Гротеск - Нацуо Кирино

Я его уговаривала, и сердце колотилось в груди. Конечно, он не ожидал такого. Вдруг откажется? Тогда всему конец.

— Тетя, ты купишь мне компьютер? — спросил Юрио, глядя в пространство.

Растерявшись от прямодушия племянника, я спросила:

— А ты умеешь пользоваться?

— Конечно. В школе научился. Надо только голосовую программу установить, очень удобно. Я музыку на компьютере сочиняю. Он мне очень нужен.

— Хорошо, куплю.

— Здорово. Тогда я к тебе переезжаю.

Погрузившись в мечты, я только повторяла:

— Куплю, куплю…

3

Итак, я забрала Юрио к себе, в ту самую муниципальную квартиру в районе Р. Я думала, он жил у Джонсона, но, как выяснилось, тот определил его с первого класса в специнтернат для слепых в Осаке. Там Юрио и рос. И теперь время от времени у него проскакивали всякие смешные словечки на осакском диалекте. Несмотря на неземную красоту, Юрио очень прост, наивен и неразговорчив. Музыка — его единственное увлечение. Умница, он совсем не требовал к себе внимания. Я никак не могла поверить, что с этим красивым мальчиком мы близкие родственники. Ведь у него такие родители — Юрико и Джонсон…

Подумать только: судьба преподнесла мне такой подарок! Гнила я потихоньку в своем муниципальном управлении, жаловалась на никчемную жизнь и вдруг пожалуйста — возникает Юрио. Я была на седьмом небе от счастья. Странная штука — судьба. Мне безумно хотелось вернуть тихие, мирные дни, когда мы жили вдвоем с дедом, нуждавшимся в моей заботе. А теперь у меня есть Юрио. Ему тоже нужен уход, и он будет рад жить у меня.

— От отца что-нибудь слышно? — Я страшно боялась, что Джонсон захочет забрать у меня сына.

— Он звонил несколько раз дяде Кидзиме. Но мы с отцом почти не жили. Я больше люблю дядю Кидзиму.

— Любишь? — Во мне вспыхнула ревность. — Что хорошего ты нашел в этом ничтожестве?!

— Он не ничтожество, — запротестовал Юрио. — Он добрый. Он сказал, что купит мне компьютер, если надо. Он обещал.

Опять этот компьютер! У меня тогда как раз были проблемы с деньгами.

— Но не купил же, — возразила я. — Твой Кидзима еще тот фрукт. Он тебя поймал на крючок этим компьютером. Ничего! Этот черт больше к тебе не притронется.

— Ты о чем, тетя? Я ничего не понимаю.

— Ничего, ничего! Не обращай внимания. У нас с ним старые счеты. Долго рассказывать. Тебе это знать не обязательно, но в том, что случилось с твоей матерью, виноват именно Кидзима. Я тебе расскажу, когда повзрослеешь.

— Мать я совсем не помню. Так что мне все равно. Отец рассказывал, кажется, что она меня не любила. Маленьким я горевал из-за этого, а потом привык. Сейчас почти не вспоминаю.

— Юрико была из тех, кто думает только о себе. Я совсем не такая. Она меня мучила, поэтому я тебя понимаю. Буду заботиться о тебе всю жизнь. Не беспокойся.

Кроме музыки, Юрио ничего не интересовало. Ответив на мой вопрос, мальчик снова надел наушники. Судя по доносившимся звукам, он слушал что-то на английском — наверное, какой-нибудь рэп — и подергивался в такт музыке.

В школе Юрио учился на настройщика пианино. Хотя занятия пришлось прекратить, он особо не переживал и целыми днями — с утра до позднего вечера — не расставался с наушниками.

— Юрио, чем бы ты хотел заниматься?

Услышав новый вопрос, Юрио спокойно, без малейшего раздражения, снял наушники.

— Чем-нибудь связанным с музыкой.

— Хочешь быть настройщиком?

— Нет. Хочу музыку сочинять. А для этого нужен компьютер. Может, и странно так говорить о себе, но, мне кажется, у меня есть талант.

Талант. От этого слова я затрепетала от радости. Сын красавицы-чудовища Юрико, не уступающий матери красотой, еще и талантлив. Такого таланта больше нет ни у кого. Смогу ли я помочь этому таланту развиться?

— Ладно. Что-нибудь придумаем.

А что тут придумаешь? Денег-то все равно нет. Я со вздохом обвела взглядом свою обшарпанную комнату.

— А как насчет Джонсона?

— Конечно, я хотел бы съездить в Америку, послушать настоящий рэп, но у отца вроде семья в Бостоне. Он развелся с японской женой, вернулся к себе и снова женился. Я слышал, там у них сыну десять лет. Так что наследник у него есть. Я отцу только мешаю, — невозмутимо говорил Юрио. — Для меня главное — музыка. Это моя судьба.

Я погладила Юрио по упругой щеке, чувствуя, как во мне просыпается материнский инстинкт, которого была лишена Юрико. Юрио ласково улыбнулся.

— Мне очень хотелось, чтобы мать меня любила. Поэтому я так обрадовался, когда ты нашлась.

Юрио был лишен зрения, зато прекрасно слышал голос сердца. Взяв его руку, я прижала ее к своей щеке.

— Я копия твоей матери. Вот какое у нее было лицо. Потрогай.

Юрио робко протянул ко мне другую руку. Я схватила большую прохладную ладонь, провела ею по носу, глазам…

— Люди говорят, что мы с твоей матерью очень красивые. Чувствуешь? Двойные веки. У меня большие глаза, тонкий нос. Брови похожи на твои — дугой. Губы полные, розовые. Как у тебя. Жаль, ты не можешь в этом убедиться.

— Не могу. — В голосе Юрио послышалась грусть. — Но я не считаю себя убогим из-за того, что не вижу. Я счастливый, потому что у меня талант и я живу в окружении прекрасной музыки. Я хочу только слушать музыку и сочинять такую, какую еще никто не слышал.

Какое простое и прекрасное желание! Чистый, бескорыстный мальчик! Настоящее золото! Меня переполняли материнские чувства. Я должна заработать ему на компьютер. Надо выпросить денег у швейцарского папочки. Я откопала старую телефонную книжку и набрала его номер.

— Алло! Это я.

Ответил женский голос по-немецки. Судя по всему — турчанка, на которой женился отец. Она сразу передала трубку отцу. Я услышала голос старика. Он совсем забыл японский.

— Нет интервью.

— Отец, ты знаешь, что у Юрико есть сын?

— Нет интервью.

Он положил трубку. Я обескураженно посмотрела на Юрио, его лицо будто говорило: «Я так и знал». Он повернул голову, в профиль — копия Юрико, и закрыл глаза. Наверное, его мир построен из прекрасных образов, созданных музыкой. Я верю только в то, что вижу собственными глазами. Вижу красоту, но красота в восприятии Юрио для меня не имеет смысла. Точнее так: я ничего не знаю о ней и никогда не узнаю. Выходит, мне тоже не дано понять его красоту. И хотя бог и послал мне этого чудесного мальчика, у нас нет с ним общего мира. Как это ужасно! И печально. Сердце пронзила боль — как от неразделенной любви. Я скорчилась, как от удара. Со мной впервые было такое.

— Кто-то идет.

Юрио снял наушники и навострил слух, хотя я ничего не слышала. Я удивленно подняла на него взгляд, и в этот момент раздался стук в дверь. Слух у Юрио был поразительный.

— Это я! Мицуру!

В темном коридоре у двери нашей квартиры стояла Мицуру. Она была одета по-весеннему — яркий голубой костюм, через руку перекинуто бежевое пальто. Моя замызганная прихожая будто озарилась светом.

— Надо же! Ты все здесь живешь! Можно?

Мицуру робко заглянула в комнату. Не могла же я ей отказать. Поздоровавшись, она сняла туфли на шпильках, аккуратно пристроила их у двери. Улыбнулась, заметив стоявшие рядом большие кроссовки Юрио. Интересно, зачем она явилась? Она выглядела гораздо элегантнее и спокойнее, чем несколько дней назад, когда мы встретились в зале суда. Постепенно Мицуру возвращалась к себе прежней.

— Извини, я как снег на голову. Хочу кое-что рассказать.

Мицуру присела перед чайным столиком, положив рядом пальто и сумку. С первого взгляда было видно: вещи новенькие и дорогие. Я вскипятила чайник, поглядывая краем глаза на Мицуру — в ней многое изменилось, — налила нам чаю. В доме был все тот же «Липтон» в пакетиках, какой мы пили в старые времена с дедом. В этом отношении я однолюбка. Раз мне что-то понравилось, менять не буду. А Юрио в наушниках тем временем все пританцовывал под музыку в соседней комнате.

— Мои такие же. Старший в одиннадцатом классе. Они с Юрио одного года. Живут у родителей мужа, оттуда ходят в школу. Мне запрещено к ним приближаться, но недавно я все равно ездила посмотреть, как они там.

Мицуру сделала глоток из чашки. В ее глазах блестели слезы.

— Запрещено? С какой стати?

— Потому что мы ушли в секту всей семьей. — Мицуру расплакалась. Я рассеянно наблюдала, как слезы капают в чашку с чаем. — Муж, я, моя мать и двое мальчиков. Целая семья. В секте меня определили по медицинской части, мужа приписали к другому отделу, а детей отправили в школу при секте. После этого мы не видели их пять лет. Сейчас они как-то забыли обо всем и сходят с ума от музыки и компьютерных игр. И меня тоже забыли. Так уж устроено — человек не может жить и все держать в памяти. Для мальчишек и я, и муж все равно что умерли. Родители мужа сказали им, что нас нет. Выйдя из тюрьмы, я первым делом поехала к ним. Но они только подозрительно смотрели на меня: «Что это за тетка прикатила?» Я думала, вернусь и опять стану матерью, буду жить нормально, как все люди. Но из меня ни матери не получилось, ни врача. И мужу наверняка дадут вышку. У меня будто вырвали почву из-под ног, я чуть с ума не сошла. Но с той нашей встречи, после тюрьмы, я сильно изменилась, скажи?