Проза и публицистика - Иннокентий Федоров-Омулевский

   Вахрушев только головой мотнул и помчался во всю прыть к Московской заставе.

   Вилькин тоже было приподнялся с места. С полминуты он, казалось, колебался, раздумывая: не поехать ли и ему с полицмейстером? Потом гордо обвел глазами гостиную и остался.

   – Градоначальник-то наш бедный как струсил! – детски-звонко расхохотался правитель, лукаво подмигнув говорившему в эту минуту Падерину.– Я даже побледнел было за него, как он с места-то воспрянул: так вот, думаю, и раскроит себе где-нибудь в дверях лоб...

   – А вы, Николай Иваныч, так ус хлаблый! – наивно заметил Вилькииу Коля Матюнин, весело карабкаясь к нему на колени.

   – Разумеется,– ответил правитель, слегка покраснев, засмеялся и потрепал Колю несколько раз по щеке.

   – H-да!..– произнес протяжно и как-то особенно торжественно вице-губернатор, тяжело поднимаясь с места.

   Он сейчас же после этого стал собираться домой, дружелюбно простился со всеми и уехал, сославшись на бессонницу прошедшей ночи и пообещав жене прислать за ней через полчаса карету. Вслед за Тихомировым откланялся и Ангерман, которого, по-видимому, очень мало занимал нечаянный приезд нового губернатора. С отъездом их общество мадам Матюниной стало как будто легче, разговор тотчас же перешел на известную всем занимавшую в эту минуту тему, и предположениям и догадкам конца не было. Вилькин управлял этим живым оркестром, как самый ловкий капельмейстер; тем не менее во всем, что здесь говорилось, не было и сотой доли правды: прозорливость на этот раз положительно изменила правителю, хоть он и не отступил ни на минуту от своей роли – столько же равнодушного и остроумного собеседника. Большинство желало не ранее как через час удовлетворить свое крайнее любопытство, но не прошло и четверти часа, как вернулся подполковник Вахрушев. Он был смущен, растерян и рассержен до последней крайности. Никогда не (не разб.) и не устававший даже во время самой суетливой беготни пожара, полицмейстер на этот раз был почти весь мокрый от пота и едва переводил дух, как будто его там, у Московской заставы, закутали в дюжину енотовых шуб, с которыми он и добежал без отдыха до подъезда Матюниных.

   – Ну, как? Ну, что? Что это за личность? – посыпались на него со всех сторон вопросы.

   – Рассказывайте же скорее, а то простынет...– сострил Падерин.

   Бывший подполковник только отпыхивался на всех, как кипящий самовар, и поминутно утирал себе платком лоб.

   – Это черт знает что такое! я вам скажу...– выговорил он наконец, приходя в себя и садясь на кресло:– это не губернатор, а просто... мальчишка какой-то...

   – Что вы??

   – Неужели?

   – Ей-богу! Представьте... Я подъехал как раз к тому времени, как переправили его тарантас...

   – Разве он в тарантасе, а не в карете? – перебила генеральша Столбова.

   Но Вахрушев не нашелся ничего ей ответить на это.

   – Смотрю,– продолжал он:– сидят рядом две молоденькие рожицы – одну от другой не отличишь скоро; только вся и разница в том, что у одного крошечные черные бакенбарды, а у другого совершенно голо,– извольте различить, который тут губернатор!..

   – Ну, и что же? – спросил Вилькин расхохотавшись.

   – Да что же! нечего делать, думаю, подойду наудачу к бакенбардам: подошел, отрекомендовался и отрапортовал. Действительно, оказалось, что с бакенбардами – губернатор. Сперва он, знаете, и показался было мне так себе, ничего, как и следует: поклонился вежливо и руку мне подал.– Очень рад, говорит, с вами познакомиться, г. полицмейстер, и очень вам благодарен за вашу любезную предупредительность...– А потом и хватил:– не имею, говорит, только права в настоящую минуту принять от вас рапорта, так как не вступил еще в должность...– Каков гусь?

   – Вот осел-то, должно быть...– заметил вскользь Вилькин, весело потирая себе руки.

   – Потрудитесь, говорит, дать мне полицейского солдата, чтобы он указал мне мою квартиру.– Я говорю: я сам провожу ваше превосходительство.– О, нет! – говорит,– зачем же вам беспокоиться напрасно, когда это может сделать так же хорошо и один из ваших полицейских солдат.– Я, знаете, заметил было ему, разумеется, из приличия больше: это, говорю, не такой труд, ваше превосходительство... уж позвольте мне самому проводить вас.– У вас, говорит, г. полицмейстер, и без меня не мало обязанностей, и потому я еще раз вас попрошу дать мне только солдата.– Ну, что же мне, скажите, было делать после этого! Не насильно же провожать его! Посадить к нему своего казака на козлы: если, думаю, это общество тебе больше нравится, так это уж твое дело, а не мое...

   – Так и расстались? – насмешливо спросила госпожа Матюнина.

   – Нет, знаете, я все-таки спросил для виду: не будет ли, говорю, каких приказаний, ваше превосходительство? – Сегодня, говорит, никаких-с; завтра – может быть. Я уже вам сказал, говорит, что пока не имею на это и права; во всяком случае, говорит, прошу вас не беспокоиться – не являться ко мне покуда: вам будет дано знать в свое время.– И уехал. Каков губернатор, а? Я вам говорю: молокосос просто!

   – В самом деле, он очень молод? – спросила Матюнина, кокетливо щурясь.

   – Как вам сказать? По-моему, ей-богу, ему еще и тридцати пяти нету...

   – Ну, это вам на старости лет так показалось...– снова сострил Падерин.

   – Да уверяю же вас,– с жаром возразил подполковник:– я еще ни разу ни одного губернатора не видал таким мальчишкой; я уж, слава богу, не мало-мальски их видал в разное время.

   – Что он, недурен собой? – снова спросила хозяйка, еще кокетливее прищуриваясь.

   – Да так себе, смазливенький...

   – Непременно на той неделе даю для него бал,– сказала генеральша Столбова.

   "Как бы мне это устроить прежде тебя?" – подумала мадам Матюнина, но не сказала почему-то этого вслух, а только возразила:

   – Стоит ли еще...

   – Что же это за господин с ним приехал, не знаете? – спросил Вилькин.

   – Возможно, привез с собой служить какого-нибудь маменькиного сынка, а впрочем – не знаю.

   – Может быть, это просто его камердинер, а вы его со страху за чиновника приняли?..– сострил еще раз губернский прокурор. Вахрушев покраснел.

   – Ну вот еще: камердинер с кокардой! – сказал он, закуривая папироску.

   – Бывает-с,– подтвердил Вилькин, трепля его по плечу.

   – Да что вы толкуете, Николай Иваныч! – вспылил немножко армии подполковник:– когда прислуга прибыла сейчас же вслед за ним в отдельном экипаже; вероятно, повар, лакей и горничная.

   – Как горничная? – Разве он женат? – Где же сама-то губернаторша? – Может быть, она в Петербурге осталась или за границей? – заговорили дамы все разом.

   – Все может статься с человеком...– смеясь, заметил Падерин.

   – Не думаю, чтоб он был женат,– сказал Вахрушев, делая кислую гримасу:– в его годы порядочные люди в Петербурге не женятся; а впрочем – на лице не написано,– заключил он, пожимая плечами.

   – А горничная что значит? Или какая там с ним женщина приехала? – спросила генеральша Столбова.

   – Это экономка, должно быть,– сообразил старик Снарский, имевший непреодолимую наклонность к экономкам вообще.

   – Нет ничего мудреного, что и горничная...– сказал со сладенькой улыбкой Матюнин, имевший, в свою очередь, большое расположение к горничным своей супруги.

   – Фи! Горничная у холостого человека!– сгримасничала - хозяйка.

   – Бывает-с и это...– успокоил Вилькин дамское любопытство.

   – Его превосходительство, может быть, любит, чтоб ему на ночь пятки чесали...– сострил в последний раз в этот вечер Падерин.

   – Не в тех еще он летах...– смеясь, поддержал его Вахрушев.

   Мужчины бесцеремонно расхохотались; дамы улыбались только, слегка покраснев. В эту минуту доложили, что казак, провожавший губернатора, спрашивает г. полицмейстера. Вахрушев было вскочил.

   – Позови его сюда!– распорядилась хозяйка, обращаясь к докладывавшему лакею.

   Через минуту вошел казак. Сему храброму воину, вероятно, очень редко случалось бывать в изящной, ярко освещенной лампами гостиной и особенно объясняться с таким обществом, где, по его мнению, все, не исключая и дам, были "высшим начальством": он, бедный, так разметался на паркете, что, не в силах будучи отыскать сразу глазами свое "ближайшее начальство", водил только носом во все стороны, как будто надеялся в эту минуту только на одно обоняние.

   – Ну, что? проводил? – обрадовал его Вахрушев своим басом.

   – Проводил, васкородие.

   – Куда же ты его проводил?– спросила мадам Матюнина.

   – До крыльца, васкородие.

   – А не знаешь, какая с ним приехала женщина?– полюбопытствовала Столбова._

   – Гориишная, васкородие.

   – Горничная?

   – Точно так-с, васкородие.

   – Ну, а этот, что с губернатором вместе сидел – не знаешь, кто такой?– вставила свое словечко мадмуазель Снарская.