Блэк - Александр Дюма

— Я знал об этом, — просто сказал шевалье.

Барон в ужасе откинулся назад, вдавив подушку в изголовье кровати.

— Вы знали об этом? — вскричал он.

Шевалье утвердительно кивнул головой.

— Что же, доказывайте свое отцовство; распутайте, если сможете, этот клубок супружеской измены; даруйте свое прощение, если только осмелитесь на это.

— Я прощу, потому что это больше, чем мое право, брат: потому что это мой долг.

— Как вам угодно! но я скажу вам следующее, сударь: следует быть беспощадным к тем, чьи преступления, дурно влияющие на нравственность общества, завели нас в ту пропасть, в которой мы находимся.

— Вы забываете, брат, вы, считающий себя тем не менее верующим человеком, вы забываете, что Христос сказал: «Пусть тот из вас, кто без греха, бросит а нее камень первым». О ком здесь идет речь, спрашиваю я вас, если не о прелюбодейке, не о неверной жене, не о Матильде еврейского племени?

— А! вы желаете толковать Евангелие в буквальном смысле? — вскричал барон.

— Впрочем, брат, — спокойно произнес шевалье, — дабы не впутывать Евангелие во всю эту историю, я скорее предпочел бы, чтобы мадемуазель Тереза — даже если предположить, что она всего лишь мадемуазель Тереза — стала мадемуазель де ля Гравери, чем думать, что мадемуазель де ля Гравери могла бы остаться мадемуазель Терезой.

— Сделайте из нее монахиню; выделите ей приданое из ваших доходов, раз уж вы так интересуетесь судьбой этой отверженной!

— Для счастья Терезы необходимо, чтобы у нее было имя, и как раз имени, законно признанного всеми, я и добиваюсь для нее.

— Но, черт побери! Сударь, задумайтесь, что в тот день, когда она получит ваше имя, она получит также и ваше состояние.

— Я это знаю.

— И вы осмелитесь ограбить вашу семью, обездолить моих сыновей, ваших законных наследников, ради того, чтобы бросить ваше состояние к ногам ребенка, чьим отцом вы не являетесь, чьим отцом вы являться не можете?

— Какие тому доказательства?

— Да даже то самое письмо, которое я хотел вручить вам в тот день, когда решился открыть глаза на недостойное поведение вашей супруги; письмо, которое Думесниль осмелился разорвать, несмотря на все мои просьбы.

— Я не прочел ни строчки из этого письма; вы должны помнить это, брат.

— Да, но я-то, я читал его и могу вас заверить, что в этом письме Матильда поздравляла господина де Понфарси с будущим отцовством и приписывала ему всю заслугу этого события.

— Вы можете поклясться мне в этом вашей честью дворянина? — спросил шевалье, который вот уже в течение некоторого времени пребывал в мечтательно-задумчивом состоянии.

— Моей честью дворянина, я клянусь вам в этом.

— Хорошо, я вам очень признателен, брат! — сказал шевалье, переводя дыхание.

— Но почему вы мне признательны?

— Благодаря вам пелена спала с моего сознания; ведь, раз я не могу признать несчастную Терезу своей дочерью, я волен принять другое решение, которое уже приходило мне в голову: я волен сделать ее моей женой и, брат мой, я вам также клянусь своей честью дворянина, что через несколько месяцев я подарю вам, слышите, в свою очередь, клянусь вам в этом, либо чудного крепыша племянника, либо очаровательную крошку племянницу.

От ярости барон подпрыгнул на постели.

— Убирайтесь отсюда, сударь! — сказал он, — уходите немедленно и не вздумайте больше появляться здесь никогда! А если вы не откажетесь от выполнения этого чудовищного, постыдного намерения, в котором имели дерзость признаться мне, клянусь честью, что употреблю все свое влияние, чтобы помешать вам.

Шевалье, который чувствовал себя все более и более независимым, не обратил на угрозы брата почти никакого внимания. Он взял свою шляпу, позвал непринужденно Блэка и, закрыв дверь, оставил барона наедине со своим задушенным петухом-кохинхином и в таком отчаянии, которое не поддается никакому описанию.

Глава XXXI,

В КОТОРОЙ ОПИСЫВАЕТСЯ, КАК ПИРАТЫ С ИТАЛЬЯНСКОГО БУЛЬВАРА РУБЯТ ШВАРТОВЫ И УВОДЯТ КАРАВАНЫ

Мысль, которой шевалье де ля Гравери поделился со своим старшим братом и которая вызвала столь сильное раздражение нервной системы последнего, казалась нашему герою вполне осуществимой; поэтому, несмотря на неудачу тех шагов, которые он предпринимал вот уже по меньшей мере около двенадцати часов, шевалье выглядел весьма довольным, покидая особняк на улице Сен-Гийом.

— Один отказывается жениться на этом прелестном маленьком ангелочке, — говорил он, — другой старается помешать мне дать ей имя, которое принадлежит ей от рождения. Ну, что же, я ловко проведу их обоих! Право, я был настолько неразумен, что покинул Шартр, отважился путешествовать в этом проклятом мальпосте, который наградил меня ломотой во всех суставах, и, вероятно, я должен был бы, если бы у меня было чуть больше здравого смысла, как можно быстрее излечить ее с помощью растираний — я был так простодушен, что чуть не умер от холода под дверью этого старого сумасшедшего эгоиста, а теперь вот в такой-то час обиваю мостовые Парижа без белья, без одежды, без крыши над головой, когда так легко одновременно мог бы дать и состояние бедной Терезе, и отца ее ребенку!.. И я сделаю это, клянусь Господом! я сделаю это, а мой брат, рассчитывающий на наследство, останется с носом! Разумеется, если в глазах общества я буду носить титул ее супруга, то для нее я навсегда останусь только отцом.

На этом монолог шевалье был прерван, он услышал, что кто-то его зовет.

Он обернулся и увидел лакея своего брата, бежавшего за ним с небольшим чемоданом на плече.

— Господин шевалье, господин шевалье! — кричал тот, приближаясь к нему, — вы забыли ваш чемодан.

— Мой чемодан? — переспросил шевалье, остановившись. — Но черт возьми! у меня не было с собой никакого чемодана, насколько по крайней мере мне известно.

— Однако, сударь, — едва переводя дыхание, возразил лакей, догнав де ля Гравери, — этот саквояж поставил в углу привратницкой именно тот кучер, что привез вас. Мадам Вильхем, привратница, в этом уверена.

Шевалье взял чемодан из рук лакея, осмотрел его со всех сторон и, наконец, на верхней крышке заметил разорванную пополам карточку, на которой прочел следующее имя и адрес:

— Черт! — вскричал шевалье. — Вот это ошибка, о которой я не буду сожалеть, и теперь я уверен, что смогу найти моего знакомого, когда пожелаю.

Дьедонне поблагодарил лакея, присоединил к словам благодарности луидор, сделал знак носильщику, поставил ему чемодан на плечо и пустился в путь в поисках отеля, где бы он мог отдохнуть от дороги и волнений.