Кошка Белого Графа - Кира Калинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главная церемония главного праздника года в главном храме Ригонии всегда совершалась за закрытыми дверями. Сказок о ней ходило много, но все были далеки от правды. «Гостям не позволено раскрывать подробности таинства», – объяснил Рауд. Однако владыки стихий, избранники богов, свободны от запрета.
От Рауда я и узнала, чего ожидать.
В час, когда падают заслоны, боги спускаются в земной мир и вселяются в служителей-ули, являя людям все лики Многоликого.
«Он – начало и конец. Он один знает, сколько на свете богов, сколько лиц проходит перед нами от луны и до солнца, ибо лица эти – его», – гласила надпись на алтарном камне. Я пробралась к нему за спинами гостей, чтобы своими глазами увидеть золотые буквы, вплавленные в дымчато-хрустальную поверхность.
Служителей, способных принять в себя богов, отбирали и готовили с юности. Не всякий вынесет бремя божественной силы, тут нужны люди, крепкие телом и разумом. Но порой, по особым случаям, боги входили и во владык стихий.
Прежде всего на церемонии посвящения – чтобы подтвердить их права и наделить всей полнотой подвластной силы.
Рауд прошел через это. Он хорошо помнил, как впервые в жизни ощутил, что такое настоящий холод. Зима распустилась в его сердце прекрасным ледяным цветком, остужая плоть и душу, пронеслась по жилам метелью, стала самой его сутью и изменила безвозвратно. «Я был слишком молод, – посетовал он. – Я был не готов».
Камелия такого опыта не имела. Но по официальному брачному соглашению ей предстояло впустить в себя бога моря, чтобы обеспечить верный порядок наследования даров. Небер должен был сковать в ней родовую магию до тех пор, пока хотя бы один из их с Альриком детей не получит дар плодоносной земли. После этого оковы исчезнут, и следующий ребенок королевской четы сможет обрести силу моря, если будет на то воля случая.
Для юной девушки, наделенной лишь малым даром, единение с богом обещало стать нелегким испытанием, опасным не только для телесного, но и для душевного здоровья.
Однако теперь Камелию ожидало дело еще более трудное – отдать силу другому, и никто не знал, как поведет себя божественный покровитель дома Маритимов. Море – своенравная стихия.
Храмовый зал залило светом. Сиял купол потолка высоко над головой, светились огромные статуи и маски на стенах. Воздух был словно напоен солнцем.
Нам выделили места в первом ряду. Принцессе и герцогу – мягкие кресла, дамам свиты – скамейки. Мужчинам полагалось стоять. За спиной Камелии врос в пол принц Фьюго, и, казалось, никакая сила не сдвинет его с места. Напротив, через зал, расположился Альрик с приближенными. Рядом с ним восседала на диване королева-бабушка. Под ноги ей поставили бархатную скамеечку.
Альрик был наряжен, завит и нес себя с подобающей важностью, но на расстоянии его фигурка казалась игрушечной. Король-марионетка.
Кукловоды держались в стороне. Болли со своей шакальей тростью и его мать, одетая придворной дамой, но с шаманским колпачком на голове, пристроились у арки, ведущей в переднюю. Простой кавалер и скромная знахарка – где еще им стоять? Между ними поникшей розой замерла Эмелона в алом наряде. Словно невеста, которую насильно ведут в Лабиринт.
Приглашения на церемонию рассылал храм. Как правило, по списку, представленному дворцом. Кому-то могли отказать, но это происходило нечасто. А иной раз на церемонии оказывались люди, которым по рангу и положению совсем не полагалось на ней быть. От Рауда я знала, что сегодня пригласили Хальфорда, и издали видела каталку, на которой того привезли. Даже фендрик Ойсин удостоился чести встречать Ночь Всех Богов в храме Двуликого – никто не знал, за какие заслуги. Ему тоже пришлось встать у входа.
Владыки стихий занимали кресла недалеко от алтаря. Герцог Флоссен, владыка речных вод, и маркиз Гаус-Ванден, владыка недр, известные взаимной неприязнью, сидели с одинаковым хмуро-неприступным видом.
Рауд уступил свое место плотному пожилому господину, в котором я не сразу узнала опального канцлера Соллена. Время от времени они о чем-то переговаривались, и Рауд посылал ободряющий взгляд принцессе. Или мне? В своем праздничном сюртуке он был хорош, как жених на свадьбе, держался уверенно и непринужденно. Но в снежном шарике на моей груди отдавался учащенный стук его сердца…
Церемония началась с перезвона невидимых колоколов. Из двери за алтарем показалась вереница служителей-ули. В торжественном безмолвии они обошли Лабиринт и встали кольцом вокруг него, обратив к гостям двухцветные лица-маски.
Из той же двери появился еще один служитель. Он не отличался от остальных ничем, кроме того, что его маска была полностью белой.
В воздухе запахло прохладной свежестью. Ули в белой маске вошел в Лабиринт и двинулся по черной спирали, словно не касаясь пола. Вскоре стало видно, что с каждым шагом он в самом деле немного поднимается в воздух. Сердце замерло: вдруг упадет? Но служитель достиг середины Лабиринта и завис, по пояс возвышаясь над остальными, а они в это время декламировали уже знакомую мне формулу, и их голоса звучали гулким нечеловеческим хором:
– Бог один, но много их, свой лик для каждого дня. В миг сей узрите конец концов, в миг сей узрите меня!
Маска на лице служителя вспыхнула, подобно солнцу в летний полдень, он с ног до головы окутался белым светом, который прокатился по залу, как волна от брошенного в воду камня. Я зажмурилась. А когда открыла глаза, на месте человека в маске парил величественный старец в одеждах цвета пепла. Бело-пепельными были и его волосы, и его лицо, корявое, как кора дуба в бальном зале. В пепел он и рассыпался, а неосязаемый ветер швырнул этот прах на алтарь, и гладкая дымчатая поверхность впитала все до последней пылинки.
Остался только человек в белой маске. Усталой поступью он вышел из круга – по земле, как простой смертный, бросил маску на алтарный камень и скрылся за дверью.
Еще до того, как это произошло, в Лабиринт вступил другой служитель. Он не взбирался по невидимой лестнице, но, когда достиг центра, над ним воздвиглась фигура. Не такая осязаемая, как пепельный старец – всего лишь призрак, тень… Тень бога, который однажды пригрезился мне в игре бликов на спине огромного мамонта. Лет!
Я следила за церемонией не дыша и только сейчас заметила, что другие гости ведут себя как скучающая публика на спектакле, виденном уже раз десять. Но когда над залом поплыл тихий печальный звук свирели, по рядам прокатилось волнение.
Люди переглядывались, о чем-то спрашивали друг друга. Я разобрала:
– Что за похоронная музыка?
– Почему он не