Зощенко - Валерий Попов

Лидия Чалова вспоминает:

«Все первые дни после публикации постановления ЦК начинались для меня так. Прихожу на работу и тут же слышу: “Зощенко застрелился!” Сломя голову бегу на канал Грибоедова. Он сам открывает дверь… Слава Богу!.. На следующее утро: “Сегодня ночью забрали Михаила Михайловича!” Снова бегу… Нет, к счастью, опять ложная тревога. Но он говорит, что вообще-то ждет ареста не сегодня, так завтра…

Возвратившись в Ленинград, я жила у родителей, и Михаил Михайлович почти каждое воскресенье приходил к нам обедать. Ждали мы его и 25 августа (то был первый воскресный день после напечатанного в “Правде” постановления), а он все не шел и не шел. Тогда отец попросил меня позвонить ему и сказать, что без него мы за стол не сядем. Я позвонила, Михаил Михайлович вскоре пришел, и с того дня мне ни разу уже не потребовалось делать ему “дополнительное приглашение”. Он знал, когда мы садимся за стол, и всегда появлялся точно ко времени».

Рядом с Зощенко были люди, пытавшиеся ему помочь. Он этого заслуживал.

ИСПОЛНИТЕЛЬ

Выбор Андрея Александровича Жданова на роль «главного обвинителя» был не случаен. К тому времени он уже «повысился» за свои заслуги до Москвы, но всю войну руководил Ленинградом: был первым секретарем Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), председателем Чрезвычайной комиссии по вопросам обороны Ленинграда, членом Военного совета Главного командования войск Северо-западного направления. То есть Михаилу Зощенко был противопоставлен человек не случайный, ленинградцам известный. Человек большой, заслуженный — человеку ничтожному, мизерному. Вот — Жданов, успешно руководивший жизнью нашего города в трудную пору. И вот — Зощенко, покинувший город, отсидевшийся в эвакуации, сочинивший там вредную книгу и продолжающий в том же духе.

Помню, в сороковые годы я увидел портрет Жданова на листке отрывного календаря и почему-то запомнил: солидный, упитанный, с усиками, похожий на остальных вождей.

Потом, в перестройку, в популярнейшем тогда «Огоньке» появилась очередная «сенсация», сразившая всех нас статья «Ждановская жидкость». Оказывается, ждановская жидкость употреблялась еще до революции, чтобы перебить запах покойника. Далее — перечислялись все жертвы Жданова.

Из опубликованных тогда же мемуаров Светланы Аллилуевой, дочери Сталина, уехавшей на Запад, мы узнали, что в юношеские годы в Кремле она ходила в гости в семью Ждановых, дружила с их сыном. Папа Сталин ее расспрашивал, как Ждановы живут, и огорчался, что в их доме присутствует буржуазная «тяга к роскоши».

Да — Жданов был не из «босяков», вырос в семье старого воспитания, отец его был инспектором народных училищ. Из воспоминаний одной старой партийки, работавшей в Смольном, мы узнаём, что именно Жданов приказал им «одеваться прилично», а мужчинам носить костюм и галстук… И вообще — был культурный, воспитанный человек. Семья была музыкальная — и Жданов великолепно играл на фортепьяно, любил классику.

Биографы писали о том, как Жданов любил ранние произведения Шостаковича, полные «светлой романтики», и как его огорчали формалистические сочинения композитора, и как Жданов, легко наигрывая с нот самые изощренные вещи Шостаковича, профессионально критиковал их.

Роль Жданова в годы блокады рисовалась по-разному. В 1990-е неоднократно писали о том, что он, когда горожане умирали от голода, ел ромовые бабы и заставлял себя играть в теннис, чтобы не растолстеть.

Однако в то, что он безответственно относился к своей работе, из-за чего выросло количество жертв блокады, — верится не очень. Безусловно — плохого организатора Сталин на этом месте не потерпел бы. Жданов вполне соответствовал требованиям, предъявляемым к советскому крупному начальнику. И при этом, конечно, был «солдатом партии» и действовал «по уставу». Вряд ли полная блокада и все, что случилось, входили в их планы. Тут надо винить гитлеровских стратегов, стремительно замкнувших кольцо вокруг города. Дальше Жданов действовал по тем законам, которые советское руководство считало правильными. «Город не сдается!» — это было основной задачей. Изможденные люди, дети в холодных цехах, работавшие, как взрослые, подставлявшие себе ящик, чтобы достать до станка, и — вытачивавшие снаряды. Такая хроника показывалась не раз — с гордостью, под патетическую музыку Шостаковича. Город не сдавался, работал на победу! Тогда этим гордились. Во всяком случае, этим принято было гордиться. Иных «сценариев» тогда не признавали. Помню фильм «Как закалялась сталь». В невероятных условиях, в голоде и холоде, герои строят узкоколейку, чтобы привезти из леса в замерзающий город дрова. И вот — вагончик поехал. Измученные, но счастливые лица героев…

И Жданов, безусловно, руководил в тех же традициях: людей, оказавшихся в невыносимых условиях, поднимать на подвиги. Так и куются герои, вера в непобедимость наших людей!

Даниил Гранин в книге, вышедшей уже в наши дни, пишет, что на фронте Жданова не любили, потому как он не появлялся на передовой. Но другие очевидцы вспоминают, что когда по замерзшей Ладоге пришел первый грузовик — именно Жданов бросился к водителю и стал его обнимать. Теперь все чаще пишут о том, что никаким «оргиям обжорства» Жданов не предавался, поскольку был диабетик. Питался, конечно, лучше, чем рядовые ленинградцы, но — строго по партийным нормам. Спал порой прямо в кабинете, работая допоздна. И действительно, чтобы в замерзающем городе не исчезал «пульс» — нужно было многое делать, держать в голове сотни проблем и быстро, без долгих разговоров, решать. Один летчик вспоминает, как он приехал с аэродрома с заданием — сделать передвижные станции ремонта авиатехники — и Жданов в застывшем, казалось, городе нашел и автобусы, и оборудование, и бензин. Нельзя не верить очевидцам, бывшим с ним рядом, написавшим, что Жданов, старый «сердечник», на ногах перенес инфаркт. Пишут, что Сталин вызвал Жданова во время блокады в Москву, поблагодарил его и даже обнял. «Инфаркт, перенесенный на ногах», безусловно, украшал образ настоящего большевика. И других образов тогда и быть не могло!

То есть — по их, большевиков, правилам — Жданов действовал безупречно. И во многом благодаря его усилиям Ленинград устоял. Как всегда у нас в экстремальных ситуациях подтверждение необыкновенно высокого духа именно советских людей, в отличие от людей прочих, значит гораздо больше, чем жизнь (и смерть) отдельных граждан.

А Зощенко, с его постоянной иронией, неуправляемым инакомыслием (написать во время войны книгу черт знает о чем!) раздражал.

И вот — Жданов приехал.