Смена климата - Наталья Игнатова

— Зачем? — спросил Хасан.

Он действительно не понял. Да и с неприятными собеседниками всегда был прямолинеен, не маневрировал, выбирая место для укола, рубил с размаху, как в сабельном бою.

«Затем, что это ты — мой Турок, — мог бы сказать Заноза. — А Ясаки слишком страшный, чтоб подпускать его слишком близко». Но, ясное дело, присутствие японца заставляло держать рот на замке.

— Чтобы не подпасть под чары, — объяснил за него Ясаки. — Это будет массовое воздействие.

— А, — Хасан кивнул. — Что ж, прогуляйтесь, мистер Ясаки.

Ясаки был здравомыслящим. В основном. Так же, как и Хасан, только Хасан был здравомыслящим всегда, без уточнений. И как любое существо, наделенное нормальным здравым смыслом, Ясаки все непонятное истолковывал наиболее разумным образом.

Никому в своем уме не придет в голову, что вампир может не опасаться подпасть под действие чар потому, что однажды пошел на это добровольно. Повод усомниться в здравомыслии Хасана, не вопрос, но только если не учитывать пару принципиальных моментов. Во-первых, Хасан знал, что воздействие временное, во-вторых, знал Занозу. Слагаемые можно поменять местами, сумма от этого не изменится.

Здесь, в Алаатире, Заноза впервые задумался, не знал ли Хасан еще и про то, что станет нечувствителен к ударам чар по площадям. Но отмел это подозрение. Оно означало, что уже тогда, во время вылазки в Мюррей-мэнор, Турок планировал побег из тийра и подготовился к их дальнейшему совместному существованию, включающему в себя еженощное зачарование несговорчивых джентльменов и леди, а у Хасана ничего подобного и в мыслях не было.

Так что иммунитет к ненаправленному воздействию стал приятным сюрпризом. Чары Турок по-прежнему чуял, ворчал, когда Заноза использовал их без предупреждения, но сам факт того, что он ворчал, значил, что с ним зачарование больше не работает. Что бы он там ни говорил. А он говорил, о, да. Молчун-то молчун, но если что-то не нравится, не преминет дать об этом знать в недвусмысленных выражениях, среди которых: «ненавижу, когда ты так делаешь!» — самое мягкое.

Додумался бы до такого Ясаки? Да ни в жизнь! Единственное, что он мог предположить — это то, что Хасан уже под чарами, и от новой дозы хуже не будет. Он так и подумал. Про Хасана вообще все так думали.

Про Ясаки, кстати, тоже.

Пора было перестать страдать фигней и заняться демоном. Полюбить его… Шайзе. Легко сказать!

Люди, отдавшие свободу в обмен на счастье взаимной зависимости. Онезим, превратившийся в чудовище. Франсуа, потерявший единственного и самого дорогого друга. Вампиры, уничтоженные только за то, что искали искупления грехов. Демон многое успел, во многом преуспел, у него можно было поучиться целеустремленности. И умению строить планы. И умению их реализовывать. И сам он, впадающий в ярость при малейшем намеке на сопротивление, сначала ломающий все вокруг, и лишь потом начинающий думать, как бы все починить, чтобы снова работало, был если не близок, то понятен.

Отвлекаясь от морали — а какая может быть мораль у того, кого нет? — парня было за что уважать. И было за что пожалеть. Все демоны — неудачники, такова уж их природа, такими их придумали. И, вообще, может, он леди, а вовсе не джентльмен? Демоны же одинаковые, в смысле… им же без разницы. Их не бывает.

Заноза так хорошо и ясно представил себе эту демоницу, злую, печальную, запутавшуюся — они испортили ей все планы, у нее все было так хорошо, а стало плохо и непонятно, и она уже убила всех, кого надо, сломала все, что могла, а лучше не стало — что даже устыдился зажженной сигареты. Погасил окурок в карманной пепельнице, извинился про себя, и надстроил на сочувствии, на естественном для любого мужчины стремлении помочь и защитить женщину, столько тепла, любви и понимания, сколько не то, что демоны, сколько и ангелы, наверное, никогда не видели.

Ну, а что? Ему не жалко. Для леди-то. У ангелов хотя бы другие ангелы в поддержку есть. А у демонов? Никого. Одиночество демонов могут понять только люди. Вот как эти, пришедшие сюда, нашедшие друг друга. Их спасительнице, их несчастной, потерянной покровительнице, тоже нужен кто-то, кто угодно, кто поймет и разделит ее одиночество, кто-то, кому она будет нужна…

«Что? Ты? Делаешь? — услышал он. Или… не услышал. Почуял? Ощутил? Не прозвучавшее, но сказанное. Не слова, но смыслы слов. — Я. Не. Нуждаюсь».

А еще демоны гордые.

Заноза улыбнулся. Конечно, она не нуждалась. Но хотела. Очень. А он не хуже живых знал, что такое одиночество. И так же как демоны, когда-то выбрал его добровольно. Ни разу не пожалел о выборе, но нескольких десятилетий хватило, чтобы сама мысль о том, как кто-то остается один, стала невыносимой.

Так ведь? Собственное одиночество приемлемо, однако от чужого больно настолько, что от жалости к одиноким душам, их хочется убивать.

Но эти люди, здесь, уже не одни. Зависимость друг от друга и привязанность друг к другу — вещи разные. Очень.

Заноза бросил взгляд на Хасана. Тот стоял неподвижно, как умеют только вампиры, смотрел мимо. Думать о том, на что он смотрит, было нельзя. И Заноза не стал.

«Так. Не. Будет».

Для превращенных в скульптуры людей, связанных кровью, сросшихся плотью? Да, для них не будет так, как для Хасана и Занозы. Ни для кого не бывает одинаково, уж это она должна была знать. Но как-то будет. Не так, как сейчас. Зависимые одиноки. Одиночество заканчивается лишь тогда, когда души остаются друг с другом добровольно. Она показала их друг другу, этих несчастных, готовых расстаться с жизнью ради того, чтоб быть кому-то нужными, она отдала их друг другу, самое время предоставить им выбор. Ведь ясно же, что ни один из них не захочет снова остаться один.

Когда используешь дайны убеждения, не обязательно верить в то, в чем убеждаешь, важно верить, что можешь убедить.

Такое простое правило…

Медленно, мягко, деревянная беседка распалась на составляющие. Без повреждений… кажется. Заноза принюхался, опасаясь ощутить запах крови, хотя какая может быть кровь, они все еще деревянные…

Живые.

Уже.

Ошеломление, изумление, непонимание накрыли на миг, сбили с толку. Счастья в эмоциях и близко не было. Его и не могло быть — как раз счастья-то эти бедняги и лишились.

Вспышка белого света справа, яркая, как молния.

Так быстро.

Никогда он не успевал за Хасаном. Никогда и не будет успевать. Турок убивал быстрее, чем он думал. Палома — свет, а скорость света всяко выше скорости прохождения нервных импульсов. Особенно — в мертвых нервах. Особенно в мертвых нервах парня, которого вообще нет.

Блин. Надо перестать думать! Привести людей в чувство. В реальность. Объяснить… как-то постараться объяснить, что мир не рухнул. Шайзе… как-то постараться самому это понять.