Ментовская работа - Данил Корецкий

Как в кино: стволы вынули, уперли восьмерых руками в стену, ошмонали. Две пушки, четыре ножа, нунчаки, анаша, опия немного… А в подсобке еще двое девчонку на ящиках раскладывают, с улицы затащили, сволочи, та орет, вырывается, губы кусает, ну, да вовремя успели — Лис обоих на инвалидность перевел по мужской части, наручники накинули, а потом всю банду в отдел. В былые времена, лет, этак, с десяток назад, всех бы сразу под замок упрятали, а через трое суток двух‑трех бы выпустили, если бы, конечно, ничего на них не раскопали, пустили бы свидетелями, и те, худо‑бедно, проблеяли бы на суде свои показания… А дружки их до суда за решеткой сидели, а потом лет на пять, шесть, восемь по зонам разъехались.

Бы… Если бы, да кабы. Савушкин — зам по опер, поглядел устало: зачем тебе это? Шум на весь район, прокурор про нарушения законности поговаривает, как же, облава, массовое задержание. Толку‑то все равно не будет… Действительно, шестерых сразу отпустили, тех, с разбитыми яйцами, в больницу отвезли, двоих, правда, закрыли на семьдесят два часа кратковременного задержания, но потом тоже освободили под подписку о невыезде.

Ясное дело, что до суда дело не дойдет — поразбегаются все к чертовой матери! Выходит, зря Лис операцию проводил? Нет, не зря! Во‑первых, девчонку спасли, хорошая девчонка, симпатичная. Во‑вторых, те двое из подсобки, может, и будут еще что‑то нехорошее делать, но насиловать точно не станут, тут профилактика стопроцентная. В‑третьих, пока вся заваруха шла, кто‑то (а Лис знал — кто) кирпичом лобовые стекла побил всем машинам, Что на тротуаре стояли. Это поубедительней гаишного штрафа. В‑четвертых, группа из «Спасательного круга» убралась, все они теперь засвечены, на учет поставлены. А самое главное — почувствовали, мерзавцы, что закон — это не только правильные слова по телевизору. И другие узнают, тоже поежатся… Таковы основные итоги, а есть еще и побочный результат. Эдик — бармен «Спасательного круга» — на крючке у Лиса оказался. Замазан по уши: и притон содержал, и пособничал. Оправдывается: мол, не по своей воле, звери насильно бар захватили, его вообще прогнать хотели. Скорей всего, так и было, но для убедительности надо свою лояльность к милиции проявить, и Эдик старался изо всех сил — Лис с ним долго беседовал, и тот на все вопросы отвечал.

— Девчонки к ним, в основном, сами ходили, — широко раскрывая рот и жестикулируя, рассказывал толстый, плешивый, так и не обретший отчества Эдик. — Те им приплачивали, ликерами угощали, шампанским. Раз с одной как‑то не так обошлись в подсобке, она давай подружке жаловаться: персы, мол, персы и есть, лучше с ними дела не иметь. А та отвечает: они хоть платят, а наши тоже разные… Вот Галку, подружку, один замочил и закопал на Левом берегу. И все дела…

— А что за девчонки? — зевая, спросил Лис тем же тоном, каким задал уже сотни две уточняющих вопросов.

— Одна беленькая, Тамара, в зеленых лосинах ходит, а та, что жаловалась — рыжая, с кудряшками, в джинсовой юбке. Они часто здесь бывали, думаю, зайдут на днях. Так что, если надо…

— Не надо ничего, — по‑прежнему брезгливо ответил Лис. — Мало ли кто что болтает…

Выдержки Лису было не занимать, он поговорил с Эдиком еще минут двадцать, затем рванул в отдел. На линии розыска без вести пропавших работал Реутов.

Перелопатив толстую пачку розыскных дел в поисках подходящего имени и возраста, извлек коричневую папку с неровной надписью: «Павлова Галина Ивановна, 19 лет». Лис быстро просмотрел объяснения родственников и знакомых.

Вот она: Федотова Тамара, 19 лет, временно не работает, незамужем. «…С Павловой мы знакомы со школы, отношения поддерживали дружеские, иногда ходили в кино, кафе. 15 июля я ее не видела, куда она собиралась идти, не знаю… Больше добавить ничего не могу…»

Значит, врет, сучонка! Лис на мгновенье задумался. Реутов не проходил в списке причастных к сомнительным делам и странным совпадениям.

— Вот что, Саша, здесь убийство, и эта телка знает все или многое, медленно сказал он, и Реутов не удивился, потому что все в отделении считали Лиса великим мастером добычи информации. — Раз она ничего не сказала, значит, сама замазана или боится. Даю тебе два дня, чтобы взять ее на крючок. Она путанит, шляется по барам с кавказцами, значит, зацепки будут. Давай!

Тамару Федотову задержали вечером следующего дня в пятьсот двенадцатом номере гостиницы «Интурист», где она занималась сексом одновременно с двумя гражданами независимой с недавнего времени кавказской республики.

Реутов сработал четко. Дежурная своим ключом тихо отомкнула дверь, опер с нештатником, держащим наготове автоматический фотоаппарат со встроенной лампой‑вспышкой, осторожно вошли в прихожую, а поскольку кайфовавшие гости Тиходонска и добросовестно трудящаяся Тамара были в изрядном подпитии, то нештатник без помех сделал несколько снимков, и только при третьей вспышке блица живая картина стала распадаться на части. Тамара визжала и скромно прикрывалась руками, кавказцы начали с возмущения и плавно перешли к предложению денег, но больше всего негодовала дежурная — Ну надо же, сука какая, сразу двоим дает! Мне скоро сорок стукнет, так и в голову ни разу такое не пришло! — в ее голосе явно слышалась гордость.

Через полчаса Реутов работу закончил. Кавказцы написали объяснения о том, что познакомились с Тамарой в гостиничном баре, угостили ее кофе и ликером, а потом пригласили к себе, пообещав по пять тысяч за сексуальные услуги. Деньги она взяла вперед. Факт проституции подтвердили письменно дежурная и нештатник, после чего Тамару отвезли в отдел. Это называлось профилактическим мероприятием по предупреждению вензаболеваний и борьбе с проституцией. А также незаконным вторжением в жилище и нарушением тайны частной жизни. Смотря с какой стороны смотреть.

Поскольку Реутов денег не взял, а по кавказскому обычаю, пока бакшиш не принят, возможность неприятностей не устранена, гости засунули откупное дежурной. Правда, та не особенно и сопротивлялась.

Вначале Тамару прессовал Реутов. Проституция, вен‑заболевания, связь с преступной средой и все такое. Та вяло защищалась: по этой жизни денег иначе не заработаешь, к врачам хожу, проверяюсь, с уголовниками никаких дел, и вообще лучше бы дали официальное разрешение, я бы налог платила…

Потом опер перешел к последствиям, и девушка стала более заинтересованной.

Штраф ее не очень‑то пугал, а вот обязательное двухнедельное обследование в вендиспансере с курсом профилактического лечения не только портил репутацию; уколы болючие, девчонки желтые выходят, еле ноги волочат… А особенно тревожили фотографии. По нынешним временам, глядишь — повыставят или в газете… А может, опер местным пацанам покажет, что она с черными вытворяет, а те ее начнут каждый день на «хор» ставить да морду бить…

К концу второго часа Тамара была готова.

— Давайте по‑хорошему, начальник, — в двадцатый раз повторяла она, выкатывая «для искренности» большие бессовестные глаза. — Хотите, я вам все, что надо, буду делать прямо здесь или еще где… Девчонки к вашим ходят, я знаю, те довольны…

В это время и вступил в игру Лис.

— Как же с тобой по‑хорошему, сука, — заорал он, распахивая дверь кабинета, — если у тебя подругу угрохали, а ты молчишь, как падла и туфту нам гонишь!

Ярость его была наигранной, но Тамара этого не знала и сжалась на стуле, ожидая увесистой оплеухи.

— Ты нас, что, за дураков держишь, — Лис действительно замахнулся, но ударил по столу так, что звякнул телефонный аппарат. — Думаешь, мы про тебя ничего не знаем?! Как ты в зеленых лосинах в «Спасательном круге» табуретки попой полировала да что в подсобке делала! Ты думаешь, про убийство не раскопаем?!

Найдется немного людей, способных выдержать конвейерный допрос с усилением обвинений, и Тамара Федотова не относилась к их числу. Она «лопнула» и, плача и сморкаясь, рассказала, что в «июле познакомилась в баре «Встреча» с парнем, по имени Сергей, из крутых в «адидасе», коже, ездит на красной «восьмерке». Выпили, покатались по городу, остановились на пустыре, она хотела ему сделать, что обычно, но у него ничего не получалось. Сергей отвез ее домой, проводил до дверей, попросил, чтобы про сегодняшнее никому не рассказывала и дал две штуки. Она рассказала Галке Павловой, та и говорит: «Познакомь, если он ни за что две штуки платит, так, может, я его на большее раскручу…» Пятнадцатого пришли во «Встречу», он там с друзьями, как всегда, сидит… Ну, познакомились, Галка к нему и так, и эдак — то прижмется, то колено погладит, то обнимет. Он вроде тоже разгорелся… Короче, повез он Галку покататься, а на другой день пришел к ней, к Тамаре, и говорит: «Будут спрашивать, ты ни меня не знаешь, ни про Галку ничего… И я ее никогда не видел. А иначе — хана тебе!» И глянул так, что мороз по коже. А Галки нет нигде, вечером пошла во «Встречу», он пьяный, злой, вроде как не в себе. «Явилась, — говорит и улыбается как‑то неестественно, страшно. — Думаешь, пошутил? Ну, гляди…» И вынимает из кармана Галкины сережки и перстенек с красным камешком. «Сама виновата, сука! Завела меня, спровоцировала. Теперь лежит в яме на Левом берегу, а ты рот откроешь — рядом ляжешь…»