Время для жизни - 2 - taramans

стащенного из хлеборезки. А, воспользовавшись тем, что наряд по столовой был из их роты, а значит — и старший наряда — тоже… В общем, вторая рота, точнее те, кто оставался в расположении… Ага — минус омичи, и минус — наряд! Притащили несколько чайников с горячим чаем. Хлеб, немного масла, загодя закупленное Косовым сало. Чай. А что — понемногу всем, по бутерброду, да по кружке чая. Так и встретили Новый, одна тысяча девятьсот сороковой год!

Еще — импровизированный концерт, данный Косовым, Гиршицем и еще несколькими курсантами, в Ленинской комнате. И ничего так… душевно вышло! Отбились уже ближе к двум часам ночи.

Стреляли они по-отделенно. Вообще, на огневые, в тот старый карьер на левом берегу Иртыша, выходили два взвода. Пока один взвод занимался на стрельбище, второй взвод — «наматывал» круги вокруг карьера на лыжах. Потом — замена. И так — до обеда, который проходил тут же, в одном из «отнорков» карьера, узком, но довольно длинном. Здесь были сколочены из заготовленных жердей длинные лавки и такие же столы. А еще — чуть в стороне — находилось костровище и насколько бревен, разложенных вокруг него. То есть — на перекуре можно было посидеть возле костра, немного погреться и покурить. Тем более, в этом узком «отнорке» почти никогда не было ветра. На обед им выдавали по большому куску ржаного хлеба с куском соленого сала, да кружку горячего чая.

Отстрелявшись в свою очередь, Косов поспешил к костру. Оно то — вроде бы и мороз не особо сильный… градусов двадцать всего, ну — может чуть холоднее, но — пока лежишь на огневом рубеже, успеваешь основательно замерзнуть. И это — несмотря на поддетую под шинель ватную стеганную безрукавку, и ватные же штаны, всунутые в валенки. А стреляли они много! Действительно — много! Ни о каких пяти патронах тут и речи не шло. Стреляли как из «мосинки», так и из пулеметов. А еще — в боковом «кармане» карьера — была огневая для стрельбы из «короткоствола».

В общем — «бах-бах» — со всех сторон и непрерывно!

На бревнах вокруг костра он и обнаружил свое отделение, которое отстрелялось чуть ранее его.

— Ну вот — давайте отделенного спросим, что он думает по этому поводу! — увидев приближающегося Косова, заявил Капинус.

Растолкав задницей сидящих курсантов, Иван уселся на бревно и полез доставать портсигар.

— А о чем речь-то идет? А то — спрашивать меня собрались, а я — ни сном, ни духом о сути вопроса!

Иван уже хотел чего-нибудь схохмить в присущей ему манере, но глянув на лица курсантов, понял, что вопрос не тот, чтобы посмеяться и решил погодить.

— Вот хотелось бы услышать твое мнение — чего там наши то все топчутся… и под Ленинградом, и севернее, — пояснил Капинус.

«Ну да… вопрос серьезный! Уже языки смозолили и до ругани дело не раз доходило, в спорах и обсуждениях — как там все развивается у наших с финнами!».

— Начну с того… что дело это — не очень-то благодарное, обсуждать — что да кого, если не владеем всей информацией. Есть такая поговорка — «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны!». Но… если уж так брать… Если вопрос поставлен, то вот вам мое мнение, сразу скажу — дилетантское, а кто мы с вами, если не дилетанты? Именно они и есть! Так вот… Как известно, есть два направления по которым ведутся боевые действия. Ленинградское и севернее — в Карелии. Про Ленинградское — известно, что уже несколько последних лет белофинны там тщательно и кропотливо обустраивали линию обороны. Про доты-миллионники все читали в газетах, да? Так вот… качественно обустроенная, эшелонированная и вписанная в окружающий ландшафт оборонительная линия — никогда легко не берется! Ее прогрызать нужно — долго, вдумчиво и упорно! Доты — крошить артиллерией особой мощности, которую там не везде-то и подтащить поближе можно. Или… другой вариант — долго и вдумчиво разламывать полевые укрепрайоны вокруг дотов. Перемалывать пехотное наполнение укрепрайонов. А потом, когда предполье будет уже изрядно развалено — штурмовыми саперными группами искать подходы к дотам и — рвать их на хер!

Кто-то спросил:

— А что за штурмовые группы такие?

— У меня в Красно-Сибирске знакомец был, работали вместе. Так вот… Он в Империалистическую воевал. Рассказывал, что у немцев тогда такие подразделения были — штурмовики. В отделении, как правило, пара, а то и тройка саперов, несколько хороших стрелков — по амбразурам лупить, у всех — гранат ручных «до жопы». На любое шевеление — сначала гранатами закидывают, потом сближаются и из пистолетов добивают. Бывало, что и огнеметчики с ранцевыми огнеметами были. И все — хорошо повоевавшие солдаты, опытные, матерые. Так вот — от укрытия к укрытию, поближе. Потом — гранаты, и прикрытие саперов огнем. А те уже — подбираются вплотную и минируют… либо амбразуры дота, либо вентшахты, либо двери подрывают… Вот так и действовали.

Опять кто-то, похоже — Гиршиц, протянул:

— И правда видать матерые были. Это же… насколько опасно все.

Капинус хмыкнул:

— А чего ж тогда… думаешь — наши об этом не подумали?

Косов посмотрел искоса на оппонента, обвел взглядом «курков» отделения.

«Вроде бы стукачей и прочих доносчиков среди них за полгода не выявлено?».

— А тут, Паша… могу только предположить, что… как у нас часто бывает, нашлись в высоких штабах муд… командиры, которые рапортовали на основе шапкозакидательских настроений. «Да мы! Да мы их! Да — запросто! Одной левой!». Вот… одной левой!

— Ну ладно… там, под Ленинградом — доты, а севернее что? — спросил задумчиво Гиршиц.

— Севернее? А севернее, дружище Юрий… Ты вот карту смотрел, да? Все ведь смотрите, да? — обвел взглядом курсантов Косов, и, дождавшись ответных кивков, продолжил, — Севернее — своя специфика! Сами видели — там больших населенных пунктов почти и нет! Села… или как они там у этих беляков называются, да хутора мелкие! Значит что?

Курсанты ждали продолжения.

— Это значит, что развитой дорожной сети там — нет. Только проселки всякие, да редкие «большаки». То есть — любая более или менее большая часть — растягивается на марше — на дохуища