Стефан Цвейг - Сергей Романович Федякин

Шницлера («Заметки о новеллисте», 15 мая 1922 года), речи, посвященные Ромену Роллану (29 января 1926 года), Максиму Горькому (28 мая 1928 года), немецкому дирижеру Бруно Вальтеру («Искусство самоотдачи», 15 сентября 1936 года). Когда осенью 1941 года в Петрополисе автор этих речей будет с неохотой слушать поздравления по случаю собственного шестидесятилетия, считая его «черной датой календаря» и всячески уговаривая Шарлотту не устраивать праздника, сидя за столом перед гостями, он дрогнувшим голосом прочитает написанное накануне стихотворение «Благодарность шестидесятилетнего».

Тут можно упомянуть и еще об одном поэте и писателе, только уже вымышленном, беллетристе по имени Р. из новеллы «Письмо незнакомки». Теперь, когда вы имеете представление о некоторых предметах из дома Цвейга в Зальцбурге, обратите внимание, как много схожих вещей в квартире героя произведения с реальными вещами из обстановки в доме самого автора, обустроившего свой кабинет и комнаты как раз к началу работы над этой новеллой (1922):

«Я увидела перед домом фургон с мебелью! Большую часть тяжелых вещей носильщики уже подняли наверх и теперь переносили отдельные, более мелкие предметы; я остановилась у двери, чтобы все это видеть, потому что все твои вещи чрезвычайно изумляли меня – я таких никогда не видала – тут были индийские божки, итальянские статуи, огромные, удивительно яркие картины, и, наконец, появились книги в таком количестве и такие красивые, что я глазам своим не верила. Их складывали столбиками у двери, там слуга принимал их и каждую заботливо обмахивал метелкой. Сгорая от любопытства, бродила я вокруг все растущей груды; слуга не отгонял меня, но и не поощрял, поэтому я не посмела прикоснуться ни к одной книге, хотя мне очень хотелось потрогать мягкую кожу на переплетах. Я только робко рассматривала сбоку заголовки – тут были французские, английские книги, а некоторые на совершенно непонятных языках… Меня страшно занимала мысль, каким же должен быть человек, который прочел столько прекрасных книг, знает столько языков, который так богат и в то же время так образован»{314}.

* * *

Послевоенная Австрия, «которая теперь проступала на карте Европы жалкой, серой и безжизненной тенью Австро-Венгерской империи», каждый день все глубже захлебывалась и тонула в выпуске «суррогатных денег», водовороте инфляции и гиперинфляции, столкнувшись с таким падением доходов населения, голодом, забастовками рабочих, что «революция или какой-либо другой катастрофический исход казались неотвратимы».

Самоустранение последнего императора Карла I, чье испуганное лицо Цвейг якобы видел в окне поезда на австрийской пограничной станции Фельдкирх при возвращении в Австрию, положило конец всей династии Габсбургов и одновременно начало обострения в новорожденной Австрийской республике национальных вопросов, политической борьбы, межпартийных конфликтов.

Надежда Цвейга на то, что рухнувшая империя принесет с ветром перемен и реформу института брака, оказалась иллюзией. В католической Австрии и после Первой мировой войны, вплоть до 1938 года, развестись не живущим вместе парам для создания новых семейных отношений не представлялось возможным и, пока кто-нибудь из «супругов» не умирал, являлось непреодолимым препятствием к заключению следующего брака. Повторных церковных венчаний для разведенных пар (пример Фридерики и Феликса) закон также не предусматривал. Бюрократические препоны, стоявшие на пути свадьбы, писатель напряженно обсуждал в кругу друзей в Швейцарии и накануне отъезда сообщил о своих затруднениях Антону Киппенбергу: «Я уже много лет живу в грехе, но чувствую себя благословенным с фрау фон Винтерниц, которой посвятил своего “Иеремию”. Поскольку она развелась как католичка, второй брак в Австрии стал бы для нее двоеженством и, следовательно, карался бы по закону. Что ж, мы терпеливо ждали, пока старая Австрия не умрет и не исчезнет, и в мае или июне переедем в Зальцбург».

Возможно, по этой причине Стефан годами умалчивал о своих отношениях с Фридерикой и не ставил в известность отца и мать о намерении жениться. Любопытное письмо в конце февраля 1919 года Ида Бреттауэр отправит ему в Цюрих, высказав тревоги и материнские надежды относительно семейного благополучия сына: «Содержание твоего письма меня ошеломило, хотя я уже знала, что у тебя была близкая подруга. Теперь я поставлена перед фактом. Как зрелый и серьезный мужчина, ты, надеюсь, обдумал этот шаг и сделал достойный выбор. Как мы и предполагали, это дама с очень высоким интеллектуальным уровнем, чистой душой, что будет сочетаться с твоим характером и соответствовать ему. Дорогое мое дитя, ты знаешь, как сильно я привязана к вам, моим сыновьям. Ваше будущее – моя главная забота. Поэтому ты поймешь, как волнует меня твое решение. Назрело много вопросов, о которых не скажешь в письме. Наше заветное желание иметь дочь теперь исполнилось. Поэтому мы сердечно приветствуем твою избранницу. Я буду рада однажды прижать ее к моему материнскому сердцу. Да будет твоя жизнь счастливой, а мы станем молиться за тебя, наш дорогой сын»{315}.

После переезда в Зальцбург «дорогой сын», продолжая добиваться цели, в июле 1919 года уговорил Фридерику покинуть католическую церковь и подать прошение о разводе в венскую мэрию, где бы ее «особые обстоятельства были приняты во внимание». Непробиваемая стена закона еще какое-то время держала всех в неведении. Стефан даже предлагал отправиться в Венгрию, где процедура заключения брака в тот период была доступнее и гораздо проще. Но спустя шесть месяцев Фридерике фон Винтерниц все-таки позволят заключить «брак по разрешению».

День регистрации был выбран спонтанно, 28 января, когда в ратуше Вены в сугубо мужской компании состоялась трагикомическая церемония бракосочетания писателей. Говоря о «сугубо мужской компании», я нисколько не оговорился по той причине, что «невеста» ввиду многолетней тяжбы о разводе с Феликсом побоялась второй раз наступать на одни и те же грабли и решила в формальной стороне процедуры не участвовать. Она даже не поехала в Вену, выписав на имя Феликса Брауна доверенность, согласно которой он должен был «представлять ее интересы» на церемонии.

Кто-то из читателей увидит в этом сюжет в духе мольеровских комедий, но для Цвейга решение Фридерики, как ни странно, не было сюрпризом. Он о нем заранее знал и за несколько дней до свадьбы отправился в Вену в квартиру родителей на Гарнизонсгассе, 10, откуда рассылал шутливые приглашения на это сомнительное мероприятие: «Дорогой друг, я хотел бы попросить вас присутствовать завтра, в среду 28 января, на церемонии гомосексуалистов. Мы все встречаемся в 10:30 в кафе “Landtmann”. Важное событие состоится в 11:00, все должно закончиться к 11:45. С нетерпением буду ждать встречи с вами! Искренне ваш, Стефан Цвейг».

К 10:30 приглашенные гости собирались на Рингштрассе прямо напротив ратуши в кафе «Landtmann» и преспокойно курили за столиками в ожидании «торжественного часа». Любопытный факт, что до начала ХХ века клиентами этого кафе были только мужчины, а обслуживающий персонал и по настоящее время состоит исключительно из утонченных красавцев.