Принцесса для психолога (СИ) - Матуш Татьяна

…Второй колодец тоже оказался отравленным. Выслушав доклад аскера, Янг ничем не показал, что это известие стало для него ударом. Только кивнул, благодаря воина, и сделал знак ставить шатры.

Молодой Вала бросился исполнять, выказывая рвение, но пару раз споткнулся. Все устали и хотели пить.

Устроив супругу в шатре и еще раз напоив ее тем же способом, Янг вышел и вскинул к плечу руку с тремя отогнутыми пальцами.

Немедленно к нему поспешили три человека: два десятника и "слышащий".

— Поставите оставшиеся шатры, — распорядился Янг, — и попытаетесь отыскать хотя бы немного воды. Она должна здесь быть.

Аскеры молча кивнули. Они были с Янгом уже два года и прекрасно усвоили — этот повелитель если чего и не терпел, то праздной болтовни. Впрочем, воины были с этим совершенно согласны — чем меньше открываешь рот, тем больше драгоценной влаги остается внутри, а не уходит с глупыми словами.

— Осмотрите воинов. Выделите четверых самых бодрых, тех, кто может выдержать ночной переход. Соберите все пустые фляги…

Единственное, что позволили себе десятники — вопросительные взгляды. Но Янг сделал вид, что не понял и, махнув ладонью, отпустил исполнять приказ.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Следующей он подозвал Сати. Рабыня подошла, семеня и пригибаясь. Священный внушал ей не столько почтительный трепет, сколько животный страх.

— Береги госпожу, — тихо обронил Янг, — умри, но не дай ее коснуться никакой беде. Исполнишь — к концу похода станешь свободной и богатой. Пропустишь удар… по шею в песок вкопаю и забуду, в каком месте.

Сати поклонилась в знак того, что поняла и поспешила назад, к шатрам.

Янг проводил ее задумчивым взглядом. Кесара выделяла эту девочку и доверяла ей. Но не зря ли? Что-то в ней было настораживающее. Может быть, безупречность? Сати словно и вовсе не умела ошибаться. Такое совершенство — не к добру.

Подумав еще немного, он щелкнул пальцами четыре раза. Четыре воина появились почти мгновенно, словно выросли из здешней, каменистой земли.

— Охранять лагерь. Смотреть в оба. При малейшей угрозе для кесары убить любого, перед Небом отвечаю я.

Серп луны коснулся обломков скал, когда пять верблюдов, освобожденных от поклажи, довольно резво направились из лагеря по направлению к предгорьям. Путь их лежал мимо проложенных троп, вел — кесар, а по каким приметам он отыскивал в чернильной тьме дорогу — боги знают…

Большая половина ночи прошла между сном и бредом. Росомаха ворочалась и мерзла, Сати пыталась греть ее собой, но много ли тепла в тощей девчонке, полуобморочной от голода и жажды.

Слышащему все же удалось добыть по глотку воды и ее разделили на всех. Стало немного легче, кесара снова забылась.

Под конец этой долгой ночи ей отчего-то приснился милорд. Он стоял посреди черной равнины, еще более пустынной, чем Хаммган. Ни травинки на земле, ни птицы в небе. Эшери смотрел прямо на нее, словно чего-то ждал. Росомаху до глубины души потрясло, что от прекрасных золотых волос милорда остался какой-то огрызок, длиной едва по плечи. Он горел рыжим огнем, искры растворялись в ночи и такие же искры плясали в зеленых глазах, заслонив все человеческое, что там когда-то было.

Милорд был похож не на прекрасного Золотого Герцога, а на жуткое потустороннее создание. Огненного духа. Или вообще — демона.

Что только не привидится на грани жизни и смерти…

Ее разбудили голоса аскеров, которые звучали как-то слишком бодро. Кто-то засмеялся — хрипло, но по-настоящему весело. Смех заглушил стук копыт по камням.

Кашма отдернулась, впустив холод ночи. Рабыня встрепенулась, инстинктивно заслоняя госпожу, но, узнав вошедшего, отползла в угол.

Янг шагнул к Лесс, опустился на колени, приподнял ее и прижал к губам флягу с чистой, прохладной водой.

— Пей, — велел он.

Росомаха сделала несколько торопливых глотков, переждала приступ тошноты. И — глотнула снова, уже спокойно и осмысленно.

От Янга остро и тревожно пахло свежей кровью. Запах был таким сильным, словно в этой крови он искупался с ног до головы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Лесс перепугалась и поднялась, глядя на него недоверчивыми карими глазами. Кесар бросил флягу рабыне.

— Пей. И — исчезни.

— Что произошло? — торопливо спросила Лесс, — на тебе кровь…

— Не моя. Мы прогулялись до передовых постов ниомов, охранявших колодцы. И — попользовались одним. Вода есть. Много. Лошадям тоже хватит.

— Сколько их было?

— Боги знают, — пожал плечами Янг, — мы резали, а не считали.

— Ты… нарушил обет? — сообразила Росомаха, — данный Рауше? Не касаться оружия?

— Боюсь, это не последний обет, который мне придется нарушить, — усмехнулся Янг. — Нельзя быть одновременно и правителем, и монахом. Невозможно выгрести все дерьмо из Шариера — и остаться в белом… Мне и так удалось продержаться слишком долго. Тебе лучше?

— Что теперь будет? — спросила Лесс, не поддаваясь на его показное спокойствие.

— Расплата, — так же ровно отозвался кесар, — не переживай, несравненная. Тебя она не коснется.

Кесара хотела вспылить, но вовремя вспомнила, что она Валендорская и не теряет лица. "Убей или успокойся". Убивать тут вроде было пока некого, оставалось второе.

— Что, — она заглянула ему в лицо, — думаешь, я стою этого?

— Думаешь у нас ты, я действую, — Янг прямо в походном хафане улегся рядом и перетянул Лесс себе на грудь. — Подаришь поцелуй хичину, добывшему воду для своей женщины и своих верблюдов? Или от меня слишком плохо пахнет?

Выражения его глаз было не разглядеть в сумраке, а голос звучал как-то слишком весело. В любом случае, возражений у Росомахи не нашлось. Да и искать их не хотелось.

На пятый день путешествия, как и было предсказано, маленький караван увидел шерстяные дома хассери, небольшого, но сплоченного и воинственного рода Хаммганна. Было их, на первый взгляд, немного. Если не знать, что хассэри предпочитают селиться большими семьями, и "немного домов" вовсе не означает "немного воинов".

Их встретили далеко за границами кочующей столицы, поднесли ритуальную флягу с водой, улыбались радушно. Но настороженной Лесс радость хичинов показалась натянутой.

Янг был всем доволен… или просто не показывал вида.

Пока для дорогих гостей ставили шерстяной дом, калаф пригласил "разделить скудную трапезу". Росомаха привыкла к тому, что здесь все прибедняются по любому поводу. Роскошный айшерский ковер назовут старой вытертой кошмой, летний дворец у моря — убогой хижиной, отличного племенного скакуна — жалкой клячей. И не ждала, что трапеза и в самом деле окажется скудной: по горсти крупы, сваренной в верблюжьем молоке и сдобренной изюмом и по полчашки бодрящего кофе.

Калаф, смуглый старик, уже сильно в годах, подметив ее взгляд, поспешил многословно извиниться. Но Лесс и сама уже поняла, в чем дело. Без воды много не накашеваришь, а хассери упорно отжимали от колодцев.

С самого начала трапезы обстановка сложилась не лучшая. По обычаям пустынников, женщины обедали отдельно и после мужчин. Но Янг за руку провел Алессин и усадил по правую руку от себя.

Старик поморщился, но возразить не осмелился. И не потому, что боялся. Надежда на обещанную помощь запечатала ему уста вернее страха.

— Уважаемый Нашесси поведает нам, чем ныне живут дети Хаммгана, хассэри? — спросил Янг, пригубив кофе.

Калаф замялся, подбирая вежливые слова. Один из его сыновей, младший и нетерпеливый, недовольно бросил:

— Хассери уважают волю Священного и готовы разделить трапезу с его женщиной. Но обсуждать при бабах дела военные не будут!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Лесс про себя улыбнулась, наблюдая, как остальные хичины одобрительно кивают.

— Как хотите, уважаемые, — пожал плечами Янг, и занялся своей миской. Через некоторое время, когда молчание и недоумение сгустилось достаточно для того, чтобы резать его ножом, он добавил. — Я хотел обсудить помощь, обещанную Шариером. Но раз гордым воинам хассери не по нраву общество моей Равноправной, той, что носит малую корону и занимает престол Святого Каспера об руку со мной… полагаю, это означает, что вы и без нас отлично справляетесь с ниомами. Я рад, что не придется здесь задерживаться, и как только отдохнут мои люди, мы покинем ваш гостеприимный кров. Наш путь лежит в монастырь Рауши.