Скобелев - Борис Васильев

Он понял каждое слово, как понял и то, насколько искренни были и ее отчаянные просьбы, и ее безмерное горе. Туркмены очень любили своих детей, гордились ими и берегли, как могли и умели, но, во имя спасения мальчиков, случалось, продавали дочерей во времена жестоких голодовок. Уголком глаза он уже успел приметить крохотную девочку, которую чуть позади лежащей на песке матери держал за руку старый оборванный туркмен, время от времени угрюмо посматривавший на него из-под косматой папахи.

— Мой муж погиб, мой род далеко, у меня нет защиты. Свекор сказал, что оставит в песках меня и мою девочку без воды и шатра, если я не продам сегодня дочь. Спаси нас, добрый русский купец, спаси две жизни одной горстью монет…

— Я не понимаю ни одного твоего слова. Оставь меня или я позову пристава.

«Что это — проверка? — лихорадочно соображал капитан, продолжая отцеплять руки несчастной матери и бормоча слова. — Или женщина и вправду потеряла голову от горя и отчаяния?.. Вдова в чужой семье — всегда раба…» И крикнул:

— Эй, кто-нибудь! Позовите моего толмача, эта женщина, кажется, сошла с ума!..

Вокруг уже толпились любопытствующие, однако никто не вмешивался и даже не пытался хоть как-то помочь несчастной женщине. Правда, между собою они тихо переговаривались, и капитан уловил вдруг брошенную вскользь фразу:

— Старик — родственник самого Тыкма-сердара…[56]

«Родственник Тыкма-сердара?.. — насторожился Млынов. — Скобелев выгнал отряды Тыкма-сердара из Коканда три года назад…» И снова закричал:

— Да позовите же кто-нибудь моего толмача!..

Наконец-то появился переводчик. Твердо заговорил с женщиной, заставил ее подняться на ноги.

— Она просит купить у нее дочь, господин Громов. Иначе ей и ее малютке угрожает смерть. Не удивляйтесь, такое здесь иногда случается. Дикари…

— Купить дочь? — Млынов усиленно разыгрывал крайнее удивление. — Разве это законно?

— Здесь — свои законы.

— И во сколько же монет она оценивает свою малютку?

— Вы собираетесь уступить наглому шантажу? Извините, господин Громов, но…

— Я собираюсь приобрести верблюдов, — резко перебил капитан. — Но мне, похоже, не продадут ни одного, пока я не куплю сам чего-либо. Узнайте цену ребенка.

Толмач начал темпераментно торговаться, и Млынов с трудом сдерживал себя. Он готов был заплатить любые деньги, только бы прекратить и эту торговлю, и эту явную провокацию, взбудоражившую весь базар.

— Она просит сто тиллей, господин Громов.

— Что это значит на русские деньги?

— Тилль — почти два рубля на сегодняшний день. Это большие деньги.

— Дайте двести пятьдесят рублей, но с непременным условием, что ребенок пока должен остаться у матери, — раздраженно сказал Млынов. — Я возьму девочку перед отъездом, когда завершу свои торговые дела.

Переводчик долго втолковывал это условие матери. Она никак не могла понять, почему купленный товар должен остаться у нее, а, сообразив, начала бурно благодарить. Капитан достал внушительный бумажник, неторопливо — чтобы видел весь базар — отсчитал деньги, но женщина отшатнулась от них. Бросилась к девочке, подхватила ее на руки, прижала к груди.

— Кенжегюль, Кенжегюль… Моя Кенжегюль!..

К Млынову подошел старик, до сей поры охранявший ребенка. Молча взял деньги, начал старательно пересчитывать их. И неожиданно тихо сказал на плохом русском языке:

— Толмач должен уйти.

— Что?..

Млынов очень удивился, но все же ответил шепотом. А старик заново принялся пересчитывать деньги. И повторил:

— Отошли толмача.

— Ты отобрал верблюдов? — строго спросил капитан переводчика. — Ступай. Я сейчас подойду.

Армянин тотчас же ушел. Старик проводил его взглядом, не переставая теребить ассигнации. Когда переводчик удалился на приличное расстояние, негромко заговорил, пряча деньги за пазуху и не поднимая головы:

— Если сегодня в полночь придешь сюда, получишь тысячу верблюдов.

— Или удар ножом?

— С тобою ничего не случится.

— Чье это слово, старик?

— Тыкма-сердара.

Сказав это, старик тут же и исчез, растворившись в толпе. Капитан, изо всех сил стараясь сохранять полную невозмутимость, пересек базар и прошел на скотный рынок, где громко блеяли овцы и ревели верблюды. К тому времени переводчик сумел кое-как отбиться от мелких перекупщиков, и удачливому купцу Громову оставалось лишь осмотреть отобранный товар и уплатить деньги. Купленных верблюдов под наблюдением толмача тут же погнали на арендованные скотные дворы, и капитан в одиночестве направился домой.

Сомнений и неясностей хватило на весь день. Капитан знал Тыкма-сердара не только как весьма способного кавалерийского военачальника, но и как еще более способного авантюриста, поменявшего не одного хана ради собственной выгоды, положения и гарантий безопасности. Судьба свела сердара со Скобелевым в Коканде, когда сам капитан Млынов еще числился всего лишь заштатным переводчиком при молодом генерале. Тогда Михаилу Дмитриевичу стоило немалого труда уговорить генерала Кауфмана поверить служившему при кокандском хане Худояре лихому сердару, и как только это случилось, хан почему-то безо всякого сопротивления принял русское подданство. Однако стоило всего лишь отвести русские войска, а самому генералу Скобелеву срочно выехать в Петербург искать защиты от клеветы у Государя, как сыновья хана Худояра подняли мятеж против собственного отца, опираясь прежде всего на клинки верных Тыкма-сердару головорезов. Мятеж удалось подавить, но сердар опять ускользнул от возмездия, переметнувшись к текинцам. И вот теперь его словом Млынову гарантировали безопасность во время непонятного полуночного свидания, наградой за которое служила тысяча верблюдов.

Тут было, над чем подумать, и капитан размышлял, неторопливо и основательно взвешивая все обстоятельства. Самой простой причиной внезапного приглашения на полуночное рандеву могло быть желание устранить его как купца Громова, пленив или уничтожив физически, тем самым устранив и от приобретения крупных партий верблюдов. В таком повороте дел весьма были заинтересованы текинцы: это если и не лишало русских единственного вида транспорта, способного работать в пустыне, то во всяком случае помешало его сосредоточению. Текинцы были твердо убеждены, что без верблюдов русским войскам не добраться до их главной крепости Геок-Тепе, которую столь неудачно атаковал отряд генерала Ломакина, потерявший при отступлении все свои верблюжьи караваны.

«Возможно такое? — думал Млынов. — Вполне возможно, и все же… Все же — вряд ли. Туркмены рассудительны и серьезны, но в то же время жестоки, беспощадны и жалости не ведают, коли нужда нагрянула — вон что творят, крохотную девочку продали сегодня, только бы мальчишек спасти. Но не встречались мне что-то туркмены коварные. Злые встречались, а коварные… Нет, не похоже это на них: захотели бы убить — на рынке бы днем зарезали, фанатиков среди мусульман хватает. А тут — целый план продуман. Ночная встреча, тысяча верблюдов… И слова с меня не взяли, что никому о свидании не скажу…»