Очерки агентурной борьбы: Кёнигсберг, Данциг, Берлин, Варшава, Париж. 1920–1930-е годы - Олег Черенин

И еще одно замечание, касающееся «фальшивки» Гейдриха. Исследователи этой темы, ставящие под сомнение факт и возможность проведения указанной операции, должны помнить, что имеются и другие серьезные источники (кроме Шелленберга, Хеттля, Райле и др.), прямо указывающие на ее проведение.

Например, в снятом в 1986 году документальном фильме «Тайная война» бывший руководящий сотрудник БНД и по совместительству агент КГБ СССР Хайнц Фельфе говорит: «В окружении Гейдриха, внутри государственной тайной полиции, в Главном управлении имперской безопасности это (акция по фабрикации и доведению дезинформации. — Авт.) было расценено как удачная операция. Там радовались, что тем самым военной интеллигенции Красной Армии был нанесен тяжелейший удар, если не сказать, что она вообще выведена из игры. После начала войны, в ходе доверительных бесед, вспоминая, говорили, что она была первой большой выигранной битвой против Советского Союза». Это высказывание Х. Фельфе основано на том факте, что хождение подобной информации в аппарате «внешней» разведки СД действительно имело место. Напомним, что сам он с 1942 года служил в центральном аппарате этого органа нацистской разведки.

Вернемся к «нашей» операции Абвера.

Во-первых: Если предположить, что он действительно именно в этот период начал осуществлять крупномасштабную дезинформационную операцию, какие политические цели он перед собой ставил?

Во-вторых: На каком властном уровне должно было приниматься решение о ее проведении?

В-третьих: Какой политический эффект мог быть достигнут в случае благоприятного ее завершения?

В предложенном перечне вопросов впервые в нашем анализе появилось понятие «политические цели». Дело в том, что любые «активные мероприятия» такого уровня, если пользоваться терминологией КГБ СССР, направленные на достижение какого-либо результата, объективно находятся в политической сфере межгосударственных отношений и должны способствовать укреплению позиций своего государства во взаимоотношениях с партнерами (противниками). Учитывая высокую степень риска и особую остроту, такие операции готовятся и проводятся с особой тщательностью, исключающей саму возможность утечки сведений о планах мероприятий и ходе их реализации.

Следовательно, они должны отвечать целому ряду строжайших требований, таких как: единство замысла, четкая координация всех задействованных в ней субъектов, исключительная конспиративность всех проводимых мероприятий и т. д. А самое главное — наличие объекта дезинформационного воздействия и постоянно действующего и полностью контролируемого агентурного канала. Причем речь должна идти именно о «канале» как одном из основных средств достижения цели, а не о практике инспирации слухов, которая, конечно, могла иметь место, но лишь как вспомогательная мера.

Все сказанное можно сформулировать другими словами: в чем заключалась цель операции, какими средствами Абвер пытался ее достичь и на что рассчитывал в случае успеха?

«Глобальность» замысла указывает на то, что, при всей «автономности» существования Рейхсвера и его специальной разведывательной службы в системе государственных институтов веймарской Германии, он находится далеко за пределами компетенции военного ведомства, а тем более частных задач Абвера. Значит, санкцию на проведение такой крупномасштабной операции могло дать как минимум высшее командование Рейхсвера, при условии, опять же, как минимум «молчаливого» согласия высших властей государства. Если учесть, что, в случае неудачи, политические «издержки» могли быть неоправданно высокими, в это верится с трудом.

По аналогии с «операцией Гейдриха» и в подтверждение вышеизложенного напомним, что он за санкцией на ее проведение обращался лично к Гитлеру.

Другие варианты возможны лишь при условии, что операция Абвера, если таковая действительно имела место, решала какие-то задачи, но не в отношении советской разведки и руководства СССР, а в отношении уже других объектов, например французских или английских спецслужб.

Такая версия, на наш взгляд, более правдоподобна. Тем более что имеются некоторые указания на этот счет в документах советской разведки, но относятся они, правда, к более позднему времени.

Например, в директивном письме Центра резиденту берлинской резидентуры Гордону о необходимости возобновления разработки «военной партии», датированном мартом 1935 года, читаем: «…Есть сводка: во Франции англичанами пущен в определенном кругу военных и католиков (группа Кастельца) по рукам “апокриф” относительно переговоров Геринга и Тухачевского в начале января в Берлине. Этот отчет составлен с тем (и в такой форме), чтобы укрепить в военно-политический кругах Франции недоверие к русской политике и тем самым выиграть время. При этом Германия нагонит время, а Советы его потеряют.

“Апокриф” составлен немцами. Есть такой доктор Дрегер в Берлине, большой спец по этому делу. Вот он с разрешения начальства пустил через третьих лиц этот отчет. В нем намекается на тайный сговор немецких и советских военных, чтобы провести французов и т. п. Чушь. Но есть и о Польше, но с ведома поляков, так что они не протестуют»[429].

В контексте политических событий того времени (примерно с середины 1934 года) запуск дезинформации в заинтересованные франко-английские круги о советском «военном заговоре» вполне отвечал интересам Германии. В условиях начавшегося франко-советского сближения в рамках переговоров о заключении Восточного пакта информация такого рода могла действительно оказать какое-то влияние на ход переговоров. Но «наша» операция Абвера, если она действительно проводилась, относилась к более раннему периоду. Это необходимо учитывать.

Если критически осмысливать содержание «немецкого» раздела Справки и исходить из предположения, что Абвер действительно проводил дезинформационную операцию только в отношении советского руководства, мы имеем:

а) цель операции — ослабление оборонного потенциала СССР путем актуализации противоречий в военных и политических кругах страны;

б) замысел операции — дискредитация высших военных руководителей, включая маршала Тухачевского, в глазах Сталина и Политбюро;

в) средство реализации — доведение до высших властей СССР дезинформации о существовании «военного заговора» и его участников во главе с генералом «Тургуевым-Турдеевым»;

г) дезинформационный канал с участием «цепочки»: Берг — Хайровский — Поссанер — ИНО ОГПУ — высшее политическое руководство СССР.

Теперь зададимся вопросом: насколько отвечала интересам Рейхсвера в 1932–1933 годах (до прихода нацистов к власти) такая операция в случае ее благоприятного завершения? Напомним, что Рейхсвер в то время не рассматривал Советский Союз в качестве своего потенциального противника, а видел его, скорее, как возможного союзника в будущей войне с Польшей. Следовательно, ослабление военного потенциала СССР в тот период не могло отвечать интересам Рейхсвера, по воззрениям последователей «школы генерала фон Секта», которые и составляли значительную часть тогдашнего германского генералитета.

Но это все общие проблемы. Нас же больше интересует вопрос, связанный с практическим функционированием «дезинформационного канала».

Мы уже говорили о том, что одним из важнейших условий успешного проведения операции является действующий и контролируемый канал доведения дезинформации. Понятие «контролируемый» в нашем случае означает, что при ее планировании инициаторы должны были быть полностью уверены в том, что сведения дойдут до адресата без искажения, не затерявшись в лабиринтах соответствующих ведомств.

В этой связи особое значение в благоприятном исходе операции должно было быть придано в «цепочке» двум ее элементам: Хайровскому и Поссанеру. Приступать к началу «классических» дезинформационных акций инициаторы могли только при непременном условии, что им доподлинно известно, что либо оба, либо один из них находятся в прямом контакте с советской разведывательной службой. Неважно, в каком качестве — агента-двойника или выявленного агента спецслужбы противника, используемого «втемную». Была ли у них такая уверенность? Вероятно, но опять же сомнительно.

Еще большие сомнения в пользу достоверности этой версии возникают, когда мы вспоминаем о том, что вся «конструкция» предполагаемого плана операции строилась на основании того «факта», что первоисточником сведений о «военной партии» был вовсе не Абвер в лице фон Берга, а советский военный представитель — Зюсь-Яковенко. Для нашего анализа это обстоятельство имеет решающее значение, так как «инициаторы» из Абвера, при живом и здоровом Яковенко, не могли «высосать из пальца» сведения, которые они могли приписать ему как первоисточнику. В этой связи мы также должны помнить «темную историю» с попыткой сокрытия Яковенко факта своих контактов с фон Бергом от московского Центра.