Ленин без грима - Лев Ефимович Колодный

ювелирные изделия, сокровища российской короны, собираемые со времен Петра I, организовавшего этот фонд. В доставленных в Кремль ящиках находились золотые и серебряные изделия, которые в спешном порядке, порой без тщательной описи, направлялись в адрес Оружейной палаты.

Вместе с упомянутым заместителем наркома, комендантом Кремля, управляющим делами в середине мая 1918 года глава правительства в течение трех часов, как гласит «Биохроника», делает ревизию Кремля, расспрашивает должностных лиц «об условиях хранения и охраны ценных исторических реликвий, картин и фресок». Вслед за этим, как гласит все та же «Биохроника», комиссар-управляющий Народного банка и другие начальники получают предписание — эвакуировать из Москвы ценности вглубь страны. Среди них военный комендант города, командующий войсками округа. Выделяется транспорт, охрана, конвой, топливо.

Потребовалась санкция вождя, чтобы для перевозки ценностей отпустили сто пудов бензина. На автомашинах «ценности» везли на железнодорожную станцию, там формировали два спецпоезда, которым присвоили номера 1 и 2. Как видим, одного железнодорожного поезда не хватило, чтобы выполнить задачу и перевезти «ценности Республики», как значится груз в ленинской «Биохронике». Что это за ценности, куда они следовали — не упоминается.

Направлялись они туда, куда передислоцировалась Экспедиция по заготовлению ценных бумаг, где печатались деньги, в города Урала: Пермь, Вятку, Екатеринбург, считавшиеся крепостью советской власти. Не случайно именно туда перевезли из Тобольска, Сибири, семью царя, туда же отправили всех оставшихся в России Романовых…

Большевиков волновала не судьба картин, не они спешно грузились в автомашины и поезда. Ленина тревожила судьба золотого запаса, «бриллиантов для диктатуры пролетариата». В майские дни 1918 года Владимир Ильич заботился не столько о ценностях Республики, сколько о ценностях партии, которые можно было пустить в оборот во имя мировой революции. Никакие интервенты той весной Москве не угрожали. Угрожали свои, угрожали те, кто не желал жить под властью большевиков, кто не хотел строить социализм.

Забегая вперед, скажу, что весной 1919 года в Москве образовался III Коммунистический Интернационал, объединивший коммунистические партии всего мира, а вслед за тем организованы были тайные, глубоко законспирированные бюро в разных странах Европы, а также на Украине, не входившей тогда в состав Советского государства. В эти бюро из партийной кассы курьеры доставляли не только валюту, миллионы марок.

«Из России с дипломатической почтой зачастую шла не только валюта, — пишут историки Маркус Венер и Александр Ватлин в публикации „Украденные миллионы“, — но и разного рода драгоценности — от нумизматических коллекций до ювелирных изделий. В расходных книгах Коминтерна они фиксировались в своем натуральном выражении — реальную цену можно было узнать лишь в Европе». Это и делали эмиссары Владимира Ильича, с первого дня советской власти озабоченного судьбой «ценностей».

Эвакуация вглубь страны была явной авантюрой, потому что в отдаленных городах то в одном месте, то в другом вспыхивали мятежи, восстания, власть переходила из рук в руки. 8 июня датируется телеграмма из Кремля на Урал, где Совету дается задание — выяснить местонахождение «Ссудной кассы, разыскать ее и взять ее под наблюдение». Не меньше волнений испытал Ленин, когда поезда № 1 и № 2 направились из «красной столицы» в заданном направлении.

В Москве все шло, как было задумано Лениным. Быстро и конспиративно.

«Ценности грузили по ночам отборные сотрудники штаба округа, а сопровождал и охранял эти грузы доблестный тов. Яшвили со своим Стальным отрядом в 120 человек бойцов», — пишет в воспоминаниях бывший командующий Московским военным округом Николай Муралов.

Как видим, слова Ильича о железных батальонах пролетариата оказались не метафорой, а вполне реальной материей. Одним из них стал Стальной отряд во главе с доблестным командиром. В одном из городов, а в каком — Муралов не упоминает, пришлось сделать вынужденную остановку и пойти в бой: восстанавливать советскую власть, брать почту, телеграф, освобождать из тюрьмы посаженных туда коммунистов, ставить к стенке и расстреливать мятежников.

«…Двое суток Владимир Ильич не меньше десяти раз запрашивал по телефону о судьбе поезда и Яшвили, — заключает рассказ Муралов. — За эти подвиги тов. Яшвили по предложению Владимира Ильича был награжден мной золотыми часами».

Хотелось бы знать, где взял командующий Московским военным округом золотые часы для награждения? Да все из тех же «ценностей Республики», которыми распоряжался товарищ Ленин. Заполучить ценности, золото оказалось проще, чем хлеб, хранившийся не в подвалах Кремля, Ссудной кассы, банков, а у крестьян. Москва и Петроград стали хронически недоедать.

…В дневнике Надежды Аллилуевой, гимназистки, дочери большевика, ставшей женой Сталина, есть несколько записей, дающих представление о том, как наступал на Питер голод. В октябре перед захватом власти тем, кого так надежно прятала ее семья, незадолго до переворота: «С провизией пока что хорошо, яиц, молока, хлеба, мяса можно достать.

Вообще, жить можно, хотя настроение у нас (и вообще, у всех) ужасное, временами плачешь: ужасно скучно, никуда не пойдешь».

Ну а в январе 1918 года:

«В Питере страшная голодовка, в день дают восьмушку фунта хлеба, а один день совсем не давали. Я даже обругала большевиков, — пишет девушка, влюбленная в „чудесного грузина“ Иосифа Сталина, — я фунтов на двадцать убавилась, вот приходится перешивать все юбки и белье, все валится».

В конце весны, 22 мая, вождь пишет письмо питерским рабочим «О голоде», где предлагает свою меру выхода из кризиса, предписывая им начать «крестовый поход» передовиков во все концы громадной страны. «Нужно вдесятеро больше железных отрядов сознательного и преданного коммунизму пролетариата. Тогда мы победим голод и безработицу. Тогда мы поднимем революцию до настоящего преддверия социализма».

Чем вызвана такая необходимость? К тому времени на улицах громадного города не стало лошадей: часть подохла, часть была съедена, часть угнана в деревню. Исчезли собаки и кошки, съеденные вместо мяса. Оставивший об этом воспоминания Василий Каюров, большевик с Выборгской стороны, побывал у вождя в Кремле и доложил ему, что рабочие не получают хлеб не днями, а неделями, не видели они картошки, а по карточкам давали орехи и семечки. От Ильича унес он конфиденциальное письмо, набросанное на бланке председателя Совнаркома, адресованное все тем же «питерским рабочим». В нем содержался призыв начать массовый поход в деревню. Оружия и денег рабочим отрядам вождь обещал «сколько угодно». И подписался: «С коммунистическим приветом Ленин».

И вскоре в Москву приехал первый железный батальон, организованный Каюровым, поселившийся в «Метрополе», то есть Втором доме Советов. Сюда пожаловал Ильич вместе со Свердловым и Троцким, чтобы полюбоваться своим детищем, проявить отеческую заботу. Все дни, пока отряд находился в городе, оформлял в наркомате разные документы, Ленин не упускал его из поля зрения, сам звонил в канцелярии, чтобы ускорить прохождение