Суд королевской скамьи, зал № 7 - Леон Юрис

35

Сэра Адама Кельно провели в совещательную комнату, где Роберт Хайсмит с Честером Диксом, Ричардом Смидди и полдюжиной помощников изучали фотокопии регистрационного журнала и список предполагаемых вопросов Баннистера. Его встретили холодно.

— Но это было очень давно, — шепотом произнес он. — У меня там что-то случилось с памятью. После этого я много лет жил в состоянии полуамнезии. Я очень многое забыл. Этот журнал вел Соботник. Он мог подделать записи, чтобы они свидетельствовали против меня. Я не всегда смотрел, что подписываю.

— Сэр Адам, вам придется снова давать показания, — коротко сказал Хайсмит.

— Я не могу.

— Придется, — отрезал Хайсмит. — У вас нет выбора.

Действие успокоительных таблеток еще не кончилось. С каким-то отстраненным выражением лица Адам Кельно подошел к свидетельской трибуне. Судья Гилрей напомнил ему, что он все еще находится под присягой. Кельно, судье и присяжным были уже розданы фотокопии отдельных страниц журнала. Баннистер попросил своего помощника показать Кельно сам журнал. Кельно смотрел на него с таким видом, словно не верил своим глазам.

— Действительно ли эта тетрадь — регистрационный журнал операций, сделанных в концентрационном лагере «Ядвига» за последние пять месяцев сорок третьего года?

— Наверное, да.

— Говорите погромче, сэр Адам, — сказал судья.

— Да… Да, это он.

— Согласен ли мой высокоученый друг, что предоставленные ему, суду и присяжным фотокопии точно воспроизводят соответствующие страницы журнала?

— Согласен, — ответил Хайсмит.

— Чтобы помочь господам присяжным разобраться в деле, давайте предварительно откроем журнал на любой странице, чтобы посмотреть, как он велся. Прошу вас раскрыть страницы пятидесятую — пятьдесят первую. Здесь идут слева направо одиннадцать граф. В первой графе стоит просто порядковый номер операции — на данной странице мы видим, что счет шел уже на восемнадцатую тысячу. Во второй графе стоит дата. А что за цифры в третьей?

— Это номер, вытатуированный на руке у пациента.

— Так, дальше идут имя и фамилия пациента и диагноз. Все правильно?

— Да.

— На этом мы покончили с левой половиной разворота и переходим к пятьдесят первой странице. Что написано в первой слева графе?

— Краткое описание операции.

— А в следующей?

Кельно не отвечал. Когда Баннистер повторил вопрос, он лишь что-то неразборчиво пробормотал.

— В этой графе стоит фамилия хирурга, а в следующей — его ассистента, не так ли?

— Да.

— А в следующей? Скажите суду и присяжным, что там стоит.

— Это…

— Ну?

— Это фамилия анестезиолога.

— Вы говорите — анестезиолога? — повторил Баннистер; это был еще один из тех редких случаев, когда он повысил голос. — Просмотрите, пожалуйста, либо по фотокопиям, либо по самому журналу эту графу, где стоит фамилия анестезиолога.

Сэр Адам негнущимися пальцами перелистал несколько страниц, потом поднял полные слез глаза.

— При операциях действительно всегда присутствовал анестезиолог? Во всех случаях без исключений?

— Не всегда достаточно квалифицированный.

— Но разве в ваших показаниях не говорилось, что в большинстве случаев у вас вообще не было анестезиолога, поэтому вам приходилось делать обезболивание самому, и это была одна из причин, почему вы выбирали спинномозговую блокаду?

— Да… Но…

— Вы признаете, что, как следует из этого журнала, у вас в ста процентах случаев был либо квалифицированный врач-ассистент, либо врач, выполнявший функции анестезиолога?

— По-видимому, да.

— Значит, вы сказали неправду, когда утверждали, будто не имели в своем распоряжении квалифицированного анестезиолога?

— Наверное, мне здесь изменила память.

«О Господи! — подумал Эйб. — Не надо бы мне этому радоваться. Ведь Томас Баннистер делает ему словесную операцию без наркоза. Нехорошо мне сейчас торжествовать и чувствовать себя отомщенным».

— Теперь давайте перейдем к следующей графе. Я вижу слово «нейрокрин». Оно означает препарат, использованный для спинномозгового обезболивания?

— Да.

— И последняя графа озаглавлена «Замечания».

— Да.

— Написаны ли страницы пятидесятая и пятьдесят первая, включая заголовки граф, вашей рукой и ваша ли подпись стоит в графе «оперирующий хирург»?

— Да.

— Теперь давайте еще раз посмотрим журнал. Видите ли вы где-нибудь, чтобы в качестве либо хирурга, либо ассистента был назван доктор Тесслар?

— Он, наверное, это скрыл.

— Каким образом? Ведь вы были его начальником. Вы общались с Фоссом и Фленсбергом, которых сами назвали вашими сотрудниками. Как мог он это скрыть?

— Не знаю. Он был очень хитрый.

— Я утверждаю, что он не делал никаких операций в лагере «Ядвига».

— Такие слухи были, — ответил Адам. На лбу его проступил пот.

— Теперь откройте, пожалуйста, страницу шестьдесят пятую. Здесь явно совсем другой почерк, за исключением подписи хирурга. Как вы можете это объяснить?

— Иногда все, кроме подписи хирурга, вписывал в журнал медрегистратор. Возможно, это был Соботник — он, наверное, подделывал записи в интересах коммунистического подполья.

— Но вы же не хотите сказать, что не расписывались здесь или что эти ваши подписи — подделка? Если бы вы поймали его на том, что он подделывает вашу подпись, вы бы этого так не оставили — вы бы сделали с ним что-нибудь вроде того, что сделали с Менно Донкером.

— Я протестую, — вмешался Хайсмит.

— Из этого журнала мы еще увидим, что сделали с Менно Донкером, — произнес Баннистер, не скрывая гнева, чего с ним еще никогда не бывало. — Так как же, доктор Кельно?

— Под конец дня я часто очень уставал и не всегда внимательно читал то, что подписывал.

— Понятно. Мы скопировали двадцать двойных страниц из этого журнала, и на каждой зарегистрировано около сорока операций. Когда там написано «ампутация testis, sin» или «ампутация testis, dex» — это означает удаление правого или левого семенника, не так ли?

— Да.

— А чем это отличается от того, что называют кастрацией?

— Одно дело — удалить отмершую или облученную железу, как я уже говорил. А другое… другое…

— Кастрировать?

— Да.

— То есть удалить оба семенника?

— Да.

— Благодарю вас. Теперь я попрошу передать вам другой документ — ваше заявление под присягой в Министерство внутренних дел при рассмотрении вопроса о вашей выдаче в сорок седьмом году. Это заявление вы написали в Брикстонской тюрьме.

Хайсмит вскочил:

— Это нарушение процедуры, грубое нарушение процедуры! Когда мы дали согласие на изменения в ходатайстве ответчика об оправдании, имелось в виду, что все вопросы будут касаться только регистрационного журнала.

— Прежде всего, — парировал Баннистер, — доктор Кельно сам представил в суд это свое заявление как одно из доказательств в свою пользу. А сейчас обнаруживаются вопиющие несоответствия между тем, что он утверждал в сорок седьмом году, тем, что он говорил здесь, в суде, и тем, о чем свидетельствует регистрационный журнал. Если то, что написано в журнале, — неправда, то ему достаточно так и сказать. А присяжные вправе решить, что соответствует истине, а что нет.

— Ваш протест не принят, сэр Роберт. Мистер Баннистер, вы можете продолжать.

— Благодарю вас. Доктор Кельно, на странице третьей вашего заявления в Министерство внутренних дел вы пишете: «Возможно, я иногда и удалял больные семенники или яичники, но я все время делал операции, и среди тысяч случаев могут попасться такие, когда этот орган поражен, так же как и любой другой». Вот что вы показали под присягой в сорок седьмом году, чтобы избежать выдачи вас Польше, не так ли? -

— Это было очень давно.

— А месяц назад в этом самом зале вы говорили, что сделали, может быть, несколько десятков таких операций и еще с десяток раз ассистировали доктору Лотаки. Вы это говорили?

— Да, с тех пор как я писал это заявление, я припомнил еще несколько операций.

— Так вот, доктор Кельно, я утверждаю, что, если подсчитать все выполненные вами операции по удалению яичников и семенников, которые зарегистрированы в этом журнале, то получается двести семьдесят пять, а ассистировали вы еще около ста раз.

— Я не могу припомнить точное число таких операций. Вы сами видите, что всего их было почти двадцать тысяч. Как я могу помнить точные цифры?

— Доктор Кельно, — продолжал Баннистер, — вы слышали показания Туклы о том, что до вашего отъезда из лагеря «Ядвига» были заполнены еще два таких журнала. Это верно?

— Вероятно, да.

— И как вы думаете, о чем свидетельствовали бы те два журнала, если бы они вдруг нашлись? Не получилось бы в итоге что-нибудь около тысячи операций, которые вы сделали или на которых ассистировали?