Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие - Эльга Лындина

Не сказал бы, что я и Леха одно и то же… Но у Николаева моя фигура, мой голос, он точно так же смотрит и улыбается…»

Как водится, зрители не замедлили идентифицировать Михаила Пореченкова с жизнерадостным Лехой Николаевым, в этом смысле телевидение действует с невероятной быстротой, великий оно популяризатор, однако часто не к добру… Ощущал ли Пореченков легкость добытой им популярности? Позволю себе предположить, что в то время он не слишком об этом задумывался. Он искренне признавался: «Я стараюсь откликаться на все предложения, которые мне интересны. Вот говорят: «Пореченков везде мелькает…» А я считаю, что пока еще не замечен, так что я молодой кинематографист. К сожалению, режиссеры кино в основном эксплуатируют образ этакого мачо. А мне хочется работать в разных амплуа. Взять хотя бы «гладиатора» Рассела Кроу. Все были уверены, что он ярко характерный артист. Увидели в нем героя только после «Игр разума» Рена Хоуарда. А до этого он был заложником совершенно другого амплуа.

Вместе с тем нельзя забывать, как может быть беспощаден к актеру экран, обнаруживая фальшь несоответствия личности героя и личности исполнителя. Естественно, я не имею в виду абсолютную идентичность их… Но как играть настоящего героя, если у тебя душа трусливого зайчонка?»

Пореченков ощущал это в сюжетах, требующих особой личностной достоверности. Как бы ни был важен профессионализм, опыт артиста, но, по главному счету, мир его чаще всего замкнут границами его личности. Открыть этот мир другим в разных ипостасях, разных версиях – его задача.

Таковы были взаимоотношения Пореченкова с его легендарным «агентом». Конечно, для этого ему нужны были опоры в драматургии, в режиссуре, а этого остро недоставало современному российскому кино. Пореченков вступил в кинематограф в не лучшие для него годы. Да и в более благополучное для десятой музы время актеру было не просто найти автора, режиссера с таким строем мыслей, мироотношением, эстетическими и нравственными критериями, которые были бы ему созвучны.

Неразумно упрекать Пореченкова в том, что, по его словам, он принимал все предложения режиссеров. Альтернатива была очень жесткой. Отказ означал, во-первых, отсутствие работы, что ударяло по самолюбию и карману молодого актера. Первое – естественная реакция, второе – надо просто вспомнить, как жила страна в те годы, все социальные и прочие катаклизмы того периода, девальвацию, нищету, безумные рывки экономики. Вспомнить ситуацию в кино, разрушенного едва ли не до основания…

На ноги кино вставало уже с другими ориентирами, чем доперестроечные.

Однажды мне довелось прочитать курьезную историю из довоенного времени, но отчасти схожую с тем, что происходило в 90-е годы. Некий учитель, преподавая грамматику, так объяснял, что такое распространенное предложение и что такое безличное: «Вот, возьмем, к примеру: «Прибежали в избу дети, второпях зовут отца: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца…» Это распространенное предложение, потому что тут есть отец, дети, мертвец, словом, все есть». В качестве безличного предложения учитель привел пример «Светает…», сетуя, что в нем нет ни детей, ни мертвеца. И потому назвал его безличным.

Именно в 90-е годы российское кино жило распространенными предложениями, в которых неизменно востребованным персонажем был мертвец в разных обличьях. Соответственно строилась драматургия. Сюжетная линия мертвеца требовала окружения в составе бандитов, киллеров, аферистов и т. п. На первых порах своей жизни в кино Михаил Пореченков попал в этот круг. Иного выбора у него не было. Но зацепило его краем. Возможно, еще и потому, что его устремленность, его нравственное здоровье, в общем, не совпадали с подобным материалом. Человеческая прочность Михаила входила в клинч, не могла смириться с расхожими криминальными схемами. Они как бы не укладывались в представление молодого актера о его профессии. О сути смысле ее.

Должно быть, определенную роль в этом сыграл родительский дом, привитые с детства нормы существования, отличные от принятых в искривленном мире 90-х. Корни всегда многое значат в такой ситуации.

Пореченков родился в семье военного моряка, его мать – учительница.

Из воспоминаний актера:

«Папа, моряк, всегда в плавании. Воспитывала мама. Летом жил в Псковской губернии у бабушки. До пяти лет общался в основном с бабушкой, потом и природой. Кот – лучший друг. Ели из одной миски. Деревня – самые яркие воспоминания детства».

Целыми днями мальчик один бродил по лесу. Иногда дядья брали его на охоту. Еще Михаил вспоминает, что, просыпаясь в деревенском доме бабушки, видел перед собой стену, увешанную ружьями, принадлежавшими тем самым дядьям-охотникам. Став взрослым, Пореченков начнет собирать коллекцию оружия, которой сейчас по праву гордится, как всякий настоящий мужчина, который с доисторических времен охотник, добытчик, семье опора… «Оружие – это игрушки для взрослых», – чуть снисходительно бросает сегодня Пореченков, пряча за этим одно из своих самых серьезных увлечений.

Что касается актерской профессии, то сегодня Михаил Евгеньевич предлагает две версии своего отношения к актерству в раннем возрасте. Иногда рассказывает, что все началось в детстве, когда родители ставили маленького Мишу на табуретку и он читал гостям стихи, за что его щедро награждали аплодисментами. Они как бы и стали стимулом, когда ему пришлось определяться с профессией. «Я хотел быть актером с первого класса. Мама сказала: «Ты с ума сошел! Там все блатные!»

Иногда Михаил Евгеньевич говорит, что вовсе и не помышлял об актерском пути и все позже произошло спонтанно.

Наверное, не имеет смысла доискиваться истины в противоречивых воспоминаниях Пореченкова. Не исключено, что обе версии совпадают: память об аплодисментах, радость признания, которые напомнили о себе позже. «Я был фантазером», – признается Михаил. А фантазия часто ведет в будущее.

Из других признаний… Из двух детских садов был изгнан за употребление ненормативной лексики. В школе учился средне. «Отлично» по труду, физика – «удовлетворительно», остальные предметы – тройки, четверки. То есть особых, ярко выраженных способностей к чему-то определенному не наблюдалось.

После того, как его отец был откомандирован в Польшу, Михаил учился там в школе для русских. Он вспоминает: «Там была ночная европейская жизнь. Новой советской жизни я не знал. Служба армейская меня не прельщала. Я любил и люблю свободу».

Однако после окончания школы он поступает в Таллиннское военно-политическое училище, на что повлияли родители. «Родители искали для меня уголок потише. От греха… Потому паренек я был шустрый, постоянно в истории влипал…»