Проза и публицистика - Иннокентий Федоров-Омулевский

   Больных оказалось сравнительно очень много; но достаточно было только раз взглянуть на их спокойные и довольные лица, чтобы сразу же и понять, что больница для этих изгнанников общества была тем раем (не разб.), в котором Адам почувствовал всю мерзость грехопадения. Губернатор только для одного виду спросил у них: довольны ли они всем? И получил самый удовлетворительный ответ с прибавкою двух-трех трогательных благословений инспектору врачебной управы.

   – Кто же заведует больницей непосредственно? – обратился его превосходительство к фельдшеру.

   – Есть особый лекарь-с, ваше превосходительство; но больше сами инспектор заведуют-с,– ответил тот бойко.

   – Часто он здесь бывает? – спросил его губернатор.

   – Раз в сутки-с, ваше превосходительство; редко-с через день,– доложил фельдшер.

   – Однако ж в остроге нашлась, чего я не ожидал, и веселая картина,– сказал довольный его превосходительство как-то вскользь Падерину и, помолчав, спросил у фельдшера:– Как фамилия инспектора врачебной управы?

   – Ангерман-с, ваше превосходительство.

   – А зовут?

   – Иосиф Васильич, ваше превосходительство.

   Губернатор опять записал что-то в свою памятную книжку.

   – Позвольте вам доложить, ваше превосходительство,– не утерпел промолчать губернский прокурор,– что инспектор врачебной управы оказывает слишком много вредного снисхождения арестантам, не выписывая иногда по нескольку дней совершенно уже здоровых-с...

   Губернатор промолчал, но посмотрел на губернского прокурора таким взглядом, каким развитый европеец смотрит на австралийского дикаря.

   – Скажите от моего имени вашему инспектору,– обратился его превосходительство к фельдшеру,– что я остаюсь совершенно доволен всем, что здесь вижу...

   И губернатор быстро вышел из больницы.

   – Вшюват-с... ваше превосходительство-с,– доложил впопыхах смотритель, почти наткнувшись на него носом в полутемном коридоре.

   – Проводите меня, пожалуйста, в общую арестантскую камеру,– сказал ему только его превосходительство холодно-вежливо.

   Большая арестантская камера по своим помещениям немного чем отличалась от острожной кухни; она могла бы даже, пожалуй, перещеголять ее своим воздухом, если бы смотритель не успел уже распорядиться вынести известного ушата и покурить вересом. Арестантов в ней было в настоящую минуту человек шесть – не больше. Губернатор подошел к ним очень близко и ласково поздоровался.

   – Всем ли вы довольны, друзья?– спросил его превосходительство у арестантов, поочередно заглядывая каждому в глаза, как будто хотел прочесть в них то, чего не доскажут оробевшие языки.

   Арестанты сначала было замялись.

   – Весьма довольны, ваше превосходительство!– надумавшись, ответили они через минуту официальным тоном и в один голос, только какой-то чрезвычайно молодой еще арестант высунулся было немного вперед и хотел сказать что-то непохожее на это, но другой, более опытный, осторожно дернул его за рукав, не дав ему таким образом высказаться.

   Губернатор это заметил.

   – Ты хочешь, любезный друг, что-то сказать мне,– спросил он у него как можно ласковее.

   Арестант смущенно молчал.

   – Говори же, не бойся,– настаивал так же ласково его превосходительство.

   Арестант смутился еще больше.

   – Ну, я тебя прошу начинать,– сказал губернатор с такой нежностью в голосе, что молодой арестант только вскинул на него своими голубыми глазами и в ту же минуту перестал колебаться...

   – Меня, ваше превосходительство, вот уже одиннадцатые сутки без допросу здесь держат,– сказал он робея.

   – Как!.. без допросу... одиннадцать суток?!– с негодованием изумился губернатор.– Что это значит?– спросил он опять оторопевшего смотрителя.

   – Он, наше превосходительство, взят по подозрению в убийстве своей любовницы,– понес чепуху смотритель.

   - Не можете ли, по крайней мере, вы, г. губернский прокурор, объяснить мне эту новую случайность?– обратился его превосходительство к Падерину.

   – В остроге, ваше превосходительство, время для таких молодцов тянется очень медленно, так что часто они принимают часы за сутки,– сострил ни с того ни с сего прокурор Падерин,– видно, и он растерялся в эту минуту не на шутку.

   Губернатор смерил его глазами с ног до головы.

   – Как вы думаете, г. губернский прокурор: достало бы у вас духу острить, если бы вы были на его месте?– спросил его превосходительство в сильном негодовании.– Гораздо будет лучше для вас,– прибавил он энергично,– когда ваши остроты будут произноситься в другом месте, везде, где им угодно, но не здесь, где я желаю видеть только, как вы исполняете вашу прямую обязанность.

   Падерин вспыхнул как порох.

   – Я, ваше превосходительство, отдаю отчет в своих обязанностях... только,– начал было он заносчиво.

   – Вы хотите мне посоветовать,– перебил его губернатор еще энергичнее,– чтобы я написал обо всем, что я здесь слышу и вижу, министру юстиции? Очень благодарен вам за такой умный ответ, г. губернский прокурор, и на днях же воспользуюсь им, если вы даже и не сделали этого!

   Теперь только спохватился Падерин, что занесся слишком далеко, но уже было поздно.

   – А, господа!– продолжал его превосходительство с поразительной нравственной силой в голосе, хотя и очень тихо, обращаясь разом к смотрителю и прокурору,– так вы думаете, что острить – значит служить? Я постараюсь в самом скором времени разуверить вас в этом!

   Губернатор холодно-вежливо поклонился им и хотел уже выйти, как вдруг вспомнил о жаловавшемся ему арестанте и на минуту вернулся.

   – Насчет тебя, братец, я справлюсь и распоряжусь... Будь спокоен,– сказал ему его превосходительство.– А вы пеняйте уж сами на себя, когда не хотели сказать мне правды,– прибавил он уже несколько строго, обращаясь ко всем остальным арестантам, и вышел, не дожидаясь их ответа.

   Неистово болтавший руками смотритель и значительно притихший губернский прокурор торопливо последовали за ним, не успев или позабыв даже погрозить пальцем слишком еще неопытному и потому слишком смелому арестанту.

   У ворот острога, поджидая, пока подадут лошадь, губернатор очень вежливо извинился перед губернским прокурором, что задержал его так долго, и прибавил, что не может его больше задерживать, чем тот и воспользовался в ту же минуту,– уехал.

   – Никаких особенных приказаний не будет-с, ваше превосходительство-с? – спросил у Павла Николаевича, прислуживаясь, смотритель, когда тот готов был садиться в свою пролетку.

   – Потрудитесь, г. смотритель, приготовить к сдаче ваши дела!..– сказал ему только холодно-вежливо губернатор, раскланялся, сел и поехал.

   "Ведь надо же было подвернуться этим казусам, да еще, как нарочно, всем вдруг! И где же это видано, не понимаю я, чтоб такую давать поблажку эдакому, можно сказать, бесчувственному каторжному народу!.." – болезненно завертелось в голове смотрителя, когда отягченный последними словами губернатора он стоял как вкопанный у ворот и бессмысленно провожал растерянными глазами быстро удаляющуюся пролетку его превосходительства.

   Но... теплое чувство давно неиспытанной признательности осветило в этот день не одну загрубевшую, помраченную страстями душу, и не один хороший вздох нарушил в эту ночь мертвую тишину угрюмых стен острога...

XI

Частный пристав второй части улыбается

   Вызвали ли все эти "невеселые картины" в губернаторе расположение к более веселым сценам или он уже намерен был окончательно испортить себе это утро,– как бы то ни было, его превосходительство приехал из острога прямо в полицию – именно во вторую частную управу. Губернаторская пролетка подъехала к ее парадному крыльцу так скромно, что даже само это "всевидящее око" второй части не узрело или не распознало на этот раз приезда хозяина губернии. На одной из ступенек крыльца сидела какая-то женщина с ребенком на руках и плакала. Его превосходительство как будто за этим именно только и завернул в эти стороны, чтобы услышать плачущую: он как встал с своей пролеткой, так и обратился прямо к ней...

   – О чем ты плачешь, голубушка?– спросил ее губернатор.

   Ласковый тон и приветливый вид незнакомого молодого чиновника сразу расположили плачущую к откровенности.

   – Да вишь, ваше высокоблагородие, мужа моего тут посадили, так вот уже четвертый день пошел – не выпускают,– ответила она слезливо.

   – Почему же не выпускают?

   – Да три рубли, говорят,– принеси...

   – Кто говорит?

   – Частной-от сам...

   – А за что взят твой муж?

   – Он плотник, слышь; так другой, значит, товарищ, по работе, значит, пять рублев у него взаймы взял да полушубок взаклад оставил; а полушубок-то, слышь, воровским оказывается. А нам почему знать, ваше высокоблагородие, товарищу как откажешь: тоже пригодится, поди, когда...