Рождение державы - Александр Белый

Освоение правобережья Днепра началось с конца прошлого тысячелетия, когда киевские князья частично вытеснили из этих мест дикие кочевые племена. Но во времена идиотских междоусобиц двенадцатого века потомки того самого, который высадился из дракара на этом берегу и сказал: «Это моя земля!» – полностью растеряли свою силу и влияние. А выпавшее из слабых рук богатство захватило одно из самых могущественных на то время европейских государств – Великое княжество Литовское.

Какие войны здесь велись! Какие интриги плелись, чтобы обладать этими богатствами! Начав захватническую экспансию в начале тринадцатого века, за сто лет Литва покорила жителей этих мест и дошла до самых диких земель Южного Буга, лезть за который не стала: там начиналась сфера интересов Королевства Польского.

В дальнейшем вековом противостоянии с Тевтонским орденом, Псковом, Москвой и Золотой Ордой Литва стала терять свои позиции несокрушимого государства. Поэтому в тысяча триста восемьдесят пятом году великий князь Ягайло сделал довольно умный, но ненавистный для всего православия шаг: принял католичество, перекрестил Литву, женился на наследнице польского престола Ядвиге и стал одновременно и королем Польским, и Великим князем Литовским.

Не буду вдаваться в подробности и излагать свои сведения о прошлом и будущем, но это позволило Литве сохранить мощь государства, в Грюнвальдском сражении разгромить Тевтонский орден и присоединить огромные территории Дикого поля. С другой стороны, это же положило начало ручейку, по которому многие возмущенные и не принявшие католицизм Гедеминовичи вместе с вассальной шляхтой стали отходить к православной Москве. А некоторые из них – вместе с землями.

Ничто не вечно под луной, умер Ягайло, и на польский престол взошли Ягеллоны. Ярчайший их представитель, король Казимир, сумел договориться с великим князем Московским Василием Вторым о разделе сфер политического влияния. При этом Москва поступилась Псковом, но к зоне ее интересов отошел Новгород.

Псков, правда, так и не поддался давлению польской короны, и вообще начиная с тысяча двести сорок второго года на протяжении почти семисот лет за его стены не вошел ни один вражеский солдат. Но другие политические приобретения Ягеллонов переоценить трудно. За последующие полсотни лет их влияние распространилось на Чехию, Венгрию, Литву, а Пруссия и Молдавское княжество стали вассалами Польши.

По завещанию Казимира его дети и внуки еще более сблизили родственные государства, что способствовало возникновению в тысяча пятьсот шестьдесят девятом году на территории Литвы, Беларуси, Украины и Польши федерации Польского королевства и Великого княжества Литовского. Новое государственное образование назвали Речь Посполитая.

Именно с этого времени на протяжении двухсот двадцати шести лет эти благодатные земли находились под влиянием польской короны, именно их направо и налево стали раздавать шляхте короли, закрепощая ранее свободных и полусвободных крестьян. Последующие сто двадцать лет, начиная с тысяча семьсот девяносто пятого года, они входили в состав Российской империи, затем семьдесят четыре года, начиная с тысяча девятьсот семнадцатого, были территорией СССР.

Лично мне запомнились слова деда из той жизни, он говорил так: «Не знаю, как наша несчастная земля чувствовала себя во времена раннего Средневековья, но за последние пятьсот лет она дышала счастливо и родила благодатно на протяжении всего лишь двадцати пяти лет, начиная с тысяча девятьсот шестого кончая тысяча девятьсот тридцать первым. Лишь в этот период ее нежил и голубил свободный от феодального и государственного рабства хозяин». К счастью, старенькому деду не довелось увидеть, во что эта несчастная земля превратилась потом, после тысяча девятьсот девяносто первого года.

Да, что касается последних двадцати лет самостийной украинской государственности, то земли эти захирели. И пока новоявленные «князья» решали, дать ей хозяина или не дать, кого дать, мужика Ваську или лично себя, одна ее часть поросла бурьяном, а вторая – эксплуатировалась беспощадно. На ней постоянно выращивали культуры, после которых рожать земле больше не захочется и будет она истощена на многие годы.

Находясь сознанием в этом времени и владея вопросами современных методов землеустройства, а также имея знания о развитии общественных отношений в будущем, решил для своих земель раз и навсегда: хозяину быть. И не абстрактному, отрабатывающему трудодни, а натуральному. И кто бы что ни говорил об эффективности укрупненного коллективного сельского хозяйства, почему-то передовые страны мира за двадцать веков не пошли по этому пути и глупых экспериментов над своим народом ставить не пожелали. Вот и я не буду.

Говорят, Америку покорили с винтовкой в руках пахарь и пастух или, как их там называют, фермер и ковбой. Оглянувшись на растянувшуюся в добрый километр змею каравана, внимательно вглядевшись в повеселевшие лица обвыкшей в пути, жаждущей новизны ощущений и новой жизни молодежи, как казацкой, так и крестьянской, понял точно: мы покорим не только Америку.

Путешествие наше было спокойным, проходило без каких-либо эксцессов. По нескольку раз в день тренировали возниц в быстрой постройке гуляй-города. Несмотря на то что это дело в пути задерживало, посчитал такие тренировки необходимыми, мало ли что в дороге может случиться.

У Кривой балки, что в Уманском повете, именно там, где это ранее планировалось, к каравану присоединился Антон, который отпрашивался на побывку в Полесье для решения некоторых своих вопросов. Да не один, а с десятком всадников на прекрасных верховых лошадях, не хуже, чем те, которые шли под седлом у наших лыцарей. Двое из всадников оказались самыми натуральными девчонками лет пятнадцати-шестнадцати, одетыми в мужскую шляхетскую одежду.

– Сир, разрешите представить мою жену Алесю, – показал он на старшенькую. У девчонки из-под шапки выпала длинная пшеничная коса, она втянула голову в плечи и ужасно покраснела. Как потом выяснилось, оказалась младшей сестрой когда-то зарубленной феодалом первой супруги Антона. А вторая, которую звали Марусей, была его сестрой.

– Княгиня, княжна, – повернулся я к Любке и Таньке, – возьмите казачек под свое покровительство.

Танька едва заметно дернула уголком губ, мол, им до казачек, как отсюда до Киева раком, но, взглянув в мои строгие глаза, поступила, как воспитанная аристократка. Улыбнулась и пригласила с собой:

– Вон все наши девчонки, – махнула рукой в сторону верховых казачек, – поехали с нами.

– Да не бойтесь, – добавила Любка. – Здесь вас никто в обиду не даст, а с нами вам будет интересно.

Когда они отъехали, кивнул на разношерстно одетых пацанов, которые были словно не в своей тарелке:

– А это что за крестьяне?

– Все они мои родственники, сир, а крестьянами они раньше были, теперь же я их вымазал в крови с ног до ушей. Учить тоже сам буду, и грамоте, и военному делу. Поверьте, сир, изменив свою рабскую жизнь, они станут вашими самыми преданными собаками.

– А лошадки эти взяты там же, где вы веселились?

– Да, сир.

– Хорошо. Поставь их в строй сразу же за латной хоругвью. А сам будь рядом со мной, – оглянулся на застывший караван и, взмахнув рукой, дал команду двигаться вперед.

Поля были убраны и на дороге часто встречались группки крестьян с узелками в руках, бредущих на прощу в Киевскую лавру. Верхом и в экипажах проезжали шляхтичи, иногда с дамами. Многие из них были знакомы если не со мной лично, то с покойным отцом точно. И когда спрашивали о планах, всем говорил одно и то же – переселяюсь в Новый Свет на выкупленные земли французской короны. Никому не нужно было знать правду по крайней мере ближайшие двадцать лет.

Во время организации ночевок ни один земельный собственник претензий не выставлял. Даже наоборот, все подъезжали с кувшином доброго вина, посмотреть да послушать, дважды даже целыми семьями, с пани и панночками. Клуба с кином-то нету! Тем более что информация о моих планах и направлении движения опередила караван суток на трое. Вот вид моих лыцарей и был настоящим фильмом.

Замок шурина моего врага увидели к полудню четвертого дня. Крепость оказалась построена из кирпича-сырца, имела эллиптическую форму, три оборонительные башни, одну прямоугольную надвратную и две круглые, расположенные по краям вытянутого эллипса. Видно, строилась лет триста назад, так как с такой ее формой фланговый орудийный огонь по нападающим вдоль стен был фактически невозможен. Да и пушечки стояли ерундовые, впрочем, для установки орудий эти башни и не предусматривались.

То, что нас здесь ожидали, было видно еще на подходе. Крепостная деревня, через которую шли, оказалась безлюдной. Не то что стариков на лавочках не видать, даже ни одна корова не мукнула. Ворота замка плотно заперли, а мост подняли. И когда дозорный подъехал и доложил, что со стен слышал смех и нелицеприятные высказывания в мой адрес, стало совершенно ясно, что разобраться с Собакевичем не дадут, даже провести Божий суд не позволят. Будут конкретно провоцировать на нападение, что развяжет им руки и они получат возможность «воздать по заслугам». Значит, полностью уверены, что смогут разбить мое войско, пленить народ, а имущество поделить.