Учитель - Ольга Денисова

– Да я же пошутил, ты чего… – проворчал он: наверное, не стоило ей говорить про кикимор…

Она еле слышно всхлипнула. Груша дернула его за рукав, вынула изо рта огрызок петушка и протянула Дарене, только та этого не увидела, а то бы обиделась еще сильней.

Нечай порылся за пазухой, выудил оттуда третий – целый – петушок, и тронул Дарену за локоть.

– На, возьми. Не реви только.

Дарена посмотрела на него и улыбнулась сквозь слезы:

– Спасибо.

– Да не реви, сказал… Я ж на самом деле пошутил.

Она кивнула – настроение у нее менялось очень быстро, и, хотя она оставалась тихой и несчастной, глаза ее ожили: огонь ведь девка! Стерва, конечно, и хитрая, и балованная, но живая, с кипучей кровью. А уж любопытная…

– А откуда ты узнал про идола? – спросила она, шмыгнув носом.

– Его Груша нашла. Он в земле лежал. Ну, мы его поставили, очистили. Красивый, правда?

– Ага.

– Его зовут Волос.

– Откуда ты знаешь?

– Мне сказали лесные духи, – улыбнулся Нечай.

Короткие сумерки были удивительно тихими и безветренными: снег валил и валил, бесшумно и упорно. Нечай не очень верил в успех своей задумки, но продолжал сидеть у выбранной Ерошей могилы: в вывернутом мехом наружу полушубке, в шапке, надетой наизнанку и задом наперед, зажав в руке камушек с дыркой, который носил на груди. Этот камушек ему подарил на память о себе разбойник, которого повесили на следующий день после этого, и Нечай считал его своим оберегом. Ероша сказал, что вывернутая наизнанку одежда защищает живого человека от вредоносных духов, и что говорить с призраками очень опасно – им ничего не стоит утащить человека за собой в могилу или напугать до смерти. Духи мертвецов, которые не могут встать из могил, обычно злые, тем более те, что умерли безвременной смертью, как большинство похороненных здесь.

Ероша знал о них немного, но гораздо больше Нечая. Призрак придет либо в сумерках, либо в полночь. Если вообще захочет прийти, а тем более – говорить. Но если его звать, то он услышит.

Сумерки сгущались, а Нечай не чувствовал ни волнения, ни страха: ему было холодно и скучно. От снежинок рябило в глазах, от тишины в ушах шебаршился ватный шепот. Снег валил так густо, что Нечай не видел ни усадьбы, ни ельника, прикрывающего крепость – словно белый свет сжался, скукожился до крохотного пятачка: могильных холмиков с подгнившими крестами. Нечай сидел посреди этого пятачка, подтянув колени к груди, и мерз.

– Ну что? – наконец спросил он у падающего снега, – будем выходить или как? Мне это, что ли, надо? Мою могилу пока не раскапывали.

Голос утонул в снежной пелене, словно в вате. Никто ему, конечно, не ответил, и Нечай вздохнул долгим, протяжным вздохом. Однако, что-то произошло, потому что собственный голос не показался Нечаю уверенным. Наоборот, в тишине было как-то спокойней, а тут внутри что-то засвербело, и захотелось поскорей уйти.

Он не сразу уловил движения в снегу перед собой, примерно в трех шагах: мешали падающие снежинки. Только уйти захотелось еще сильней. Да что там уйти – убежать. Нечай повел озябшими плечами и посмотрел вокруг: он всегда плохо видел в сумерках, словно на глаза наползала какая-то пленка, и все время хотелось их протереть или сощуриться.

Страх тупым, зазубренным копьем воткнулся в солнечное сплетение и оборвал дыхание… Он пришел ниоткуда, за секунду до того, как порыв ветра сорвал с могилы пушистый снег и швырнул его Нечаю в лицо. И под сдутым снегом Нечай сначала разглядел темно-красные капли: пахнуло кровью, настоящей, человеческой кровью, и мертвечиной, и сырой землей. Страх забился, затрепыхался в горле, Нечай отшатнулся, оперев руки в землю, и замер, открыв рот, не в силах ни шевельнуться, ни вскрикнуть.

На снегу лежала отрубленная по локоть человеческая рука, истекала кровью и шевелила пальцами. От лужицы крови, от места отруба вверх поднимался парок, сильные мышцы судорожно сжимались и перекатывались под бледной кожей, синюшные короткие ногти цеплялись за рыхлый снег, стискивая его в кулак. Большая, грубая рука воина… она ползла к Нечаю, медленно перебирая пальцами и оставляя за собой глубокий кровавый след, расплавляя снег до самой земли. В серых сумерках кровь казалась неестественно красной, словно светилась изнутри.

Если бы Нечай мог двинуться, он бы, наверное, убежал… Ероша говорил, что крепкая брань может прогнать призрака обратно в могилу, но Нечай не смог выдавить из горла ни звука, какое уж там ругаться…

Рука подползала все ближе к его сапогам, подбираясь к спуску с могильного холмика. Теперь мысль о том, что призрак может утащить его за собой в могилу, почему-то не казалась ни смешной, ни нелепой. Нечай молча смотрел, как рука соскользнула вниз, словно саночки с горы, зарылась в снег и поползла дальше, загребая снег пальцами.

Паника трепетала внутри и не могла прорваться наружу. Из-под мурмолки выкатилась быстрая струйка пота и попала в глаз. Нечай лишь вздрогнул, когда серые пальцы ухватились за носок его сапога – сильные пальцы, до боли стиснувшие ногу. Он думал, что умрет от этого прикосновения, но вместо этого почувствовал твердый ком в горле, головокружительную дурноту и слезы на щеках.

Рука медленно поднималась выше, хваталась за сапог, и его кожа скрипела и сминалась. Из горла вырвался, наконец, слабый, сиплый всхлип, Нечай подался назад, но рука вдруг рванулась вверх и обхватила его лодыжку крепким кулаком. Нечай дернул ногу к себе, забился молча, надеясь освободиться, пинал кулак другой ногой, но рука приросла к нему, как колодка, цепью прикованная к стене. Шапка слетела на землю, снег полез за воротник и в рукава, Нечай скреб ногтями землю, но не смог сдвинуться ни на вершок. Силы быстро оставили его: он обмяк, обливаясь слезами, и замер, ожидая не столько смерти, сколько ужаса, который его убьет.

И тогда над покосившимся крестом раздался гул высокого пламени: упругие, тугие хлопки его оторвавшихся языков и ровный глухой ропот раскаленного света. Только огня не было, лишь снежинки разлетелись в стороны, как от ветра: в сумраке над могильным холмом проступил еле видимый силуэт. Островерхий шлем венчал его голову, плечи его развернулись на сажень, правая рука стискивала рукоять боевого топора, широко расставленные ноги уперлись в воздух над могилой. Вместо левой руки призрака из короткого рукава кольчуги свисал обрубок.

Тяжелый запах тлена стелился по земле, накатывал на грудь и густой слюной скапливался во рту. Нечай приподнялся на локтях и еще раз дернул ногу к себе – не помогло. Призрак легко и неслышно шагнул в его сторону: воздух под ним пружинил и прогибался, и Нечай рассмотрел прозрачные сапоги, и боевые кольчатые чулки, обтянувшие колени. Он снова попробовал освободиться, ударил сапогом по стискивающей лодыжку длани изо всех сил, рванулся назад, но широкая ступня призрака, едва заметно приподнявшись, опустилась ему на грудь, пригвоздив к земле. Локти подвернулись, и руки распластались по снегу – Нечай едва мог дышать, такая тяжесть давила на него сверху.