Обнаров - Наталья Троицкая

– Подожди, Валера. А что случилось?

– Что случилось, что случилось… Онкология. Молодая, прекрасная барышня… Талгат, до чего же баба красивая! Я их вместе в ресторане видел. Так весь вечер, разинув рот, пожирая ее глазами, и просидел. Представляешь? Костя ее по заграницам возит. Денег море в лечение вбухал. Один день в клинике, говорят, стоит три тысячи долларов. Короче, он продал все, что было, работает, как каторжный, еще сын на нем, мать. У матери то сердце с давлением, то нога отказывает. Смотреть на него больно. С Кости остались кожа да кости.

Юдин безнадежно махнул рукой. По его виду читалось: «Слава Всевышнему, что я не на месте Обнарова».

– Что делается… Я не знал.

– А ты со своим сценарием! Денежный эквивалент, достойный, предложи, потом напирай. Я позвоню, поговорю, убежу. Или убедю? Как там правильно-то?

– Ах, Костя-Костя… У меня же Костя без проб утвержден. Уже под него остальные пробы делались. Я уже снял половину. У меня даже гардероб главного героя по Костиным меркам сшит. Нет, конечно, бывают ситуации, когда ленивые продюсеры не хотят искать новые лица, эксплуатируют успешное прошлое актера. Валера, но ведь есть же актерские лица, которые сами по себе уникальны! Костя – уникальный артист. Кем я его заменю? В ком я найду его глубокий, проникновенный взгляд, его недосказанность, его самоиронию, его огромное внутреннее пространство? Я был уверен, что после «Капитана» проблем с Обнаровым у меня не будет.

– Я читал, что от телесериала «Капитан» у англичан «крыши» посрывало, что собираются какой-то орден Обнарову вручать, а киноверсия попала сразу в две номинации на «Оскар».

– Угу… – угрюмо кивнул Саддулаев.

– Что ж, сегодня и мы, россияне, на киноверсию поглядим. Спасибо за приглашение на премьеру!

– Валера, не знаешь, где сейчас Костю можно найти?

– Талгат, я знаю только, что в театре он взял отпуск на неделю. Два его спектакля отменены. За женой в Израиль собирался лететь. Ее после химиотерапии выписывают.

– Конечно, сегодня на прием по случаю премьеры Костя не придет…

– Не придет. Наш Обнаров теперь не тот. Светские рауты, кутежи, девки – все в прошлом. Говорят, он очень любит свою жену. Говорят, бывает такое…Бывает…

Помолчали.

– Талгат, а ты съезди к нему домой. Ты же не чужой, – вдруг предложил Юдин.

– Неудобно.

– А ты отвези ему гонорар. Причем достойный, а не ту мелочь, что предлагал. Возьмется работать. Ему деньги нужны. У него выхода нет.– Это у меня выхода нет.

Марта Федоровна стояла в прихожей, одетая в шубу и шапку.

– Костя, все-таки я поеду, – настойчиво твердила она. – Тае надо помочь. Она не справится с Егором. Он уже большой, шустрый. Натворите бед!

– Мама! Пророчить не надо. Я Тае помогу. Тебе надо отдохнуть, ногу полечить. Поживешь у Наташки денька два, на процедуры поездишь, а там решим, – мягко, но настойчиво сказал Обнаров.

– Егор, не вертись! – строго сказала Наташа и застегнула мальчонке теплый пуховый комбинезон. – Все, братец, держи своего богатыря.

Обнаров взял сынишку на руки, улыбнулся ему, чмокнул в щечку.

– Прилетел, как ураган! – недовольно сказала Наташа. – Никогда не заедешь, не посидишь.

– Некогда, сестренка. В другой раз.

– Ох уж этот мне «другой раз»! Ближе к Новому году мы Таю навестить приедем. Можно?

– Конечно, можно.

Егор недовольно запищал, сперва потихоньку, потом громче, настойчивее.

– Все-все. Уходим. Жарко ему. Да и Тая в машине, волноваться будет.

Он вышел в коридор, нажал кнопку вызова лифта.

– Что ж ты нам раньше не сказал, что она здесь! Ну ты свинья, братец!

Обнаров обернулся к сестре, скорчил рожицу, хрюкнул.

– Нет, мам, ты только посмотри! Захрюкал!!! Полгода не хрюкал!

Наташа схватила шубу, ключи.

– Мам, я сейчас вернусь. Пойду хоть обниму.

– А я-то что? Меня зачем оставили? Я тоже пойду!

Лязгнули дверцы лифта.

– Вот что, дамы. Мы ждем вас в машине. Нам жарко. Мы сейчас заплачем.

Обнаров вышел из подъезда, прищурился от яркого солнца и искрящегося инея, поправил ребенку шарф, чтобы тот закрывал рот и нос. Морозный воздух штурмом ворвался в легкие. Хрусткий снег скрипел под ногами.

– Тридцатник к вечеру выжмет. Егор, как думаешь? – подмигнул он сынишке.

Он открыл переднюю правую дверцу.

– Таечка, держи нашего Бармалея.

Тая взяла сына на руки.

– Ой! Костенька, как же он вырос! Мой родной, мой любимый сыночек, как же я по тебе истосковалась!

В ее глазах моментально появились слезы.

– Тая, ты крепче держи его. Он переворачиваться будет. Он уже хорошо ползает.

Обнаров захлопнул дверцу, обошел машину и сел за руль.

– Господи, как же я много пропустила! Карапуз мой, любимый, какой же ты стал большой, все понимаешь, – она склонилась к ребенку, стала целовать его щечки.

– По-моему, он очень на тебя похож. Будет просто потрясающе красивый парень.

– Нет, Костик, он на тебя похож. Глаза не мои. Глаза-то твои.

– Хочешь сказать, я тоже поучаствовал?

– И нос.

– Мой длинный нос?! Никогда!

Тая с умилением смотрела на ребенка, трогала его за ручки, гладила по щечкам и слезы бежали по ее щекам.

– Таечка, смотри, делегация!

Наташа и Марта Федоровна подошли к машине и постучали Тае в стекло. Она приоткрыла дверцу.

– Таечка, хорошая моя, дай обниму тебя. Какая же ты молодец! – трогательно лепетала Наташа.

– Я сейчас опять заплачу, вы уж не ругайтесь, – виновато произнесла Марта Федоровна и поцеловала Таю в щеку. – Как я рада, дети, за вас. А Костенька-то, он же как ожил!

– А Костенька сейчас ругаться будет. Вы нам все тепло на улицу выпустили, – строго сказал Обнаров. – Закрывайте дверь! Официальный прием мы устроим позже. Все-все! Наташа, поддержи мать!

Он плавно тронул с места, посмотрел на жену. Их взгляды встретились.– Я люблю тебя, – мягко сказал он. – Я очень сильно тебя люблю.

Пока Обнаров готовил обед, на огромной двуспальной кровати Тая играла с сыном. Мальчуган резво ползал, живо реагировал на погремушки, заводную машинку, бросался разноцветными резиновыми колечками, потом собирал их и складывал в банку, откуда с каждым добавленным кольцом доносилась приятная мелодия. Он сам старался садиться, а когда это не получалось, упрямо повторял попытку вновь. Он скоро понял, что играть сидя проще, когда под спиной есть опора, подполз к матери и сел, привалившись спинкой к ее боку. Однако прилежное сопение с разбором всяческих пирамидок длилось не долго. Улучив момент, карапуз пустился от матери наутек к краю кровати, где и был пойман, обцелован и, получив порцию щекотки, возвращен в безопасное место. Затея ему понравилась, бессчетное количество раз он пробовал удирать, и Тая порядком устала перетаскивать сына с места на место. Наконец, взяв за лапу зеленую надувную лягушку, он притащил ее к матери, погладил, поцеловал и, прижав к себе, совершенно чисто произнес: «Капа!»