Моя фронтовая лыжня - Геннадий Геродник

Пока что кружу по городам и поселкам новгородской земли, осматриваю музеи, беседую со следопытами и краеведами. Все это очень интересно и важно для меня. Но если этим и ограничусь, то по возвращении домой не будет мне покоя от внутренних укоров. Меня неотступно преследует мысль: главные твои встречи еще впереди, они в глубине вон тех загадочных массивов, которые вырисовываются к западу от шоссе и железной дороги.

Орлов и другие следопыты настойчиво отговаривают меня от визита в Ольховку. Дескать, октябрь явно не тот сезон года, когда можно бродить по волховским болотам. Особенно человеку не местному.

Все это, видимо, верно. Тем не менее надо попытаться.

Сунулся было в поход из Мясного Бора. Добрался до восточной окраины «долины смерти». И убедился, что водяные и лешие, кикиморы и шишиги прочно окопались в своем болотном царстве. Промочил ноги до колен, вывозился в торфяной жиже — и с позором повернул назад.

Эта «разведка» показала мне следующее. Во-первых, для хождения по таким качай-зыбунам нужно соответствующим образом одеться. Бродить по приволховским топям в полуботинках, выходном костюме и длиннополом демисезонном пальто — мягко говоря, пижонство. Во-вторых, надо найти толкового проводника. Пускаться в такое рискованное путешествие одному было бы мальчишеским легкомыслием.

Побродил я по пристанционному поселку. Обнажив голову, постоял у братской могилы, над которой денно и нощно оплакивает своих сыновей Мать Скорбящая. Осмотрел водонапорку, которая в феврале сорок второго поила нас, лыжбатовцев, кристальной водой среди безводной снежной пустыни.

Поселок выглядел малолюдным, захиревшим. В связи с удлинением прогона полустанок Мясной Бор был упразднен еще в 1956 году. К слову, это и заставило Орлова перебраться в Спасскую Полисть.

Так что выбор в Мясном Бору был ограниченный, и подходящего проводника я здесь не нашел. Мясноборские старики посоветовали мне ехать в Спасскую Полисть и договориться с лесником Лешей. Ну что ж, решил я, попытаюсь добраться до Ольховки напрямик, из Спасской Полисти — по той самой дороге, по которой наш лыжбат не раз совершал боевые рейды.

По сравнению с Мясным Бором Спасская Полисть выглядит многолюдным процветающим селением. О нем еще с большим основанием, чем о Селищенском Поселке, можно сказать: расположен на юру. Ведь через него проходят шоссе и железная дорога Новгород — Чудово. Лесник Леша — Алексей Александрович Васильев — охотно согласился помочь мне. Оказывается, его участок, так сказать, болотно-лесное удельное княжество, простирается от Спасской Полисти до Ольховки и Ольховских Хуторов включительно и на такое же расстояние с севера на юг. К моим памятным фронтовым местам А. А. Васильев имеет отношение и по другой линии: родился и вырос в Ольховке. Лучшего проводника не найти во всей округе!

В поход выступаем завтра, в половине седьмого. Алексей достал у соседей комплект спецодежды лесоруба по моему росту. Основа — резиновые сапоги, номер сорок четыре. Запаслись продуктами на двое суток.

Собираться в путь нам помогали жена и мать Алексея — Фаина Федоровна и Татьяна Алексеевна, женщины душевные, гостеприимные. К ужину подошли соседи и друзья Васильевых, работники местного леспромхоза — Анатолий Степанович Семенов и его жена Людмила Ивановна.

Семеновы, как и Васильевы, тоже бывшие ольховчане. Так что очень скоро завязалась интересная для всех, общая беседа. Алексею и Анатолию в сорок втором было по десяти — двенадцати лет, а их женам — и того меньше. Очень вероятно, что именно их с матерями и бабушками, с братишками и сестренками — полуживых от голода и холода, — видел я в землянке возле речки Глушицы.

— Спасибо, помогали нам наши, чем могли, — вспоминает Татьяна Алексеевна. — Заходили к нам в землянки и в серых шинелках, и в полушубках, и в белом, лыжники. Сами голодные, а все-таки как увидят нашу беду, так последним делятся. Похоже по твоему рассказу, что и ты к нам наведывался. Тогда нечем было потчевать, так вот сейчас вволюшку угощайся.

Заходит разговор о послевоенной Ольховке. Спрашиваю, почему Васильевы и Семеновы покинули родные места и кто там остался. Оказывается, никого не осталось, Ольховки больше не существует. Вот так сюрприз! А у меня есть карта Новгородской области, изданная после войны, а на ней — Ольховка. Слушаю печальные рассказы о том, как окончательно обезлюдела многострадальная деревня.

До войны в Ольховке было сто двадцать дворов. После изгнания оккупантов на родные пепелища вернулось семей семьдесят. Хоть и мало мужчин осталось, все-таки отстроились, восстановили колхозные постройки. Приезжие мастера даже артезианский колодец вырыли. Нелегко жилось тогда всем новгородчанам, а ольховчанам приходилось троекрат труднее И вот почему.

За годы войны и без того плохие дороги от Ольховки к Чудову, Новой Керести и Спасской Полисти пришли в полную негодность. Вдобавок заплыли осушительные канавы, и уровень грунтовых вод еще более повысился. Чтобы восстановить все это, пока что не хватало ни людей, ни техники, ни финансов. На очереди были еще более неотложные дела. Так что в весеннюю и осеннюю распутицу ольховчане месяцами оказывались отрезанными от остального мира.

Но это далеко не все. Приезжали минеры, и не один раз, много тысяч мин нашли и обезвредили. И все же их немало оставалось еще в земле. Подрывались пастухи и скотина, трактористы и комбайнеры, копающие грядки женщины и играющие за околицей дети. Поехать в лес по дрова, пойти по грибы, по ягоды — тоже большой риск.

И это еще не все. Жутко жить в таком месте, где в окрестных лесах, кустах и болотах то и дело находят еще не захороненные останки наших воинов и фашистов.

Задолго до войны на Ольховских пожнях были подобраны камни и коряги, выкорчеваны пни. Смело, со всего плеча махай косой. А после войны косы у Ольховских косцов тупились и ломались, натыкаясь в густой траве на человеческие черепа…

И вот воскресшая было из пепла Ольховка стала хиреть и в конце концов сошла на нет. Ольховчане один за другим перебрались в поселки, расположенные цепочкой вдоль железной дороги от Новгорода до Чудова.

Да, очень печальная новость. Но это планов моих не меняет, в Ольховке я все равно должен побывать.

У Васильевых тесновато, и Семеновы пригласили меня ночевать к себе. У них есть свободная комната. Обе усадьбы расположены у самой дороги, только по разные стороны от шоссе. Рядом автобусная остановка — там, где некогда была почтовая станция. Долго не мог уснуть, в голову лезли разные мысли.

Неужели, думалось мне, я в той самой Спасской Полисти, у которой три десятилетия назад месяцами шли ожесточенные бои? В том самом вражеском укрепрайоне, который долго не могли одолеть наши дивизии?…