Послесловие к мятежу.1991-2000. Книга 2 - Андрей Савельев

Определимся для начала с предметом “безвозмездной передачи”. Что это — имущество, вещи, неимущественные права, предприятие? Нет. Передано “загородное хозяйство”, то есть, надо полагать, Татарстану досталась некая совокупность земельных угодий, дворцов, особняков и построек, машин и инструмента, рабочего скота и… работающих в хозяйстве наёмные работников. Разве без рабочей силы мёртвые вещи что-либо значат? Они никому не нужны. Поэтому, если к “хозяйству” приписаны ещё и жилые дома с огородами, даже если они, так сказать, частные, то “переданы” и эти дома, а заодно и те, кто в них живёт.

Передано “хозяйство”. Но что можно называть хозяйством в наше время?

Конечно же, это не сельскохозяйственное предприятие, вроде колхоза или совхоза. Эти категории принадлежат ушедшей эпохе. Вряд ли “загородное хозяйство” можно отнести и к предприятию. Предприятием согласно ст. 132 Гражданского кодекса следует считать “имущественный комплекс, используемый для осуществления предпринимательской деятельности”. А в Петрово-Дальнем, как и по всему Рублёвскому шоссе, предпринимательства не сыскать днём с огнём. Там отдыхают и блаженствуют сильные мира сего.

В законах нет юридических лиц типа “хозяйство”. Закон использует иные правовые термины — производственный кооператив, хозяйственное товарищество либо общество, унитарное предприятие, но отнюдь не “хозяйство”. Значит, с юридической точки зрения, г-н Ельцин передал в “собственность Татарстана” то, “чего не может быть”. А раз так, то это “нечто”, не имеющее правовой определённости, “передать” г-ну Шаймиеву — президенту республики Татарстан — невозможно, если конечно же не следовать лозунгу феодального высокомерия: “государство — это я”. Тем не менее, нечто по имени “хозяйство” предписано “передать”.

Что подразумевает закон под этим термином, обозначающим обязательство? Существует ли вообще такой вид обязательства?

Если обратиться к всё тому же ГК, то окажется, что в нём этого “вида обязательства” нет. Даже если термин “хозяйство” является всего лишь неким синонимом “юридического лица”, им можно было бы распорядиться. Но распоряжение над ним могло произойти не иначе как в предписанных законом формах. Его можно было бы, не нарушая закона, продать, заложить, арендовать, в конце концов даже “ликвидировать”, но не совершить над ним акт “передачи”. Ибо в гражданско-правовом смысле никто не имеет права совершать над тем или иным объектом, независимо от того, в какой форме он существует и кому принадлежит, действия, не предусмотренного законом. Следовательно, г-н Ельцин в качестве должностного лица учинил действие, которое не могло быть официально совершено.

Теперь пришёл черёд заняться полномочиями президента. Вправе ли Президент осуществлять по отношению к федеральной собственности правомочия собственника (а дело может идти именно о собственности такого рода)? Может ли он, к примеру, распорядиться продать завод, потратить бюджетные деньги, чтобы купить порт или причал, обменять один корабль на другой, подарить или “передать” хозяйство? На все эти вопросы, под каким бы соусом они ни подавались, существует только один ответ: “Конечно же, нет!” Таких полномочий у президента как должностного лица нет и не может быть. Почему? Потому что даже в своей резиденции или на даче он не хозяин, а квартирант, чей срок проживания в лучшем случае — восемь лет. Даже Император Всероссийский, при заполнении листа переписи 1897 года назвавший себя “хозяином земли Русской”, и тот не был в состоянии совершить такие сделки. Он являлся собственником лишь в отношении имущества, принадлежащего лично ему.

Чем, в таком случае, может распоряжаться президент? Одними лишь государственными денежными суммами, выделенными на его содержание в законе о федеральном бюджете и, следовательно, переданными в его распоряжение. Обычно это называется цивильным листом. И только.

Таким образом, в качестве президента г-н Ельцин может делать только то, что прямо записано в Конституции или в соответствующих законах. Он глава государства, но не его собственник. Он верховный главнокомандующий, но он не может демобилизовать армию. Он вправе назначать или увольнять министров, но не в его власти принять решения об изменении правового статуса хотя бы одного предприятия, даже если оно имеет статус унитарного или казённого. Президент имеет право подписать или не подписать закон, но ему не позволено нарушить хотя бы одну строчку из тех законов, которые им самим подписаны.

Поставим вопрос иначе. Быть может, если президент не обладает полномочиями собственника в отношении федеральной собственности, ею может распорядиться правительство РФ? Именно правительству г-н Ельцин поручил “оформить передачу” хозяйства “Истра” в “собственность Татарстана”. Ничего подобного. Правительству согласно Конституции (ст. 114) и закону о Правительстве (ст.14) принадлежит лишь право “осуществлять управление федеральной собственностью”. Оно может передать то или иное федеральное имущество из сферы управления одного министерства в другое, но оно не может его продать или подарить, разрушить или “ликвидировать”. Значит, оно не вправе решать вопросы, которые принадлежат собственнику.

Кому же, в таком случае, принадлежит право распоряжаться федеральной собственностью, когда речь идёт об имуществе? Ответ на этот вопрос содержится в ст. 125 Гражданского кодекса. От имени РФ (подчеркнём, не своим именем, а именем Российской Федерации) приобретать и осуществлять имущественные права и обязанности вправе лишь органы государственной власти — “в рамках их компетенции, установленной актами, определяющими статус этих органов”.

Здесь мы вынуждены остановиться. Из-за неряшливости законодательства, которое не даёт возможности понять, какие из ныне существующих властных органов соответствуют статусу “органов государственной власти”, а какие таковыми не являются. По крайней мере из текста Конституции (ст. 71) следует, что “федеральные органы государственной власти” и “федеральные органы исполнительной власти” — не одно и то же. Если это так, то даже министерства и ведомства не могут наделяться правом распоряжаться государственной собственностью. Они могут ею только оперативно управлять.

Как же в таком случае можно, соблюдая общие принципы права, распорядиться государственной собственностью? По всей видимости такие распорядительные акции можно оформлять лишь согласно разовым федеральным законам (парламент и президент представляют интересы собственника — нации в целом), инициированным Правительством РФ (управляющим).

Если предмет, которым распорядился г-н Ельцин — не имеет надлежащей правовой формы, если само распорядительное действие не находится в системе правового регулирования, если распорядитель не обладает правом на действие, которое он совершает, занимая государственную должность, как это следует называть? С точки зрения уголовного права данное деяние недвусмысленно относится к преступлению. Чиновник, какую бы должность он ни занимал, если он превышает свои полномочия или злоупотребляет ими, он преступник, которым должна заняться уголовная юстиция.

Какие деяния могут быть инкриминированы участникам “передачи” федеральной собственности в “татарскую”? В области преступлений против собственности: мошенничество (ст. 159), присвоение или растрата (ст. 160), даже грабёж (ст. 161). Преступления против государственной власти: злоупотребление должностными полномочиями (ст. 285), их превышение (ст. 286) и присвоение (ст. 288). Такой вот букет вырастает из только одного президентского указа.

Однако г-н Ельцин может продолжать свою деятельность по разделу РФ на множество “хозяйств” и их “безвозмездной передаче” в собственность своим многочисленным друзьям и приятелям. Народ, проголосовавший за Конституцию, предложенную в декабре 1993 всё тем же г-ном Ельциным, бережёт своего “всенародно избранного”. Во-первых, он “обладает неприкосновенностью” (ст. 91), а во-вторых, никому, кроме Бога, неподсуден (ст. 93). Следовательно, уголовная сторона, при всей её очевидности, должна быть, хотя бы на время, предана забвению. Она неактуальна.

А вот социально-экономическая сторона открывается в самом неприглядном виде. Созданный в результате “великой демократической реформы” строй оказался новым изданием грубо-примитивного феодализма, переполненного, как ему и положено, откровенным произволом, абсолютизмом. Тех, кого официально именуют на иностранный манер президентами, в действительности приобрели права владетельных особ, которые в своих вотчинах могут делать всё, что им угодно.

Одаривать землями, имуществом, деньгами, даже людьми фаворитов и приближённых. Отнимать и то, и другое, и третье, если их владельцы окажутся в опале. Сводить счёты и выяснять отношения со своими вассалами, не брезгуя ни применением наёмной армии, ни обменом подвластной территории между новоявленными удельными князьями. Разгонять неугодные парламенты, заключать в тюрьмы удачливых конкурентов, закрывать глаза на очевидные преступления, если их совершают “свои мэры, губернаторы или карманные президенты”. Не соблюдать ни одного закона, считая себя выше права и справедливости. И воровать, воровать, воровать без удержу и счёту, следуя известному девизу Людовика XV — после нас хоть потоп.