Серые братья - Том Шервуд

– О, благодарю! – Вениамин просиял. – Я сейчас же отправлюсь в архивы! Они здесь? В этом здании?

– Большей частью – здесь. В южном подвале.

– Прекрасно! И ты, Иероним, согласен до приезда Вадара выполнять за меня эту хлопотную работу?

– Ну, мы же друзья…

– От всего сердца – благодарю…

Иероним взглянул на одного из молодых инквизиторов и распорядился, взяв ключи от архивов, отвести туда папского назначенца. Инквизитор с аббатом ушли. Люпус пристально посмотрел на оставшихся.

– С этой минуты, – тихо и властно проговорил он, – заместителем главы трибунала называть, и считать, и объявлять любым приезжающим гостям, – аббата Солейля.

Марцел, и Гуфий, и ещё третий с ними, в знак послушания склонили головы и, прошелестев шёлком дорогих чёрных одежд, удалились.

Ожидая, пока в кабинете уберут следы трапезы, Люпус взволнованно ходил от стены к окну и обратно. «Едва не выдал себя! – укоризненно думал он. – Тень предупредила, что он назначен заместителем главы. Отчего же я так вскипел, когда увидал это назначение на бумаге? Неосмотрительно. Хорошо, что всё обошлось. Сам напросился в архивы – их там на несколько лет чтения. И посланники от Вадара, – те, что везут с собой яд – конечно, обрадуются. Самая естественная цель визита для приехавших из Ватикана – это архивы, а в них, в южном подвале – вот он вам, заместитель… Разумеется, нож ватиканские гости использовать не станут: удар ножом – это откровенное убийство. Смерть же от яда почти всегда объявляется следствием внезапной болезни. Но, как только гости отравят аббата – их нужно схватить. Затем, под страхом разоблачения, отправить обратно, поручив проделать то же самое с Вадаром – на тот случай, если мои первые посланники по какой-то причине не справятся. А эти – им Вадар доверяет. Как не доверять, если сам же их нанял? Да, и, кроме страха разоблачения нужно отсыпать им денег. Уж денег-то у меня… Мало. Мало, ещё и ещё нужно денег! Сегодня же отослать Марцела и Гуфия в провинции – искать зажиточных иудеев! И – что самое важное – нужно найти хотя бы одну настоящую ведьму, взамен этой, умершей. Такую, чтобы могла вызвать Тень. Две вещи нужны мне, только две: власть и бессмертие…»

Бунт

С грохотом откинулась дверь в кабинет главы трибунала. Сидящий за столом Иероним вздрогнул, вскинул голову. Стремительными шагами приблизился к столу аббат Вениамин Солейль и швырнул на стол кипу каких-то бумаг.

– Что с тобой? – с показной мягкостью, стараясь успокоить рванувшееся сердце, проговорил Люпус.

– Это… Это… – Вениамин задыхался. – … Протоколы нашего трибунала?!

Заместитель главы наклонился, вытянул руку (дрожат-таки, дрожат предательски пальцы), взял один из рассыпавшихся листов. Посмотрел.

– Да, – сказал он, недоумённо поднимая глаза на товарища, – это наши протоколы допросов. Что так взволновало тебя?

Вениамин схватил первый попавшийся лист и торопливо и громко стал читать вслух:

– Протокол допроса от… Присутствовали… Вот. «Обвиняемому сказали, что на него поступил донос и он должен покаяться в ереси. Обвиняемый сказал, что он честный христианин. Тогда сказали ему, что к нему применят пытку, и он ничего не ответил и стал плакать. Тогда сказали ему, чтобы он из любви к Богу покаялся. Он сказал, что ему не в чем каяться. Тогда приказали отвести его в комнату пыток и отвели».

Аббат опустил лист и посмотрел на Иеронима. Тот, откинувшись в кресле, спокойно слушал. Лицо его выражало непонимание.

– Обычный протокол обычного допроса, – осторожно, с выжидательной интонацией проговорил он.

– Обычный?! – вскрикнул аббат и, вскинув лист к глазам, стал снова громко читать: – «Тогда поместили его в растягивающий станок и закрепили руки в колодке, а к ногам привязали верёвку, намотанную на колесо.

И перед началом пытки со всей ласковостью увещевали его, чтобы он сказал правду. Но обвиняемый сказал, что он не знает, что от него хотят.

Тогда сказали палачам прикрутить верёвку, и прикрутили, и обвиняемый сказал «ох».

Тогда сказали ещё прикрутить верёвку, и прикрутили, и обвиняемый закричал. Ему сказали, чтобы он сказал правду, и он крикнул «скажите мне, что я должен сказать, и я всё скажу». Сказали ему, что он должен покаяться в ереси, и он крикнул «каюсь, каюсь, я еретик, отпустите». И сказали, что раскаявшийся должен назвать соучастников, но обвиняемый крикнул, что он не знает, кого называть.

Тогда сказали ещё прикрутить верёвку, и прикрутили, и обвиняемый закричал «спасите, силы небесные».

Тогда сказали ещё прикрутить верёвку, и прикрутили, и обвиняемый крикнул, что он называет соучастником одного мавра. Его спросили, в чём он готов уличить этого мавра, и он крикнул, что он не знает.

Тогда сказали ещё прикрутить верёвку, и прикрутили, и обвиняемый стал хрипеть.

Тогда немного отпустили верёвку и облили его из ковша водой. Обвиняемый громко стонал, и его ещё раз облили. Он сказал «смилуйтесь, господа инквизиторы, и убейте меня; – то, что вы делаете – невыносимо». Ему добрым голосом предложили назвать имя и место пребывания этого мавра, и обвиняемый сказал, что этого он не знает.

Тогда сказали сильно прикрутить верёвку, и прикрутили, и обвиняемый закричал «Иисус, Иисус, на помощь».

Тогда сказали ещё прикрутить верёвку, и прикрутили, и обвиняемый стал сильно и часто дрожать боками, и Ex consilio[31] определили, что внутри у него скачут бесы.

Тогда сказали ещё прикрутить верёвку, и прикрутили, но обвиняемый замолчал и не двигался, и изо рта у него вытекло немного крови, и он стал sicut cadaver[32]. И сказали отпустить верёвку, и врач, посмотрев, сказал, что он умер.

Ex consilio вынесли вердикт, что обвиняемый, сознательно упорствуя, довёл себя до смерти, чтобы избежать разоблачения, за что его следует признать несомненно виновным, а потому всё его имение и состояние передать в ведение казначея инквизиторского трибунала, а детей и потомков его до третьего колена, согласно закону, лишить наследства и гражданских прав.

В присутствии главы инквизиторского трибунала Сальвадоре Вадара и меня, секретаря Маркелино Гуфия.»

Аббат закончил читать, опустил лист и сквозь слёзы посмотрел на Иеронима.

– Это ты называешь обычным допросом? – шёпотом спросил он.

– Но что здесь такого? – глядя не мигая, в упор, взволнованно воскликнул Иероним. – Форма протокола утверждена Ватиканом, всё соответствует энцикликам Папы!

– Что такого?! – горестно воскликнул аббат. – Да ведь это протокол убийства, которые совершили работники трибунала! Никакого обвинения, – за что мучили этого человека? Никаких свидетелей, – где они? И всё поведение этого несчастного говорит о том, что он искренне не понимает, чего от него хотят! В чём его вина, которая объявлена доказанной? Уби нихиль – нихиль!![33]