МЕЛКИЙ СНЕГ (Снежный пейзаж) - Дзюнъитиро Танидзаки

Прошлой ночью Сатико почти не спала: ей было так тоскливо одной в гостиничной комнате! Неужели ей предстоит провести здесь целую неделю — с ужасом думала она. Но сегодня с ней была сестра. Они будут спать вместе, как много-много лет назад.

Сатико невольно вспомнилось детство, когда младшие сёстры спали рядышком, в одной комнате. У Цуруко была своя комната, они же — Сатико, Юкико и Таэко — занимали комнатушку наверху, такую маленькую и тесную, что им нередко приходилось стелить две постели на троих. Как правило, Юкико укладывалась в серединке, а Сатико и Таэко по краям. Не было случая, чтобы Юкико разметалась во сне — даже в самые душные ночи её спальное кимоно было подобающим образом запахнуто и сохраняло безупречно опрятный вид. Сатико словно наяву видела хрупкую, почти невесомую фигурку, благочинно вытянувшуюся рядом…

Утром, проснувшись, сёстры лежали в постели и, совсем как в детстве, разговаривали о всякой всячине.

— Что ты собираешься сегодня делать, Кой-сан?

— Не знаю.

— Ты хочешь что-нибудь посмотреть? — Всё вокруг только и говорят: «Токио, Токио», — а меня здесь никуда особенно не тянет.

— Да, нам с тобой милее Осака и Киото, верно? Кстати, как вы сходили вчера в «Лохмейер»?

— Мы ели шницели по-венски.

— Наверное, Тэруо-тян был доволен.

— Ты знаешь, Тэруо-тян встретил там своего товарища по гимназии. Он сидел в противоположном углу с родителями.

— И что же?

— Тэруо-тян покраснел, как рак. Я спросила, в чем дело. А он говорит: они ни за что не поверят, что вы — моя тётя.

— Возможно, он прав.

— Официант тоже всё время косился на нас. А когда я стала, заказывать для себя пиво, он прямо рот разинул. Должно быть, принял меня за гимназистку…

— Не удивительно. В европейском платье ты кажешься одного возраста с Тэруо.

В полдень позвонила Цуруко и сообщила, что у неё есть билеты в Кабуки на завтра. Стало быть, сегодня весь день Сатико и Таэко были предоставлены самим себе. После обеда они вышли на Гиндзу, выпили чаю в кондитерской, а потом сели в такси и проехали по городу мимо храма Ясукуни, квартала правительственных зданий, театра «Нититэки[85]». Когда машина поравнялась с кинотеатром в Хибии, Таэко, глядя из окна на толпу прохожих, сказала:

— Обрати внимание на эту ткань с узором в виде раскиданных стрел. Должно быть, это последний крик токийской моды. Сегодня я видела уже семь таких кимоно.

— Ты что же, считала?

— …Нет, ты только посмотри! Ещё одно и ещё… Таэко помолчала и потом вдруг без всякой видимой связи с предыдущим спросила:

— Ты замечала, что гимназисты ходят засунув руки в карманы? Скверная привычка! Мне рассказывали, что в какой-то осакской гимназии ученикам запрещено носить брюки с карманами. По-моему, это очень правильно.

Сатико всегда поражалась трезвости и категоричности суждений Таэко. «Что ж, в её возрасте, пожалуй, уже можно себе это позволить», — подумала она и кивнула в знак согласия.

33

Антракт близился к концу. Сёстры уже сидели в зрительном зале и ждали, когда поднимется занавес: в последнем отделении давали пьесу «Матабэй-заика[86]». Из громкоговорителя беспрестанно доносилось: «Господин такой-то, проживающий в районе Хондзё! Госпожа такая-то, проживающая в районе Аояма! Вас просят срочно подойти к администратору…» В числе названных был и некий господин из Нисиномии, и господин имярек из Симоносэки, и даже какая-то госпожа, приехавшая с Филиппин. «Кого только не встретишь в Кабуки! Сюда приезжают люди со всех концов Японии и даже гости из далёких стран», — восторженно переговаривались между собой сёстры.

— Постойте! — вдруг воскликнула Таэко, прислушиваясь к голосу в громкоговорителе: «…Госпожа Макиока! Повторяю: госпожа Макиока, проживающая в Асии, префектура Хёго…»

— Кой-сан, сходи, пожалуйста, выясни, в чем дело, — попросила Сатико.

Через несколько минут Таэко вернулась и, взяв со своего кресла сумочку и кружевную шаль, сказала:

— Можно тебя на минуту, Сатико?

— Что случилось? — спросила Сатико, выйдя с сестрой в фойе.

— А только что говорила с горничной из «Хамаи»…

Как выяснилось, горничную прислала хозяйка гостиницы. Дело в том, объяснила она Таэко, что госпоже Макиока звонили из Асии. Хозяйка решила, что нужно поскорее сообщить об этом звонке, но телефон в Кабуки был всё время занят, поэтому она и велела: беги скорее в театр. Но что, собственно, произошло, спросила Таэко. Подробностей горничная не знала, но, как она поняла, речь идёт о каком-то больном, чьё состояние резко ухудшилось, Нет, нет, девочка тут ни при чем. Дама, с которой разговаривала хозяйка, несколько раз повторила, что имеет в виду не девочку, у которой скарлатина, а кого-то другого, кто сейчас, лежит в клинике. Она сказала, Кой-сан знает, о ком идёт речь… Хозяйка спросила, не нужно ли передать госпоже Макиока что-либо ещё, и тогда эта дама сказала, что просит Кой-сан сегодня же выехать в Асию, а если у неё будет время, перед выездом позвонить домой.

— Речь идёт об Итакуре? — спросила Сатико.

В поезде Таэко между прочим упомянула о том, что Итакура лежит в клинике в Кобэ. Теперь она рассказала Сатико более подробно, что с ним случилось.

Неделю назад или около того у Итакуры разболелось ухо. Он обратился к врачу, но облегчения не наступало, и в конце концов врач сказал, что необходима операция. За день до отъезда Таэко в Токио его прооперировали, и всё, казалось, было благополучно. Итакура чувствовал себя превосходно и советовал Таэко не раздумывая ехать в Токио. И она поехала, не допуская мысли, что Итакуре, с его железным здоровьем, может грозить какая-либо опасность. Выходит, всё оказалось куда серьёзнее, чем она предполагала. Воспаление среднего уха само по себе не опасно, но если своевременно не принять меры, инфекция может перекинуться на головной мозг и даже привести к смерти. Судя по всему, положение очень серьёзно, иначе сестра Итакуры не решилась бы побеспокоить Юкико.

— Как ты намерена поступить, Кой-сан?

— Сейчас я еду в гостиницу, а оттуда — на вокзал. — Голос Таэко оставался совершенно спокойным.

— А что делать мне?

— Оставаться в театре и смотреть пьесу. Неудобно бросать Цуруко одну.

— Что мне ей сказать?

— Придумай что-нибудь.

— Ты говорила ей об Итакуре?

— Нет… — Таэко накинула на плечи шаль и направилась к выходу. — Можешь сказать ей, если хочешь.

Проводив взглядом сбегавшую по ступенькам Таэко, Сатико вернулась в зрительный зал. Пьеса уже началась. Внимание Цуруко было поглощено происходящим на сцене, и ничего объяснять ей не пришлось. Только потом, когда спектакль окончился и они в толпе зрителей пробирались к выходу, Цуруко спросила:

— Где же Кой-сан?

— Она отправилась куда-то с приятельницей. Сатико проводила сестру до Гиндзы. Вернувшись в гостиницу, она узнала от хозяйки, что Таэко только что уехала.

После телефонного звонка, сказала хозяйка, она сразу же забронировала для Кой-сан место в спальном вагоне. Перед отъездом Кой-сан разговаривала с сестрой в Асии. Сама хозяйка при этом не присутствовала, но Кой-сан просила передать Сатико, что, как она поняла со слов сестры, во время операции в рану попала инфекция и больной находится в тяжёлом состоянии. Прямо с вокзала Кой-сан поедет в клинику. В Сибуе остался её чемоданчик, и она просила Сатико захватить его с собой в Асию.

Сатико не находила себе места от тревоги. Она заказала срочный телефонный разговор с Асией и вскоре услышала голос Юкико, но понять что-либо из её слов было невероятно трудно. Голос Юкико, как всегда, звучал тихо, невнятно и постоянно куда-то пропадал. Говорить с Юкико по телефону было сущим мучением. Догадываясь об этом, она всегда старалась передать трубку кому-нибудь из домочадцев. Но сегодня прибегнуть к услугам О-Хару или Тэйноскэ она не могла, поскольку речь шла об Итакуре, и Юкико пришлось подойти к телефону самой. После нескольких членораздельных фраз с противоположного конца провода до Сатико стало доноситься слабое бормотание, чем-то сродни комариному писку, и она не столько слушала сестру, сколько переспрашивала, повторяя: «Алло… алло…» Ценой немалых усилий ей в конце концов удалось уяснить для себя следующее.

Около четырёх часов вечера в Асию позвонила сестра Итакуры и сообщила Юкико, что её брат находится в клинике, что его прооперировали и, хотя операция прошла успешно, вчера вечером его состояние резко ухудшилось. Что, инфекция распространилась на мозг? — спросила Юкико. Нет, ответила сестра, у него начались боли в ноге. При чем же тут нога? Она и сама не понимает, сказала сестра, но боли очень сильные. От малейшего прикосновения он буквально взвивается и кричит на крик. Итакура не велел ничего сообщать Кой-сан, но она всё же решила позвонить. Ей кажется, положение очень серьёзное. Нужно что-то делать, а что именно — она не знает. Сейчас Итакура находится в клинике доктора Исогаи, специалиста по ушным болезням. Может быть, его необходимо показать другому врачу?..