Тайный агент. Сборник фантастических повестей и рассказов - Мак Рейнольдс

— Машина времени, — сказал он. — Тебе хотелось овладеть какой–нибудь уникальной профессией. Я понял, что он сейчас скажет.

— О нет, не надо, — попросил я.

От автора:

Если только мне удастся удержать этого парня от внешних контактов и скрыть его от Вилли Ли[20] или Артура Кларка, считайте, что я — самый удачливый человек на свете. Я уже говорил, что после встречи с этим парнем мои рассказы отличаются особой правдивостью. Я единственный из писателей–фантастов, кто может похвастаться знакомством с человеком, который специализируется по ремонту машин времени.

Мак Рейнольдс

Печатается по изд.: Рейнолдс М. Эксперт: В сб.: Фантастические изобретения. — М.: Мир, 1971. Пер. изд.: Reynolds М. The expert: Fantasy and Science Fiction, 1955, № 1.

РАДИКАЛЬНЫЙ ЦЕНТР

Первые смутные подозрения должны были бы зародиться у меня еще в тот раз, когда я зашел в забегаловку на углу и сказал Джерри:

— Дай–кa мне пачку курева.

Джерри знал мой сорт. Вот уже пять лет он перебрасывал мне сигареты через стойку.

— Слушаюсь, сэр, — сказал он. — Получите, мистер Майерс.

Я уставился на незнакомую упаковку.

— Какого черта, что это? — спросил я, не прикасаясь к пачке.

Джерри изобразил идиотскую улыбку.

— То, что вы просили, — ответил он.

— Я курю «Счастливый удар» — это часть моего имиджа, — сказал я мрачно. Мы не были с Джерри друзьями, просто общались несколько лет. Кроме того, этим утром времени у меня было только на чашку кофе.

— Вы просили «Курево», — сказал он.

Я посмотрел на Джерри. Наконец я взял пачку. На этикетке было написано: «Курево».

Я фыркнул, как если бы услышал неудачную шутку клерка, и перевернул пачку — просто чтобы посмотреть, что там есть еще. На торце было написано: «Если от каких–то сигарет вы и заработаете рак легких, то от «Курева» вы получите его наверняка».

— Хорошо, — сказал я. — Попробую.

— Все так делают. — Джерри снова идиотски улыбнулся.

Я не тонкий ценитель табака. Для меня эти сигареты ничем не отличались на вкус от любых других. Скорее всего я купил их с мыслью, чтобы можно было, выудив пачку из кармана, со словами «держи курево» кого–то угостить. «Тонкая» шутка.

Я нашел место, где смог опустить свой «фольксаэро», и продолжил оставшуюся до редакции часть пути пешком.

На витрине винного магазинчика поменялась экспозиция. Пара плакатов была весьма далека от традиционного изображения прихлебывающего из высокого бокала мужчины, за которым с восхищением следит страждущая богиня, сочетающая красоту дюжины секс–символов стереовидения на текущий день.

Один из плакатов изображал трущобного вида типа, который расселся на мусорной куче, прислонившись к кирпичной стене. В одной руке он держал полупустую бутылку и был явно пьян в стельку. Пьян, но счастлив. Глаза его скатились к переносице, а нижняя губа отвисла. Надпись гласила:

НОВОЕ КУКУРУЗНОЕ ВИСКИ

изготовлено не в Кентукки и не в Мэриленде. Выдержано ровно настолько, чтобы изготовителя не оштрафовали. При. перегонке мы не используем какой–либо особой воды, и если сусло в чане 'прокиснет — мы этого даже не заметим. Но убедись сам — ты остолбенеешь от

НОВОГО КУКУРУЗНОГО ВИСКИ.

Самогон с похмельем в каждой капле!

На другом плакате была изображена вечеринка в завершающей стадии. Несколько гостей валялись на полу. Две или три бутылки были опрокинуты. Битые и полупустые стаканы разбросаны по всей комнате. Было сильно накурено, и по крайней мере одна сигара тлела на ковре. Смысл надписи был вроде предыдущей.

Я хмыкнул и пошел дальше.

Поднимаясь в отдел городских новостей, я столкнулся в лифте с одной из копировальщиц. Папка с заметками в руке, серьезное выражение глаз. которое они сохраняют первый год после окончания школы журналистов.

— Привет, Счастливчик, — поздоровалась она. — Будь сегодня поосторожней с мистером Блакстоном. Он вышел на тропу воины.

— Руфи, — сказал я, — мы вежливо–с ответим–с на его вопросы, и тучи–с рассеются.

— Да уж постарайся, — сказала она, выскакивая на третьем этаже.

Итак, Блакстон вышел на тропу войны. Подобное случалось и раньше, но последний раз это было сразу же после моего успеха с материалом о Долли Теттере, и я избежал снятия скальпа.

На этот раз все могло быть иначе.

Не успел я пересечь порог кабинета, как прогрохотал залп.

— Марс! — возопил он. — Счастливчик Марс!

— Он самый, сэр, — серьезно сказал я, приближаясь к его столу.

— Что за вопиющее безобразие, тебе что здесь — клуб? Где тебя носит? Ты можешь быть любимчиком Уилкинза, но мне–то вешать лапшу на уши не надо!

— Да, сэр, — сказал я ему. — Работаю.

— Работает! — проблеял Старая Головешка. — Кто работает? Вся твоя работа — назанимать у всех, кто не знает тебя получше.

У начальства свои преимущества. Я оценил его тон легким смешком. Затем, дабы не подвергаться риску, снова стал серьезным.

— Мистер Блакстон, я веду расследование, и, мне кажется, это будет еще один ударный материал.

— Сачок лепетал то же самое еще неделю назад. — В его глазах светилась злость. — Говоря по чести, Марс, ты не смог бы найти материал даже о пожаре в собственном доме.

Тут уж я не выдержал.

— Да, сэр. Но в этой газетенке я единственный репортер, которого угораздило получить Пулитцера.[21] К тому же угораздило дважды.

— Не напоминай мне об этом. Марс. Хочешь меня задеть? Признаюсь, два–три раза тебе незаслуженно повезло. Поэтому–то Уилкинз и настаивает, чтобы тебя не выгоняли. Но Пулитцеровская премия…

— Две, — вставил я.

— … еще не делает тебя газетчиком.

Как бы то ни было, но обороты он сбавил.

— Что там еще за ударная история?

В голове бешено запрыгали мысли. Старая Головешка был старейшим сотрудником «Джорнал». Южанин, он начинал в провинциальных еженедельных газетах… Трудный путь. Он знал, что я не газетчик, и я знал, что я не газетчик. И что раздражало его больше всего, так это то, что его зарплата почти равнялась моей. Я был самым высокооплачиваемым репортером в штате.

— Мистер Блакстон, — осторожно сказал я, — пока мне хотелось бы оставить все при себе.

— Готов поспорить, что хотелось бы. Не юли, Счастливчик Марс. Приблизительно, над чем ты работаешь?

Старое заклинание не сработало. Он знал, что я не газетчик, но, с другой стороны, я выдал такие две сенсации, каких в здешних краях и не видывали. Где у него была уверенность, что я не сделаю этого снова? Мог ли он выкинуть меня, испытывая судьбу? А если я пойду в «Ньюз кроникл» и передам им сенсацию года?