Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859, 1860 годах. - Алексей Вышеславцев

В храме, где была главная квартира, поднят был русский флаг, — с церемонией. Все участвовавшие в процессии были приглашены к обеду, приготовленному в японском вкусе. Перед каждым был поставлен лаковый поднос с несколькими чашечками; в каждой было кушанье: похлебка, рыба, салат, микроскопически изрезанный и очень вкусный, разные конфеты, раскрашенные и имеющие затейливую форму; одним словом, приготовлено было все, что японская кухня могла представить изысканного. Прислуга быстро двигалась, удовлетворяя требованиям каждого.

Но божество, радеющее Японии, кажется, было на стороне оппозиции. Страшною разразилось оно над нашими головами, как будто за дерзость настойчивого желания сблизиться с Японией. Оно как будто стерегло их застывшую и заснувшую жизнь. Едва мы сели на шлюпку, чтобы возвратиться на клипер, полился дождь, погода засвежела, и разведенное волнение вливало волну за волной в наш катер. Насилу добрались мы до клипера.

Барометр падал стремительно; дождь возвращался о каждым порывом ветра, который становился все сильнее и сильнее. Весь следующий день ураган свирепствовал в заливе; стоя на якоре, мы должны были закупорить люки, что случилось с нами в первый раз. На берегу было, между тем, довольно сильное землетрясение. На третий день стало немного стихать; небо очистилось, и, кажется, никогда еще воздух не был так прозрачен! За Эддо мы увидели в первый раз цепь гор и величественный Фудзи, с его вершиной, подобно усеченному конусу; он рисовался на горизонте, как нежное видение, — так легок и воздушен был тон красок.

Фузи-яма или Фузи-но-яма находится в провинции Сируга. По сказаниям японцев, он явился ночью в 285 г. до P. X., и в ту же ночь вблизи Миако провалилось большое пространство земли, образовав озеро Митзоо (большая вода). Этот вулкан, составляя пирамиду в 12,000 фут. высоты (высота равная почти Тенерифскому пику), большую часть года покрыт снегом. Извержение 799 г. по P. X. продолжалось 34 дня. Выброшенная зола покрывала огромные пространства и окрашивала воды красным цветом. Другие извержения были в 800 и 863 г. по P. X. Самое сильное было в 864 г., во время которого гора стояла как бы в пламенном кругу. Последнее было в 1707 году, после стольких лет покоя.

13 августа. Можно было ехать опять на берег, и, чтоб успеть больше увидеть, мы отпросились на два дня, предполагая на другой день ехать верхом. Точкой отправления тин избрали храм, где была наша главная квартира. Это было огромное здание с большим количеством комнат, с упраздненными нишами и с совершенным отсутствием алтаря. Когда я был в первый раз здесь, то видел небольшую часовню; теперь она была заперта. Перед храмом был небольшой двор, на который можно было попасть через широкие ворота, по каменной лестнице. Тяжелый навес, с деревянными резными украшениями, составлял род висячего портика; несколько ступеней, через широкую арку, вели в первую комнату, довольно большую и высокую: в глубине её была деревянная ниша с полками, на которых, вероятно, стояли прежде какие-нибудь религиозные принадлежности; пол был устлан, как всегда, циновками; двигающиеся, в рамах ширмы обклеены довольно красивыми обоями. Эта комната служила местом отдохновения для приезжающих с судов. Здесь, расположившись после обеда на циновках, мы вели разговоры, узнавали новости, толковали и спорили.

Кто-то назвал эту комнату «oeil de bœuf»; так это название за ней и осталось. Около неё находились помещения для служащих, a дальше для графа Муравьева. Вблизи был большой сад, a у храма — микроскопические садики с искусственными скалами, маленьким храмом и лужицей, превращенной в пруд, в котором плавали золотые рыбки.

Гуляя целый день по городу, мы положили себе изучать торговлю, то есть. начали заходить в лавки и магазины, в иные для того, чтобы что-нибудь купит, в другие, — чтобы поглядеть. Я уже говорил, что в Эддо прежде всего поражает страшное количество лавок; кажется, весь народ продает, и не можешь себе представить, где находятся покупатели, покамест не вспомнишь, что в самом Эддо больше миллиона жителей и что Эддо доставляет на всю Японию предметы потребления. Лавки с вещами роскоши встречаются редко; если они и есть, то обыкновенно помещаются в задних комнатах; на улицу же смотрят все вещи практические, нужные: обувь, шляпы, платье, циновки, обиходный фарфор, который однако, очень хорош, наконец, лавки с железными и медными вещами, с книгами и множеством картин. Книги, большею частью, иллюстрированные уличные романы, из которых многие с не совсем скромными и даже с очень нескромными картинками; последние так распространены по всей Японии, что мне нередко случалось видеть их в руках детей, совершенно понимающих то, что они видят: такие картины могли создать только развратные, не сдерживаемые никаким нравственным чувством японцы. Эти картинки не случайно попадаются детям; они находятся на детских игрушках, на летучих змеях; я видел уличного пряничника, который из сладкого и мягкого теста делал для детей, тут же расплачивавшихся с ним, такие изображения, которым было бы приличнее находиться разве в анатомическом театре!..

A японцы с виду так благонравны, водой не замутят: согласите это с их благонравием! При таком отсутствии нравственного элемента, когда не щадят невинных помыслов детства, загрязняя их развратными образами, нечего удивляться, что у японцев нет правды и душевной чистоты, что они все лжецы. Общая подозрительность, следствие системы управления, развила шпионство и вместе целую систему взаимного обмана, взаимного опасения и недоверия. Где же в этой тине искать благородных начал, веры в добро, самопожертвования для идей, чувства собственного достоинства, позыва к подвигу и всего того, что составляет тот ключ живой воды, без которого всякий народ не живет, a прозябает!

Зато все, что составляет удобство жизни, что нежит рыхлое тело японца, что одевает его, окружает и кормит, — все это доведено у него до возможного совершенства. Каких тканей не выделывает он для своих церемониальных панталон, для своих кофт и халатов, от толстых и негнущихся, как картон, до легких и воздушных, как паутина! Плетение из тростника и соломы тоже превосходно; всякая сандалия, даже на ноге нищего, в своем роде chef-d’œuvre. Посмотрите на оружие, на сабли с резною металлическою работою на рукоятках: право, от этой работы не отказался бы Бенвенуто Челлини, — так она отчетлива и художественна. Или нитцкы, пуговицы, о которых я уже говорил. Вместе с искусством работы, добродушный юмор не оставляет скромного художника, которого общественное положение стоит, однако, не выше положения портного или столяра, потому что художник у японцев причислен к касте ремесленников {1}. Войдите в дом, самый бедный по наружности. He бойтесь, вас не поразит то, на что наткнетесь в жилищах бедняков в каком-нибудь большом европейском городе. Вы не рискуете задохнуться в страшной атмосфере, или прийти в ужас от нечистоты и всякой гадости. Смело садитесь, или ложитесь на циновку: она та же, что и у богатого, до крайней мере, так же чиста; спросите себе воды, и непременно найдется фарфоровая чашка, не засиженная мухами, но всегда чисто вымытая, из которой можно пить смело; спросите себе огня, чтобы закурить сигару — вам подадут небольшой деревянный ящик, чисто лакированный, с каменною жаровней, на которой лежат несколько горячих угольев. Над очагом, устроенным на полу, висит чугунный чайник, в котором кипятится вода. Хозяйка постоянно хлопочет около него, одетая в синий миткалевый халат; волосы её, всегда причесанные, блестят, намазанные помадой. Простой народ ест морскую капусту [18]), которую сушат на лето и маринуют, да сухую рыбу; хорошо, если есть средство купить рису. Это бедняки, a потребность комфорта в жизни развита и у них. Едят они тоже очень опрятно, не залезают пальцами в блюдо, не сделают другого какого-нибудь неприличия. Любого японца можно посадить хоть за педантический английский стол, и он не сконфузит строгого джентльмена.