Вторая мировая война - Генри Лиддел

Вторжение немцев в южную Францию только способствовало упрочению положения союзников в Африке, так как оно потрясло местных французских командиров. Утром 11 ноября, еще до поступления сообщения об этом, в Алжире опять создалось неустойчивое положение. Началось с того, что Кларк посетил Дарлана и потребовал от него принять все неотложные меры: приказать французскому флоту в Тулоне прибыть в любой североафриканский порт и отдать распоряжение губернатору Туниса французскому адмиралу Эстева оказать сопротивление вступлению немцев. Дарлан вначале увиливал, утверждая, что его приказам могут не подчиниться, так как по радио было объявлено о его смещении с поста командующего французскими вооруженными силами. После дальнейшего нажима Дарлан отказался принять требования Кларка. Во второй половине дня американскому генералу передали по телефону просьбу вновь встретиться с Дарланом. Теперь Дарлан, учитывая развитие событий во Франции, согласился удовлетворить требования Кларка, хотя свою телеграмму командующему флотом в Тулоне он сформулировал скорее как настойчивый совет, чем приказ. Повлияло на Дарлана и согласие генерала Ногеса, назначенного правительством Виши преемником Дарлана, прибыть на следующий день в Алжир на совещание.

Однако в ночь на 12 ноября Кларк получил новый удар, узнав, что приказ Дарлана об оказании сопротивления в Тунисе отменен. Кларк вызвал к себе в гостиницу Дарлана и Жуэна, и вскоре выяснилось, что в изменении приказа повинен Жуэн. Он утверждал, что приостановил исполнение приказа в ожидании прибытия Ногеса, который теперь был его законным начальником. Также тонкости в отношении законности, хотя и характерные для французских военных принципов, казались Кларку просто юридической уверткой. Французы уступили его настойчивому требованию немедленно, не ожидая прибытия Ногеса, вторично послать приказ в Тунис. Однако их несогласие на участие в совещании Жиро вновь возбудило подозрения Кларка. Американского генерала настолько вывели из себя эти проволочки, что он пригрозил посадить всех французских руководителей под арест и запереть их на борту корабля в порту, если они в течение двадцати четырех часов не придут к удовлетворительному решению.

Это помогло Дарлану, обладавшему более тонким чувством реальности, чем многие его соотечественники, договориться с Ногесом и другими о заключении рабочего соглашения с союзниками; был включен пункт и о признании Жиро. На следующем совещании 13 ноября решение вопроса ускорила новая угроза Кларка посадить всех под арест. Во второй половине дня соглашение было достигнуто и незамедлительно утверждено Эйзенхауэром, только что прилетевшим из Гибралтара. По условиям соглашения Дарлан назначался верховным комиссаром и командующим военно-морскими силами; Жиро — командующим сухопутными и военно-воздушными силами; Жуэн — командующим восточным сектором; Ногес — командующим западным сектором и генеральным резидентом во Французском Марокко. Активное сотрудничество с союзниками в освобождении Туниса предполагалось начать немедленно.

Эйзенхауэр утвердил соглашение с готовностью. Он, подобно Кларку, понимал, что Дарлан — единственный человек, способный убедить французов перейти на сторону союзников. Эйзенхауэр еще находился под впечатлением слов Черчилля, сказанных ему перед отлетом из Лондона: «Если б я мог встретиться с Дарланом, хоть я его и ненавижу, то с радостью прополз бы милю на четвереньках, если бы это могло заставить его привлечь французский флот в орбиту союзных вооруженных сил». Решение Эйзенхауэра одобрили Рузвельт и Черчилль.

Однако «сделка с Дарланом», которого пресса так долго представляла как зловещего пронациста, вызвала бурю протеста в Англии и Америке. Этого не предвидели ни Черчилль, ни Рузвельт. В Англии волна возмущения была наиболее сильной, поскольку там находился де Голль и его сторонники старались разжечь народный гнев. Рузвельт, стараясь успокоить общественность, выступил с публичным разъяснением, в котором привел фразу из конфиденциальной телеграммы Черчилля, где говорилось, что соглашение с Дарланом — «это лишь временное средство для достижения цели, оправданное исключительной напряженностью битвы». Более того, на закрытой пресс-конференции Рузвельт в оправдание этого соглашения привел старинное изречение православной церкви: «Дети мои, в час серьезной опасности вам разрешается идти с самим дьяволом, пока вы не перейдете мост».

Разъяснение Рузвельта о том, что это соглашение — «лишь временное средство для достижения цели», естественно, было ударом для Дарлана, который почувствовал себя обманутым. В письме Кларку он с горечью отмечал, что как публичное заявление, так и частные высказывания свидетельствуют о том, что его рассматривают «лишь как лимон, который американцы выкинут после того, как выжмут его досуха». Заявление Рузвельта вызвало возмущение и у французских командиров, поддерживавших Дарлана при достижении соглашения с союзниками. Встревоженный Эйзенхауэр телеграфировал в Вашингтон, отмечая, что «нынешние настроения французов даже отдаленно не напоминают прежние расчеты, и крайне важно не предпринимать никаких опрометчивых действий, которые нарушили бы достигнутое нами равновесие». Фельдмаршал Смэтс, прилетевший в Алжир на обратном пути из Лондона в Южную Африку, телеграфировал Черчиллю: «Что касается Дарлана, то опубликованные заявления выбили из колеи местных французских руководителей, и было бы опасно и впредь придерживаться этого курса. Ногес угрожает отставкой, а, поскольку он управляет марокканским населением, такой шаг мог бы вызвать далеко идущие последствия».

Тем временем Дарлан заключил конкретное и детальное соглашение с Кларком о совместных действиях. Дарлан также убедил французских руководителей в Западной Африке последовать его примеру и открыть союзникам важнейший порт Дакар и авиационные базы. Однако в сочельник Дарлан был убит молодым фанатиком Бонье де ля Шапеллем. Убийца принадлежал к роялистским и голлистским кругам, требовавшим отстранения Дарлана от власти. Устранение Дарлана помогло союзникам разрешить щекотливую политическую проблему и расчистило путь де Голлю. К тому времени союзники уже успели извлечь выгоды из своей «сделки» с Дарланом. Черчилль в своих мемуарах замечает: «Убийство Дарлана, хотя и было преступлением, освободило союзников от неловкости сотрудничества с ним и в то же время сохранило союзникам все выгоды, которые он им предоставил в решающие часы высадки». По приказу Жиро убийцу Дарлана быстро предали военному суду и казнили. На следующий день французские руководители согласились избрать Жиро верховным комиссаром вместо Дарлана. Жиро на короткое время «заполнил вакуум».

Не заручись союзники поддержкой Дарлана, им пришлось бы гораздо труднее. Ведь в Северной Африке было около 120 тыс. французских войск: 55 тыс. человек в Марокко, 50 тыс. человек в Алжире и 15 тыс. человек в Тунисе. Даже при большой рассредоточенности они представляли бы серьезное препятствие, если бы продолжали оказывать сопротивление союзникам.

Единственно, где помощь и авторитет Дарлана не принесли желаемого результата, это в вопросе перевода главных сил французского флота из Тулона в Северную Африку. Командующий флотом адмирал де Лаборде не решился откликнуться на призыв Дарлана без подтверждения со стороны Петэна, а специальный эмиссар, посланный Дарланом убедить адмирала, был схвачен немцами. Пока Лаборде колебался, немцы подошли вплотную к военно-морской базе, однако не стали ее оккупировать, и Тулон продолжали занимать французские войска. Немцы планировали захватить флот в неприкосновенности и 27 ноября нанесли удар, предварительно минировав выходы из порта. Однако, хотя французы были лишены возможности прорваться, им все же удалось осуществить заранее подготовленный план и быстро затопить корабли, так что попытка немцев захватить французский флот была сорвана. Тем самым осуществилось заверение Дарлана, которое он дал па первом совещании с Кларком в Алжире 10 ноября: «Ни при каких обстоятельствах наш флот не попадет в руки немцев». Разочарование союзников по поводу того, что французский флот не прибыл в Северную Африку, компенсировалось чувством облегчения, когда после его потопления исчезла опасность использования французских кораблей против союзников.

Другим положительным фактором для союзников в этот критический период, и особенно в первые дни, было то, что испанцы воздержались от всякого вмешательства и что Гитлер не попытался нанести удар через Испанию по западному входу в Средиземное море. Испанская армия могла бы лишить союзников возможности использовать порт и аэродром Гибралтара, обстреливая их артиллерийским огнем из Алжесираса, и перерезать коммуникации между войсками Паттона и союзными войсками в Алжире, так как железная дорога от Касабланки до Орана проходит вблизи границы Испанского Марокко, всего в 20 милях. Когда планировалась операция «Торч», англичане утверждали, что в случае вмешательства Франко использовать Гибралтар будет невозможно. Штаб Эйзенхауэра, осуществлявший планирование, подсчитал, что для оккупации Испанского Марокко потребуется пять дивизий и эта операция займет три с половиной месяца. К счастью, Франко удовольствовался статусом «невоюющего» союзника стран оси, тем более что американцы покупали испанские продукты и позволяли ему получать нефть из зоны Карибского моря. Архивы стран оси свидетельствуют, что Гитлер, учитывая прежний опыт, когда Франко искусно увиливал от его предложения двинуться через Испанию на Гибралтар, практически не рассматривал попытку такого контрудара в ноябре 1942 года. Эту идею возродил Муссолини в апреле следующего года, когда войска стран оси в Тунисе испытывали сильный нажим и возникла угроза скорого вторжения союзников в Италию. Но даже тогда Гитлер отклонил просьбу Муссолини, так как боялся, что его «невоюющий» союзник будет решительно и упорно сопротивляться продвижению через Испанию, и продолжал верить, что войска стран оси сумеют удержать Тунис. Его уверенность основывалась на успехе весьма малочисленных сил стран оси, отправленных в Тунис в конце ноября и сумевших в то время сдержать наступление союзников.