Братья - Крис МакКормик

– И перед которой мне надо было бы извиниться, – добавил я.

– Тогда возьмите их себе.

– Вы уверены?

– Хорошая цена за кота.

Я мчался по пустыне в город Тусон. Ее дом выглядел все так же – те же камни и написанная от руки вывеска: «Геотерапия Джойс». Должно быть, она увидела меня в окно, потому что сразу же открыла дверь, не успел я дотянуться до звонка.

Я протянул ей серьги. Джойс покрутила их в пальцах, затем бросила в груду камней у порога.

– Как бизнес, ничего? – спросил я.

– Подделка, – сказала Джойс. – Кто бы тебе их ни продал, тебя надули.

– Что ж, видимо, я это заслужил.

– Чего тебе нужно, Терри?

Теперь, когда она стала старше, я увидел, как она красива. Джойс стала мне сестрой.

– Ты – последняя, кто знал его, – сказал я.

– Гилберта? Он и сейчас здесь.

Она пригласила меня в дом и согрела чаю. Весь вечер мы только и говорили, что о моем брате. Я мог бы сказать, что мы смеялись до слез, а слезы заканчивались смехом, но правда в том, что мы просто его вспомнили – тихо…

Вечером, провожая меня до машины, Джойс наклонилась, чтобы подобрать серьги. Она их надела – синие, с золотыми вкраплениями, как звездная пыль. Фальшивка или нет, но они определенно шли ей.

Теперь я хочу вернуться к еще одному воспоминанию – как мы с Броубитером совершили путешествие к центру земли.

После долгих разъездов по Восточному побережью мы вернулись на юго-запад.

Броу сидел на пассажирском сиденье, уткнувшись носом в колени. За окном тянулись огромные пространства, глаз было не на чем остановить.

После нескольких дней путешествия через кукурузные и соевые поля мы въехали в пустыню. Нас окружали сотни, тысячи акров древних отложений, возвышавшихся над поверхностью, словно наполовину вытащенные из половиц гвозди. Вдалеке синел горный хребет, вершины которого напоминали наконечники стрел.

Наконечники стрел… Я помню, как в Санта-Фе, штат Нью-Мексико, Аво полез в свою сумку, чтобы расплатиться за несколько таких безделушек. Торговавшая ими женщина, волосы которой достигали подошв ее туфель, меньше чем за пятнадцать минут объяснила нам, в чем заключается преступление экспансии на запад. Она дала Аво хорошую скидку, сказав (так, чтобы я слышал), что белым людям скидок она не предоставляет. Для нее это был своего рода небольшой налог, цент к центу, которые через триллион лет погасят основную задолженность.

Это было незадолго до того, как мы посетили пещеры в Карлсбаде. Броу прочитал о них в книжке. Я свернул с шоссе, и мы стали подниматься по извилистому гребню. От парковки мы прошли до главного входа.

– Вот, – сказал я. – Наконец-то нашлась пристойная дверь для твоей задницы!

Мы прошли внутрь. Обернулись на крошечное пятнышко света, обозначавшее вход. Дальше были тьма и спуск, тьма и спуск… Слова «вниз» и «вперед» здесь стали синонимами. По пути нам светили тусклые оранжевые лампочки, развешанные на перилах через равные промежутки. Дорожка вела нас все глубже. Воздух становился все более холодным, влажным и давящим. Огромные наросты тянулись от потолка и от пола, стараясь соприкоснуться. С верхних капала вода, собираясь на нижних, и с течением многих веков некоторые наросты превратились в огромные колонны, светящиеся в темноте.

Мы продолжали спускаться, что казалось нам вечностью, – да так, по сути, оно и было: укрепленная на болтах табличка сообщала, что каждый шаг вниз – это шаг назад во времени. Мне пришла в голову абсурдная идея, что там, внизу, меня может ждать мой брат, что мы повернули стрелу времени назад и что точно так же, как встречаются сталактиты и сталагмиты, мы можем встретиться здесь с людьми с другой стороны, с теми, кого мы называем семьей, и они заберут нас домой.

Дойдя до самого дна, мы увидели то, что поистине казалось более абсурдным: на глубине работал сувенирный ларек. Я нашел для себя футболку, а Броубитер остановился у синего почтового ящика. Трудно представить, но там была даже туалетная комната, которой я немедленно воспользовался.

Выйдя в новой майке, я обратился к Броу:

– Ну что, выбрал себе что-нибудь?

Но тот, казалось, не слышал меня – стоял и крутил скрипучую стойку с открытками. Найдя одну с наклеенной маркой, Броу уверенно (я даже подумал, что он пишет самому себе) написал адрес, а затем вывел несколько слов буквами, которые я видел на грифельной доске в «Выстреле».

Я тоже написал открытку, и мы бросили наши послания в ящик. Затем сели в лифт и поднялись из недр планеты наверх. Мы решили дождаться сумерек, потому что, как следовало из изображений на наших открытках, вечером здесь должно было произойти нечто невероятное. Когда солнце стало садиться, смотрители парка выстроили посетителей у входа в пещеру, и оттуда в красно-охристое небо вылетели полчища летучих мышей. Ради такого зрелища стоило провести несколько часов в машине, согнувшись в три погибели. Это правда стоило того, чтобы увидеть.

– Похоже на произведение искусства, – сказал Броу. – Только настоящее.

Сейчас ноябрь, и я больше не путешествую. Теперь я знаю, что мне не найти моих братьев в дороге. Их нет ни на рыбацкой лодке у греческих или Алеутских островов, их не найти в пыли антикварного магазина на юге Турции, ни в многоязычии предместий американских городов, ни в море между Хунгамом и Вонсаном, ни в спортивных раздевалках Нью-Йорка или Атланты, ни на разбросанных клочках территорий, где бы эти территории ни были. Чтобы найти их, мне придется войти в исчерканные полетом летучих мышей пещеры сердца, в бесконечные заводи истории, в сжатую грудную клетку земли. И я найду их там, в самом ее центре, настоящих, ждущих меня.

А пока я буду ждать птиц и смотреть новости по телевизору. Прямо сейчас рушится Стена. Империя Зла на пороге своей гибели. Мы, которые все время верили в наш жизненный путь, будем оправданы. У нас светлое будущее, ибо мы правы. На нас не было ярлыков. Теперь никто не сможет обмануть нас.

Глава двадцать шестая

Кировакан, Армянская ССР, 1988 год – наше время

Весенним днем, воспользовавшись временной передышкой от дождя, толпа запрудила железнодорожный вокзал Кировакана. Взрослые сажали детей себе на плечи и напряженно вглядывались в даль. В лужицах между шпал купались птицы, и их щебетание вскоре сменилось приближающимся гулом. Вода в лужах покрылась рябью. С ревом подошел поезд и загудел протяжно.

Толпа взорвалась. Кто-то издавал приветственные крики, кто-то свистел. Одни поднимали в руках корзины с