Ричард Длинные Руки — курфюрст - Гай Орловский

Они все молчали, только из расположения лагеря донесся конский храп, словно только конь осмелился выразить свое отношение к моему рассказу.

Я смотрел гордо и уверенно, как Аттила на Париж, а барон Саммерсет спросил тихохонько, даже оглянулся по сторонам, чтоб никто не услышал:

— А когда нам ждать… Божьего знака?

— Боюсь, — сказал я, — это случится в самое неподходящее для вас время. Говорят, вы поспать любите?

Он отшатнулся.

— Я? Да меня Господь наделил способностью не спать по неделе!.. Правда, потом отсыпаюсь столько же, но это совсем другое дело.

— Другое, — согласился я. — А еще можно отсыпаться заранее, в запас. В общем, если я верно понял Божий знак, стены сего блудного… заблудного… в общем, нечестивого и обреченного на гибель Иерихона рухнут перед самым рассветом.

— Когда самый крепкий сон, — сказал сзади сэр Клемент, он жадно прислушивался, — это хорошо, Господь тоже, оказывается, знает, когда лучшее время для штурма.

— А с какой стороны? — спросил барон Саммерсет. — А то город велик, стены этой несколько миль! Пока объедешь на ту сторону, любой пролом заделают.

— С нашей, — твердо сказал я. — Вы полагаете, Господь не видит, где мы? Ориентир у нас четкий: вышли из Леса Эльфов, а дальше мчались по прямой. Даже вы не промахнетесь, а почему Господь ударит не туда?

— По рассеянности, — ответил барон благочестиво. — Господь всегда в творении, неужто он только о нас и должен думать?

— Господь даже о каждом муравье думает, — заверил я твердо. — Вот он такой всевидящий!

Он усомнился.

— О каждом муравье?.. Их же сколько… А о мухах?

— О мухах не думает, — отрезал я. — Не Божье это дело, о каждой мухе думать или какой-нибудь мерзкой гусенице!

В лагере уже разожгли костры, прятаться нет смысла, на стенах города черно от народу, обсели, как вороны, никто ничего не поймет, кто мы и откуда, все знамена я велел свернуть еще на землях Армландии, а вот так предположить, что мы враги, в городе если и решаются, то не уверены…

Я некоторое время поворачивал эту мысль так и этак, но теперь поздно, это можно бы раньше как-то мимикрировать под войско герцога и войти в город, но теперь придется ломиться с большой кровью для обеих сторон…

Глава 12

Сэр Клемент, который Фицджеральд и прибыл от барона де Пусэ, громко и властно отдавал приказы, что выполняются бегом, мне это как теплым маслом по сердцу, окружают его такие же суровые и поджарые воины с голодными глазами.

Я на арбогастре подъехал ближе, он увидел меня и тут же преклонил колено. Его воины сделали то же самое, что мне понравилось еще больше.

— Встаньте, — сказал я медоточиво, — мы же не в дворце, а в походе. Сэр Клемент, вы обронили как-то, что знакомы с прямыми атаками и рейдами в тыл противника?

Он поднялся, прямо посмотрел мне в глаза, стараясь понять, чего я могу потребовать.

— Я несколько лет командовал объединениями, — сказал он, — что выполняли самостоятельные задачи.

Я кивнул.

— Прекрасно. Это я и хотел, чтобы вы повторили. Похоже, для вас будет особое задание.

Он выпрямился так, что затрещали позвонки.

— Ваша светлость! Только прикажите.

— Сэр Клемент, — сказал я значительно, — задание будет особым, а это значит, что очень важным.

— Ваша светлость!

— От его выполнения, — сообщил я, — будет зависеть очень многое для всех, а для вас… в особенности.

— Ваша светлость?

— Как продвижение по лестнице титулов, — пояснил я, — так и размеры пожалованной вам земли.

Его глаза вспыхнули голодным блеском.

— Ваша светлость, только прикажите!

— Когда ворвемся в город, — сказал я и, заметив недоверие на его лице, сказал настойчиво, — а мы ворвемся… ладно, скажем так, если ворвемся в город, ваша задача будет прорваться со своим отрядом в королевский дворец, не ввязываясь ни в какие стычки. И даже не хватая добычу, пусть даже само полезет в руки! Но если выполните задание, добыча у вас будет такая, о какой и не мечтали, вы меня поняли? А вот если не сумеете… то потеряете и то, что у вас есть. Это, надеюсь, поняли тоже.

Он медленно наклонил голову.

— Ваша светлость… Что я должен сделать?

— Ворваться во дворец, — сказал я. — Королевский дворец. У вас, как я заметил, прекрасная выучка, но люди не обременены благородным происхождением?.. Нет-нет, не смущайтесь, у каждого в обществе своя роль и свое предназначение. То, что я вам поручаю, я не рискнул бы доверить рыцарям из знатных дворянских родов.

— Ваша светлость, располагайте мною и моими людьми!

Я кивнул и сказал уже тише:

— Вы должны ворваться в королевский дворец… и сделать так, чтобы никогда больше… повторяю, никогда больше!.. не возникало ни малейшей угрозы со стороны наследников и родственников короля Гиллеберда. Чтоб не осталось претендентов на трон, на земли… Вы меня поняли?

Он подтянулся, повеселел, задание жестокое и кровавое, но предельно ясное, мудрое, и для него, битого жизнью и видавшего виды, правильное, как бы к этому потом ни отнеслись молодые и благородные рыцари.

— Все сделаю, — заверил он.

— И еще, — уточнил я. — Это ваше особое задание. О нем знаете только вы, ясно?

— Да, ваша светлость! Все сделаю.

— Своим людям, — закончил я, — можете сообщить о нем только перед самим дворцом.

Он смотрел мне в глаза твердо и сурово.

— Ваша светлость… если позволите сказать… это очень правильное решение, ваша светлость.

— Позволю, — сказал я благосклонно и, толкнув коня коленом, послал его дальше.

С вечера воздух еще теплый, прогретый, однако в полночь я проснулся, с севера подул резкий колючий ветер, костры начало разметывать, покатились угольки, дым пошел по всему лагерю. Часовые спешно затаптывали угольки, а костры ограждали камешками.

Полумесяц изредка выглядывает из-за лохматых туч, они плывут стремительно, будто темные льдины с рваными краями при бурном половодье. Темные деревья тревожно шумят, вскрикивают разбуженные птицы.

Я подумал вяло, что утром увидим выброшенных ветром из гнезд беспомощных птенчиков.

После полуночи устало умолкли сверчки и болотные жабы, половинка луны плывет над горизонтом неторопливо, часто ныряет за верхушки деревьев.

Я лежал, глядя в ночное небо, а когда над горизонтом поднялась яркая утренняя звезда, именуемая Люцифером, сбросил с себя лапу Бобика, он еще и голову положил на мою руку, то-то занемела, будто всю ночь наковальню на себе держал.

Часовой подбросил в огонь сухих веток, вскочил.