Рождение державы - Александр Белый

– Э…

– Мои приказы не обсуждаются!

– Ясно, – ответили теперь уже угрюмо и вразнобой.

– Теперь ты, Славка. Скачи к гуляй-городу, передай мой приказ лейтенанту Ангелову. Знаешь такого?

– Да кто ж не знает.

– Пусть отправит на фланги нашего строя обе тачанки, огонь из минометов открывать только после нашего первого залпа, прекращение огня – мои скрещенные над головой руки. Повтори. – Парень повторил трижды, но незнакомые слова усвоил хорошо. – Все. Исполняй.

Управился он оперативно и вернулся буквально через четыре минуты. А следом быстрым ходом подвалили пулеметные фургоны и на флангах разворачивали задки.

Мои оппоненты собирались долго. Только через пятьдесят пять минут заскрипел на цепях мост и стали открываться ворота. Первыми на выгон перед замком начали выходить крылатые рыцари. Один, два, три… Насчитал ровно сто одного воина. Это была личная хоругвь его мосци князя Конецпольского. Все дворяне (а такое оснащение и вооружение могли себе позволить только богатые дворяне) оказались закованы в отличную пластинчатую броню, хорошо укрывающую руки и бедра. Шлемы были с козырьками и наушниками, точно такие же, как и у нас. Только у нас с гребешками, а у них – с хвостатыми султанами. А на спине к кирасе каждого были прикреплены орлиные крылья. Во время бега они издавали неприятный звук, пугающий лошадей противника, а также мешали накинуть аркан.

В течение последних ста лет польские гусары считались лучшими в Европе, а главное, непобедимыми конными подразделениями. Их приглашали на службу фактически все католические монархи. Впрочем, царь Московский тоже приглашал. Но особенно они заявили о себе как о непобедимых в период Тридцатилетней войны[42].

Увидел, как Антон стал рассматривать воинов в подзорную трубу. Раздвинул и свою, решил полюбопытствовать, есть ли там кто-нибудь из моих знакомцев.

Хорунжего с высоким белым султаном на шлеме, укрытого леопардовой шкурой, когда-то видел в Кракове, но лично знакомы не были. Мелькнуло еще несколько полузнакомых лиц, но никого близко не знал.

Следом за панцирным клином гусар пристроилась толпа – сотни две легкой конницы. Ох, ничего себе, сколько шляхты собралось! Казалось бы, крепость совсем небольшая, и где они там только размещались? Это же сколько ланов и помещичьих усадьб сегодня поменяют хозяев?!

В том, что будет именно так, нисколько не сомневался. Но волновался, конечно. Все-таки это наш первый бой. Нет, в боях мои ребята уже бывали. Даже оба вестовых казачка если еще не воевали, то крови все равно не боятся. В казацких семьях обычно выдают боевой нож и ставят руку «на удар» с шести лет – тренируют резать головы баранам.

Сейчас стоял на правом фланге рядом с фургоном и искоса бросал взгляды на своих лыцарей. Да, волнение было и на их лицах, но страха не видел, вели они себя в строю спокойно и уверенно. Лошадки вначале расслабились и все это время, склонив голову, разыскивали среди пожухлой травы зеленые побеги, сейчас же встрепенулись, подобрались, видно, почувствовали напряжение всадников, готовивших к бою собственную душу.

Хорунжий, который вывел вперед свою кобылу и толкал перед строем речь, положенное знамя в руках не держал. Таким образом, он выказывал своему противнику, то есть нам, пренебрежение, а шляхта ржала, держась за животы. Впрочем, хоругвь-то Конецпольских. Очень может быть, что для исполнения сего гнилого дела его мосць мог знамя и не выдать.

Мы действительно, если сравнивать с троекратно перевешивающим силой противником, внешне выглядели смешно. Но я верил в своих людей и свое оружие, точно так же, как они верили в меня. И выступать перед строем, что-то говорить мне тоже было не нужно, мы уже наговорились. Целый год готовились к этому дню, теперь наступил экзамен.

Казалось бы, пока они там смеются и базарят не по делу, их можно было бы накрыть, разбить и рассеять. Но с точки зрения рыцарского этикета это неправильно, мою фамилию станут полоскать на каждом углу. Нет, мы уже сделали свой ход, очередь за оппонентами.

И вот этот миг настал. Броневой клин ударил копытами и, сотрясая землю, нацелился пиками в середину нашего жиденького строя. Антон на полкорпуса выдвинулся вперед и стал ловить мой взгляд. Сегодня ударным кулаком будет командовать он. Я же, как правофланговый, пойду в тылу наступающей группы. Посмотрел на него, глубоко вдохнул, затем резко выдохнул воздух и кивнул.

– Внимание! Товарищи лыцарский корпус! – заорал он во всю глотку. – Ряды сдвой! К бою!

Вторая шеренга вклинилась в первую, и все развернули лошадей чуть правее. Все, кроме меня, вытащили из чехлов винтовки, щелкнули курками взвода и стали выбирать надвигающиеся цели. Никто не целился в середину, центр клина должен был лечь под перекрестным огнем пулеметов.

– Пулеметы! По четыре магазина! Лыцари! Полный магазин! – продолжил командовать Антон и на несколько секунд замолчал. Дистанция до противника двести пятьдесят метров, двести, сто пятьдесят! – Огонь!!!

Залп грянул нестройно. Молодцы ребята, значит, не просто нажали на курки, а стреляли прицельно. Одновременно, словно швейные машинки в ателье, застрочили пулеметы. Где-то над нашими головами, набрав самую верхнюю точку взлета, душераздирающе завыли мины. Наши лошади к этому привычны, а вот ваши – нет. Это вам не крылья гусарские.

Для самого хладнокровного воина семнадцатого века, не подготовленного к восприятию последствий действия моего оружия, сейчас на поле боя наступил сущий ад. Пули со стальными сердечниками прошивали кирасы и сметали гусар с седла. Передние лошади стали нырять головой вниз и на полном скаку опрокидываться на спину, всадники валились на землю и были затоптаны разогнавшимися задними лошадьми. Сквозь звуки стрельбы над полем боя слышались грохот падающего железа и крики отчаяния.

Часть лошадей от минометного воя взбесились, стали метаться из стороны в сторону. Даже татарочки моих вестовых дико ржали, припадали на передние ноги, а затем понесли в поле. При этом лица Паши и Славки, которые во время построения бронированного клина противника пытались демонстрировать невозмутимость смертников, после нашей стрельбы выглядели ужасно удивленными и испуганными.

За одну минуту прозвучало тысяча шестьсот пулеметно-винтовочных выстрелов. Весь фронт вражеского наступления оказался завален трупами и ранеными.

Данко тоже не спал. Минометный удар был нанесен по всем трем башням. Наиболее удачным оказался огонь левофлангового миномета, его четвертая мина вызвала очень мощный взрыв, видно, попала в бочонок с порохом. В результате половину башни разметало по округе, а часть стены, примыкавшая к ней, обрушилась в ров.

Правофланговый тоже неплохо поработал. Где-то на десятом выстреле жерло пушки, которая смотрела на подход к мосту, клюнуло вниз. И только из-за того, что зацепилась лафетом, который задрал хвост высоко в небо, она не слетела с башни.

Наиболее слабый расчет оказался на среднем миномете. Они швыряли мины и внутрь крепости, и под стену, но чаще всего в ров. В общем, совсем не туда, куда надо. Но швыряли очень быстро, мин выплюнули раза в два больше, чем прочие стволы. Хорошо, Данко перенес огонь всей батареи на центральную башню. Очень скоро надвратная пушка обрушилась вместе с воротами, а механизм подъема моста был разбит, даже натяжные цепи слетели.

Не дожидаясь, пока окончится минометный налет на башни противника, Антон, как только сам лично отстрелялся из винтовки, вбросил ее в чехол. Тут же правой рукой вытащил из ножен шашку, а левой – револьвер из кобуры. Шашкой завертел над головой, и мы сквозь шум и взрывы смогли разобрать его голос:

– Шашки наголо! В клин!

Все тут же повторили его манипуляции с оружием, вытащили и подняли вверх клинки. В это время откуда-то вернулись на взбрыкивающих лошадках Паша и Славка. Я крикнул им обоим: «Рядом со мной!» – и старшему вручил пику с родовым гербом.

– Марш-марш! – раздался крик Антона, и мы тронулись вперед на хаотически мечущуюся толпу противника, постепенно набирая ход. Центр шеренги пошел прямо, а фланги – наискосок, на сближение друг с другом. И уже на двадцатом скачке лошади меня с вестовыми плотно зажали внутри коробочки ударного клина.

Пройдя краем мимо горы трупов и агонизирующих тел некогда великолепных воинов и прекраснейших лошадей, мы врезались в деморализованную толпу противника, как горячий нож в масло. Лично мне достался всего один легкий конник, которого просто снял из револьвера, а также раненый, но яростный латный рыцарь, который пытался достать знаменосца Пашу длинным кончаром. Его я заколол шпагой. Больше мне повеселиться не удалось. Не дали.

Заметил еще действия моего вестового Славки. Тот как-то смог пробиться к безумно вопящему шляхтичу и взмахнул сабелькой. И не просто взмахнул, а отработал по шее наискосок всем корпусом. Голова его противника откинулась на спину, а из глубокой раны хлынул целый фонтан крови. При этом Славка оскалил зубы и что-то азартно закричал. Вот такие у нас ныне малолетние казачки.