьяньих укусов. Сегодня перчатки были не нужны, обезьяны лежали в клетках апатичные, не обращая внимания ни на меня, ни на мой аппарат.

— Ничего не понимаю. Обычно они прыгают как сумасшедшие, проявляют любопытство, увидев новые лица.

— Для меня-то это хорошо, а то скакали бы тут по клеткам.

По крайней мере можно было бы не сокращать выдержку. Однако врач оставался недоволен. Он сказал, что на читателей произведет неблагоприятное впечатление, если они увидят животных такими вялыми. Ну, читатели-то «Вольф-ньюс» все равно рассиропятся, когда увидят хорошенькую макаку с большими, вопрошающими глазами и двумя проводками, торчащими из черепушки. Долой ложную сентиментальность! Опыты на животных неизбежны, должны же мы на ком-то опробовать наши новые транквилизаторы, ибо, если до истечения срока патента на «рестенал» мы не выбросим на рынок такую же бомбу, пардон! — лекарство, то всем нам придется отправляться на городскую биржу труда. Мы ведь живем лишь за счет того, что мучимые стрессами горожане пичкают себя нашими успокоительными снадобьями, справляясь с тяготами своей повседневной профессиональной жизни, чтобы дотянуть до пенсии. Именно поэтому мы приветствуем планируемое концерном расширение психофармацевтического рынка в странах «третьего мира». Что толку в протестах отдела рекламной графики против новых рекламных проспектов «рестенала» («for those who can't соре»), которые рассылаются врачам на восток? Ведь надо же чем-то успокаивать вьетнамских или кампучийских беженцев, когда они возмущаются тем, что в лагерях жрать нечего. «Для тех, кто не хочет отставать!» — пусть это не самый удачный рекламный текст, пусть и оформление подкачало… Не все ли равно? Ведь если наши специалисты по маркетингу и торговые представители не смогут продавать «рестенал» в других странах, то все эти графики и художники из отдела рекламы первыми вылетят на улицу. Так что в следующий раз, ребята, хорошенько пошевелите мозгами, прежде чем выступать с протестами.