Кей Дач. Трилогия - Сергей Лукьяненко

— Почему? — полюбопытствовал Кей.

— Очень много несчастных случаев с теми, кто здесь бывает. Почти сто процентов. Обострения хронических болезней, неосторожное обращение с оружием, падения со скал. Еще пять-шесть лет, и местные власти занялись бы этим местом всерьез. Мы поэтому так спешили.

— А как бы ты назвал Злую Землю?

— Порогом. Не бойся, Кей, у тебя есть ключ. Даже два. Ты сам это знал, иначе не рвался бы за Томми. — Артур выбрался из машины, отошел за ближайший валун и крикнул: — Но постарайся быть рядом с кем-то из нас, хорошо?

Они оставили джип и пошли на юг по безжизненной пустыне, перебираясь через мелкие валуны и огибая большие. Кей разделил груз продуктов на три части, и мальчишки молча распихали пакеты по карманам курток. На разговор не хватало ни сил, ни желания, и Дач заметил, что стал путать Артура и Томми. Идентичность их тел и одежды подкреплялась пугающим сходством поведения. То ли Томми непроизвольно подстраивался под Артура, то ли, как ни странно это было, наоборот.

Вечером Томми, скатившись с шаткого валуна, оцарапал щеку. Кей почувствовал при этом странное облегчение. Уже темнело, и они остановились на ночлег, расстелив на камнях содранные с кресел джипа чехлы. Полимерный «бархат» почти не пропускал тепло, и Кей мгновенно уснул.

Утром он обнаружил, что подсохшие царапины на щеке украшают обоих мальчишек.

— Отошел ночью отлить и налетел на камень, — разъяснил Артур.

— Очевидно, перед зеркалом? — только и сказал Кей.

Они поели и продолжили путь. Вел Артур, дорога была знакома ему так, словно он шел по ней в сотый раз. Два раза пришлось сворачивать в стороны, чтобы наполнить фляги водой из маленьких холодных ключей.

Кей почти все время молчал. Первый раз за последний месяц он почувствовал себя бесполезным — ощущение, привычное в конце работы, но неожиданно ставшее до боли резким.

— Дач, а твой корабль и вправду был разумным? — спросил его Томми на одном из коротких привалов.

— Я программировал псевдосвободу поведения.

— И что это значит?

— Он старался выглядеть личностью. Любой священник или программист докажет тебе, что это не имеет никакого отношения к разуму. Просто неотличимая имитация.

— И какая тогда разница?

— Да никакой…

На маленькую ровную площадку между скал они вышли к вечеру, когда начало темнеть. Артур остановился и глянул на Кея с легкой иронией, которую тот видел в его взгляде лишь на Терре.

— Стоит здесь заночевать, Дач?

Кей смотрел на камни под ногами. Они были чуть темнее, чем следовало, и казались обкатанными водой, или ветром… или огнем.

— Не стоит, я думаю. Одиночные корветы имели очень грязный движок. Спорю, что камень фонит.

— Понял, — констатировал Артур.

— Кертис садился здесь, — продолжал Кей. — Он выбирал именно такие ничейные планеты, где не было риска напороться на врага. С компьютерами он всегда был на «ты», и его бортовой журнал не вызывал претензий. Вольные охотники не признавали приказов и ни перед кем толком не отчитывались — очень удобно.

— Прекрати.

Дач продолжал разглядывать оплавленные камни.

— Плазменная торпеда — чтобы всадить ее во вражеский транспорт, два нейтринника — отбиться от истребителей, три грамма антигелия в магнитной ловушке — вывалить на чужую планету. Очень удачные корабли, они оказались полезнее линкоров. Тысячи кораблей, тысячи пилотов, среди них было немало трусов. Не комплексуй, Арти.

— Что он хочет сказать? — Томми взял Артура за руку. Они стояли перед Кеем, словно отражения в невидимом зеркале.

— Что отец — трус.

— Артур, Кертис Ван Кертис — не твой отец. Это ты сам, лишь проживший другую жизнь. Тогда Ван Кертису было лишь девятнадцать лет. У него не было аТана, денег и власти. А он не хотел умирать.

Артур криво улыбнулся. Не по-детски. И сказал:

— Наверное, ты хочешь. Пойдемте дальше, там роща у реки.

Река была тихой, не похожей на горную, с заросшими колючим кустарником берегами. Обещанная роща оказалась десятком деревьев — приземистых, усыпанных сочными оранжевыми стручками.

— Отрава, — сообщил Артур. — А колючки можно есть, но они невкусные.

Из обломанных сухих веток Кей развел костер. Они поужинали мясом и черствыми лепешками, посыпанными горьковатой пряностью. Томми почти сразу уснул, не задавая вопросов, не интересуясь завтрашним днем, и Дач мимолетно подумал, что мальчик начал свою собственную игру.

— У нас был уговор, — сказал он Артуру.

Кертис-младший смотрел на него сквозь пламя костра.

— Ты и впрямь хочешь меня убить?

— Если не будет иного выхода. Я хочу правды.

— До утра подождешь?

— А зачем?

— Ночью даже у слов другой цвет.

— Меньше надо ими играть.

— Расскажи мне сказку, Кей. Напоследок.

Дач кинул на землю чехол, лег на тонкую ткань. Небо Грааля плыло над ним — холодный сверкающий полог. Артур пристроился рядом.

— Давным-давно, — сказал Кей, — мальчик, который боялся умереть, нашел Бога. Бог был очень стар, и ему было очень скучно. Когда-то он создал мир, и в этом мире Богу не стало места. Он спросил мальчика, чего тот хочет, и мальчик ответил. Он хотел быть хозяином жизни и смерти.

— Я знаю эту сказку, — сказал Артур. — В ней нет ничего интересного.

— Самое смешное, — продолжал Кей, — что мальчик не верил в Бога. Он верил только в машины, которые были ему послушны. И поэтому его Бог был машиной, и даже жизнь и смерть, отданные ему во власть, оказались машинами.

— А почему Бог сделал этот подарок?

— Потому что бесконечная власть и знание не оставляют места желаниям. И желания мальчика стали желаниями Бога. Он ушел с кремниевыми скрижалями, на которых были чертежи жизни и схемы смерти. Он постарел, прежде чем воплотил их в железо… Спи, Артур. Я подожду до утра.

— С чего вдруг?

— С того, что у этой ночи есть свой цвет и я хочу его запомнить. Завтра один из нас умрет, верно?

— Да, — согласился Артур.

— Обидно. Я успел к тебе привязаться.

— Взаимно. Лучше уходи, Кей. Возьми Томми и уходите.

— Я за тебя в ответе.

12

Каль даже не стала садиться возле брошенного джипа. Флаер описал круг, поливая машину конусом прожекторного света, потом взмыл в небо.

— Я иду, — сообщила Изабелла. — Неужели ты думал уйти, а?

В кабине флаера нестерпимо воняло сортиром. Уже сутки Каль не утруждала себя посадкой для санитарных нужд, и это казалось ей вполне естественным.