В ожидании счастья - Терри Макмиллан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тянешь, детка, и прекрасно это знаешь, — хмыкнула Бернадин. — Ох уж мне эта твоя „скромность"!
— Я тогда только на шестерке, — влезла Робин.
— Мы все подходим под десять баллов, — рассмеялась Бернадин. — Просто зависит от того, кто нас оценивает, правда?
— Спасибо, подружка. — Саванна закурила. — Да, когда я наконец брошу курить, на пару лет точно помолодею. Вы на Глорию посмотрите, — она же боком в дверь проходит, а все еще красавица. Надо бы над тобой с палкой стоять и отбирать все твои пончики. Килограммов двадцать сбросишь — глядишь, новая жизнь начнется.
— Чушь, — сказала Робин. — Мне-то не надо худеть. Так в чем же дело со мной?
— Не заводи меня, — предупредила Бернадин.
— Отстань. Я что, плохая партия?
— Мы все чертовски хорошие партии, — заявила Бернадин.
— А почему? — Саванна, опершись на локоть, потянулась за новой бутылкой шампанского.
— Потому что мы умеем любить и душой и телом, и мы все милые. Разве этого мало? — ответила Бернадин.
— Раз мы такие умные, чего ж мы до сих пор не замужем? — съязвила Робин.
Ответа не последовало.
Бернадин собралась с мыслями и попыталась высказаться по возможности четко:
— Потому что ты слишком сильно мечтаешь только об этом… Вы и все.
— Ну и что здесь плохого?
— А для меня, помимо мужчин, есть вещи и поважнее, — пробормотала Бернадин.
— Я знаю. Для нас тоже. Мой отец, при смерти.
— У моей мамы выросла плата за квартиру, — сказала Саванна. — А мой братец, по приказу президента Буша, тусуется в Персидском заливе, и Бог знает, попадет он в заварушку или нет. Финансы у меня поют романсы, а я содержу маму. Честно говоря, работу свою я ненавижу. Так что мужчины — для меня не главное. Так только кажется, потому что мы только о них и говорим, когда собираемся вместе.
Робин глотнула шампанского и подняла глаза, словно размышляя о чем-то. Потом ее словно осенило.
— Мы все — дуры!
— Говори только о себе, — усмехнулась Бернадин.
— Нет, честно. Те, кто хорошо к нам относится, нам кажутся скучными — как Майкл, например, а потом нам попадаются гады, вроде Рассела, которым мы не нужны, но они нас так заводят, что кровь закипает. И вот именно в таких мерзавцев мы влюбляемся.
— Спасибо за разъяснение, миссис Ницше, — хмыкнула Саванна — Но я в эту категорию не вхожу. Я просто своего еще не встретила.
— Своего — это какого? — поинтересовалась Робин.
— Ну, примерно так. Я влюбилась в Кеннета за то, что он самостоятельный. Он умный, остроумный, живой, и я верила что он может принести пользу людям. Потом, он честный, привлекательный, сексуальный и уважал меня, в то же время не боясь. Этого было достаточно.
— Так что же тогда случилось? — спросила Робин.
— Не спрашивай.
— Думаю, тупых мужчин здесь тоже хватает, — сказала Глория. Никто не ожидал от нее такого.
— Браво, браво! — воскликнула Бернадин.
— Я серьезно. Очень многие просто тупицы. Не знают, чего хотят, и не знают, как обращаться с женщинами.
— Я свидетель! — подхватила Саванна.
— Верно, — кивнула Бернадин. — Этот придурок — мой бывший муженек — был точно таким. Кстати, о придурках. Надо ему позвонить.
Она встала и направилась к телефону.
— Ты что, с ума сошла! — Саванна вырвала у нее аппарат. — Ты сейчас ничего ему не скажешь такого, чего не могла бы сказать в трезвом виде.
— Тогда давайте позвоним этой шлюхе!
— Кэтлин?
— Да.
— Дайте же телефон, — закричала Робин. — Я ей такое скажу!
Саванна протянула ей телефон, и Бернадин, ко всеобщему удивлению, на память назвала номер.
У Робин от восторга заколотилось сердце. Здорово! А она-то думала что вечер будет скучным! Сейчас… Но когда она услышала медовый голос, она еще не решила что скажет, поэтому положила трубку.
— Ты что? — спросила Бернадин. — Дай телефон мне.
— Нет, мне! — вмешалась Саванна. — Какой номер, Берни?
Кэтлин сразу же взяла трубку, но Саванна не стала говорить.
— Что такое? — спросила Бернадин.
— Это глупо.
— То-то же, — заметила Глория.
— Ладно, хватит. Поставьте музыку! Это день рождения или что? — удивилась Бернадин.
— А где пицца? — спросила Саванна.
Глория пошла на кухню.
— Эй, помогите мне! — позвала она открыв духовку. На крик пришла Бернадин. — Достань оттуда тарелки, — Глория кивнула на буфет, — и горячий соус.
— Горячий соус? Для пиццы?
— Да. — Они вернулись в гостиную.
Саванна и Робин поставили Айзека Хейса „Когда я приеду в Финикс".
— Мы уже здесь, Айзек, — хихикнула Глория.
— Эй! — сказала Саванна. — Если бы вы стали музыкальным инструментом, то каким? Ну-ка Робин?
Та снова закатила глаза. Саванне надоело на это смотреть.
— Сопрано-саксофоном.
— Почему?
— Пока не знаю. Следующий.
— Бернадин?
— Бас-гитарой.
— Почему?
— Они всегда позади, но без них не будет ритма.
— Глория?
— Флейтой?
— Ну?
— Она такая мягкая, легкая.
— Я бы стала арфой, — призналась Саванна, — потому же, почему и Глория.
— Ну, разобрались? Теперь будем есть пиццу, — сказала Бернадин. Каждая взяла по куску.
— Еще шампанское в холодильнике есть? — спросила Робин.
— Иди принеси! — скомандовала Саванна.
— А потом споем „С днем рождения".
— Не надо, — попросила Глория. На нее взглянули с недоумением. — Не надо. И так все хорошо.
— Да, и пирог принеси! — крикнула Бернадин и полезла в сумочку за свечами.
Робин вернулась с бутылкой и коробкой; Бернадин воткнула свечи в пирог.
— Может, выключим свет?
— Нет, сначала поставим одну кассету, — сказала Саванна.
— Так мы же сейчас будем петь „С днем рождения", — напомнила Бернадин.
— Давайте плюнем на традицию, она надоела, — сказала Саванна — Правила затем и созданы, чтобы их нарушать. Ну вот, слушайте.
Бернадин зажгла свечи. Зазвучала музыка — песня Стиви Уандера ко дню рождения доктора Мартина Лютера Кинга. Все четверо подхватили, захлопали в ладоши, потом вскочили и пустились в пляс. Потом трое подруг что было сил прокричали Глории „С днем рождения!". У той на глазах выступили слезы, и она даже не смогла сразу задуть все свечи.
— Спасибо за все, дорогие, — сказала она.
— А теперь подарки. — Робин взяла со стула коробки. — Мы уже знаем, ты скажешь: „Не надо было тратиться", но уже поздно. Молчи и открывай.
Глория засмеялась, взяла одну коробку и, открыв, разинула рот от удивления. Саванна преподнесла ей шикарную ночную рубашку оранжевого цвета.