Крупская - Леонид Млечин

Узнав о резком ленинском письме, Сталин в тот же день предложил членам политбюро перенести XII съезд партии, на котором Ленин намеревался сместить его с поста генсека, на более поздний срок — в отчаянной надежде выиграть время. Бедственное состояние здоровья Владимира Ильича ему было известно лучше, чем кому бы то ни было. Политбюро согласилось.

Шестого марта Ленину стало хуже.

Из дневника лечащего врача: «Владимир Ильич очень интересуется, можно ли ему сегодня проехаться по квартире. Решено удовлетворить горячее желание Владимира Ильича. Его посадили в передвижное кресло и прокатили по всей квартире. В большой комнате Владимир Ильич посидел около пятнадцати минут, после чего снова уложили его в постель… Поспал два часа. Когда проснулся, позвал сестру, но почти не мог с ней разговаривать. Он хотел попросить сестру позвать Надежду Константиновну, но не мог назвать ее имени.

Когда пришла Надежда Константиновна, Владимир Ильич почти ничего не мог сказать и, не находя слов, всё говорил:

— Ах черт, ах черт.

Надежда Константиновна тотчас же нас вызвала, и мы приехали с Василием Васильевичем Крамером. Владимир Ильич лежал с растерянным видом, выражение лица испуганное, глаза грустные, взгляд вопрошающий, из глаз текут слезы. Владимир Ильич волнуется, пытается говорить, но слов ему не хватает, и дополняет их словами:

— Ах черт, ах черт. Вот такая болезнь, это возвращение к старой болезни.

Владимир Ильич всё время просит лед:

— Больше льда, больше льда, надо больше, надо большие запасы льда.

Владимиру Ильичу дали два раза бром. Но это его не удовлетворило. Он говорит:

— Йод надо, надо йод.

Ему дали две лепешки йодфортана — Владимир Ильич их проглотил и через несколько минут сказал:

— Йод помог, если это йод.

По-видимому, подозревал, что ему дали какое-либо другое лекарство. После этого доктор Кожевников впрыснул ему в вену левой руки 0,03 папаверина. В скором времени речь стала улучшаться. Владимир Ильич немного успокоился».

Мария Володичева записала в дневнике: «Чувствовал себя плохо. Надежда Константиновна просила этого письма Сталину не посылать, что и было сделано в течение 5-го. Но 7-го я сказала, что должна исполнить распоряжение Владимира Ильича. Она переговорила с Каменевым, и письмо было передано Сталину и Каменеву, а затем и Зиновьеву, когда он вернулся из Питера».

Седьмого марта Володичева вручила Сталину письмо Владимира Ильича. Абсолютно уверенный в себе генсек, узнав об ухудшении состояния Ленина, успокоился и тут же продиктовал еле живому вождю высокомерно-снисходительный ответ:

«т. Ленину от Сталина.

Только лично.

т. Ленин!

Недель пять назад я имел беседу с т. Н. Константиновной, которую я считаю не только Вашей женой, но и моим старым партийным товарищем, и сказал ей (по телефону) приблизительно следующее: “Врачи запретили давать Ильичу политинформацию, считая такой режим важнейшим средством вылечить его, между тем Вы, Надежда Константиновна, оказывается, нарушаете этот режим; нельзя играть жизнью Ильича” и пр.

Я не считаю, что в этих словах можно было усмотреть что-либо грубое или непозволительное, предпринятое “против” Вас, ибо никаких других целей, кроме цели быстрейшего Вашего выздоровления, я не преследовал. Более того, я считал своим долгом смотреть за тем, чтобы режим проводился. Мои объяснения с Н. Кон. подтвердили, что ничего, кроме пустых недоразумений, не было тут, да и не могло быть.

Впрочем, если Вы считаете, что для сохранения “отношений” я должен “взять назад” сказанные выше слова, я их могу взять назад, отказываясь, однако, понять, в чем тут дело, где моя “вина” и чего, собственно, от меня хотят».

Это письмо Ленин уже не прочитал. Ему не хотели показывать сталинский ответ, чтобы ему не стало хуже.

Из дневника лечащего врача: «Мария Ильинична телефонировала и сообщила, что Владимир Ильич настойчиво требует люмбальной пункции, и спрашивала, как быть и можно ли часто делать пункцию. Доктор Кожевников ответил, что очень часто, конечно, нельзя. Приехал в половине десятого.

— Зачем вы беспокоились, раз всё равно ничего нельзя сделать?

Кожевников понял, что Владимир Ильич говорит о люмбальной пункции, но не стал углублять больной вопрос. Владимир Ильич добавил:

— Проклятый немец.

Разговаривая с Надеждой Константиновной, Кожевников спросил, что подразумевал Владимир Ильич. Она дала объяснение: Владимир Ильич недоволен, что ему не делают пункции, которую Фёрстер рекомендовал в случае упорной головной боли».

Восьмого марта: «Врачи приехали в половине второго. Владимир Ильич лежал под тремя одеялами, был бледен и весь дрожал… Кожевников сделал под местной хлорэтиловой анестезией пункцию между четвертым и пятым позвонками. Через четверть часа Владимир Ильич сказал, что голова болит значительно меньше».

Девятого марта — потеря речи, паралич правой руки и ноги захватил и левую руку. В восемь часов Надежда Константиновна позвонила его лечащим врачам:

— Речь у Владимира Ильича плохая, артикуляция неотчетливая, трудно находит слова, говорит одни слова вместо других и этого, по-видимому, не замечает…

Надежда Константиновна в страшной тревоге рассказала, что утром Владимира Ильича совершенно нельзя было понять. Он посмотрел на нее и сказал:

— Надо позвать жену.

А вечером всё переменилось! Владимир Ильич пребывал в хорошем настроении, говорил почти свободно и сам радовался:

— Я чувствую себя как здоровый, точно произошло какое-то чудо.

Он был весел, вспоминал далекое прошлое, совсем не волновался. А 10 марта Ленина разбил третий удар, от которого Владимир Ильич уже не оправился. Его поразил полный правосторонний паралич. Он прожил еще год при полном сознании и понимании своего бедственного положения.

Из дневника лечащего врача. 11 марта: «Владимир Ильич всё время пытается что-то сказать, но это ему не удается. Понять его почти невозможно… Бесконечно грустно смотреть на его беспомощность».

Двенадцатого марта: «Владимир Ильич плохо понимает, что его просят сделать. Ему были поднесены ручка, очки и разрезательный нож. По предложению дать очки Владимир Ильич их дал. По просьбе дать ручку снова дал очки (они ближе всего лежали к нему). Полный паралич правой руки».

Тринадцатого марта: «Всегдашняя деликатность, заботливость о других, когда состояние его здоровья внушает серьезные опасения. До чего же глубоко должны в нем сидеть эти качества. Это одна из основных черт его характера, и это-то заставляет при близком с ним общении привязываться к нему всё больше и больше».