Послесловие к мятежу.1991-2000. Книга 2 - Андрей Савельев

Как раз по тем вопросам, которые и должен выполнять “доверительный управляющий”, в договоре специально оговорено, что он по ним “не вправе голосовать акциями без письменного согласия учредителя управления”. Вот тебе раз! Что это за договор о доверии, в котором между строк читается: “Не доверяем вам и шагу ступить, г-н Вяхирев, со всем вашим правлением”.

Следовательно, от главного условия совершения договора доверительного управления — доверия учредителя управления к доверительному управляющему — ничего не остаётся. Напротив, подписав его в такой редакции, стороны недвусмысленно констатировали, что между Черномырдиным и Вяхиревым, Правительством и “Газпромом” господствовали подозрительность и полное недоверие.

Значит, когда договор с помпой и под пламенем “юпитеров” подписывался, когда произносились речи и поднимались бокалы с шампанским, имелось в виду что-то совсем другое. Надо было не навести порядок в самой деньгодобывающей отрасли страны, а, вероятнее всего, избавиться от назойливости критиков, обвинявших в конце 1997 года Чубайса, Немцова, Черномырдина и прочих “писателей” в расточительности, некомпетентности, бездеятельности, злоумышленности и кумовстве.

Тогда стоял шум по поводу принятия бюджета на 1998 год. Ельцина заставили или упросили появиться в Думе. И уже не в виде “Савла”, грозящего Парламенту кулаком, а, превратившись на несколько минут в “Павла”, он уговаривал депутатов быть паиньками и не шалить. И они не шалили, а словно завороженные, дружно проголосовали за бюджет, которому суждено было так и остаться “рулоном туалетной бумаги”.

Договор был нужен не взаправду, а понарошку. Под видом серьёзного документа создавалась некая видимость, информационный повод, фикция. “Вы хотели определённости. Получите её. Вам не хватало договора. Вот он, с пылу с жару. Вы подозревали нас во всех смертных грехах, предусмотренных “уложением об уголовных наказаниях”. Ничего подобного: мы правим, чтобы было хорошо. Вы подозревали нас в сговоре за вашей спиной. Отнюдь. Между нами полная открытость, а эта конвенция — символ нашего братского единства. Вы верили тому, что дни Вяхирева сочтены, и со дня на день его ждёт отставка. Как бы ни так. Не дождётесь. Лучше его у нас никого нет и не будет”.

Таким образом, договор о доверительном управлении “Газпромом” — имитация властной деятельности. Он ничего не значил. Он ничего не изменил и не улучшил в положении ни страны, ни газовой промышленности, ни государственного бюджета. Г-н Вяхирев как управлял “Газпромом”, словно феодал, так и продолжал управлять им. Как держал г-н Черномырдин контрольный пакет, именуемый акциями, в собственных руках, так и продолжал его держать, никому не доверяя и не передоверяя. Как оставалось для публики неизвестным, что кому должно принадлежать в газодобыче и газопереработке, так и теперь всё покрыто туманной дымкой.

Однако есть в договоре и содержательная, меркантильная сторона. РАО “Газпром” должен получать вознаграждение в размере “2 процентов от сумм, полученных выгодоприобретателем в виде дивидендов по акциям” Что возмещается — работа, риск, ответственность? Из текста видно, что возмещается не деятельность, а “неудобства”, обязанности, которых в действительности нет никаких, имитация, синекура. Но в каких абсолютных величинах выражаются эти проценты?

В 1994–1995 годах на долю государственных акций начислили 378 млрд. рублей дивидендов, из которых на возмещение “трастовых неудобств” было израсходовано почему-то 144 млрд. Сверх того на “техническое перевооружение “Газпрома” — частной, а не государственной компании — Правительство, никогда не отличавшееся щедростью, пожертвовало 189 млрд. государственных средств. До государственной казны тогда дошло примерно 40 млрд. руб. — десятая часть того, что должно было поступить. По данным за 1996 год сумма дивидендов на госпакет акций “Газпрома” существенно снизилась, составив 189,4 млрд. руб. Но два процента от этой суммы — почти 4 млрд. руб. Таким образом, государственный бюджет за три года (1994-96) из 567 млрд. руб., которые можно было получить из доходов “Газпрома”, получил не более 225 млрд. И после этого из месяца в месяц обществу вешают лапшу на уши, лицемерно стеная по поводу нерадивости промышленности, которая не “платит налогов”. Потому, якобы, нет средств для финансирования армии, пенсионеров и другие бюджетные расходы.

Здесь же речь идёт не о налогах, а о коммерческих доходах казны, которых лишилась страна из-за закулисного сговора власти и промышленников. Правда, в 1995 и 1996 годах, как известно, были выборы, за которые надо было платить, а чтобы платить — надо было изыскать непересыхающий финансовый источник, который, кажется, и был найден партией власти в лице “Газпрома”.

Но вернёмся к договору. Одной стороной в нём является “РАО “Газпром”. Оно должно выплачивать вознаграждение доверительному управляющему. Кто является доверительным управляющим? Тот же РАО “Газпром”. Выходит, “Газпром” должен платить вознаграждение самому себе. С точки зрения платёжной техники вместо выплаты вознаграждения совершается удержание двух процентов на счетах “Газпрома”. Правительство — доверитель управления, получает не всю сумму дивидендов, а на два процента меньше.

За этим невинным, на первый взгляд, пунктом скрыт банальный приём уклонения от налогообложения. Правительство, которое в данном случае выступает в качестве тривиального собственника, хотя таким и не является, должно фигурирует как юридическое лицо. Значит, оно налогоплательщик. Но, занижая причитающиеся от “Газпрома” — как РАО — платежи на 2 процента, оно не уплачивает с них налоги. В свою очередь “Газпром”, не оформляя бухгалтерские проводки и не показывая полученные 2 процента дивидендов как доход, тоже не уплачивает налоги. Если приведённые выше цифры не изменят своего порядка, лишь за одним этим условием скрывается неполученная бюджетом сумма порядка 5 млрд. руб.

Можно ли после таких приёмов, которые применяют для собственного неправомерного обогащения министры и дельцы, ворочающие сотнями миллиардов, преследовать отдельных нарушителей налогового законодательства, у которых в руках — жалкие обесцененные миллионы? И можно ли сажать на правёж мелкую сошку, если за те же самые действия акулы предпринимательства выходят сухими из воды?

Но этими перлами договор не ограничивается. Обратимся к мерам ответственности. Что грозит “доверительному управляющему”, если он нарушит свои обязанности и пренебрежёт своими правами?

Приводим ответ на этот вопрос из договора дословно: “Все действия, совершенные Доверительным управляющим в нарушение настоящей статьи, не влекут юридических последствий”.

Какая прелесть, эти наши реформаторы! Какой шедевр вышел из-под пера г-на федерального министра! Какой замечательный юридический образец для подражания изобрело Правительство РФ! Один пункт договора наделяет управляющего некими правами и обязанностями. Другим пунктом эти обязанности фактически аннулируются. Третьим пунктом за роль репродуктора, повторяющего реплики “учредителя управления” не пользующийся никаким доверием “доверительный управляющий” получает вознаграждение, исчисляемые миллиардами. И, наконец, на сладкое, управляющему даруется всеобщая индульгенция — от всех грехов по управлению акциями, которые он может совершить. Рахат-лукум, да и только.

Правда, на это авторы договора могут возразить: “Вы ничего не понимаете. Речь идёт не об авансовом списании всех грехов за недобросовестное выполнение обязанностей доверительного управляющего. Имелось в виду совершенно другое — недействительность решений, принятых “общим собранием акционеров” с учетом голоса доверительного управляющего, если он голосовал, не имея на то полномочий Правительства”. Возможно, так хотели. Но получилось с точностью до наоборот. Вместо того чтобы выгородить “Газпром” от неправомерных действий управляющего, на практике выгородили управляющего от ответственности за любые действия. И получилась восхитительная нелепость — сапоги всмятку.

Наконец, несколько слов о “реквизитах сторон”. Они тоже весьма интересны. Интересны тем, что в договоре, за исключением почтового адреса, ничего не указано. Отсутствует главный признак, подтверждающий дееспособность и состоятельность контрагентов — банковские счета. Если же в тексте договора, по общему правилу гражданского права, отсутствуют обязательные реквизиты, его нельзя признать состоявшимся. На этом можно, пожалуй, покончить с текстом договора и перейти к контексту.

В действительности договор свидетельствует о более важных вещах. Он ставит под вопрос состоятельность самих участников договора, их компетентность, солидность, квалифицированность, добросовестность, наконец.