Приют на свалке - Алена Даркина

Ким потрясенно замолчал. Девушка вырвала руку, спрятала под покрывало.

— Тогда неужели ты не понимаешь? — она заговорила громче, с надрывом. — Неужели ты не понимаешь, — девушка вскинула голову, — что мне не нужна операция? Мне надо, чтобы ты был рядом!

— Лейлани…

— Если ты любишь меня…

— Не надо, Лейлани, — перебил Ким. Он напрягся, чувствуя, что еще немного — и не сможет сдерживать чувства. И тогда жена поймет, что он лжет и будет еще хуже. — Пожалуйста, Лейлани, не надо. Я уже все решил. Я делаю это, потому что люблю тебя. Потому что не могу жить без тебя. Ты поймешь это когда-нибудь…

Он с трудом сдерживал дыхание. Пристально смотрел ей в лицо. Оказывается, это так больно, когда в твою любовь не верят.

— Ты любишь только себя! — она не выдержала и зарыдала. Тут же прижала кулачок к губам, чтобы прекратить плач, но ей это не удалось, рыдания сотрясали ее. Она выкрикнула. — Уходи!

Он встал на колени перед кроватью, взял ее руку, прислонился к ней лбом и постоял так с минуту. Плач постепенно стихал. Она осторожно коснулась другой рукой ежика светлых волос.

— Ким, не уходи… — успокаиваясь, прошептала Лейлани.

— Прости меня, если сможешь, — ответил он и, быстро поднявшись, вышел, пока она не успела заметить слез.

Классы уже построились в спортзале. Там где обычно стоял один майор, теперь стояли пятеро подопечных Кима, воровавших сегодня ночью: Златкаускас, Калафати, Зорич, Берзиньш, Хачатурян. Только Оливер увернулся.

Майор тоже пока не вышел в зал. Эрик подошел к Киму. Не глядя в глаза, сказал, что Левицкий еще в раздевалке.

— Иди туда, — распорядился он.

Когда Ким вошел, Марк даже не поднял головы.

— Убирайся! — негромко произнес он.

— Что? — не понял Ким.

— Немедленно уходи из приюта. Чтобы я тебя здесь не видел.

— Марк…

— Иди в город, на свалку — куда хочешь. Но сюда ни ногой. Захочешь что-нибудь передать жене — оставишь у порога. Лейлани может уйти к тебе, если хочет. Ты к ней — нет. Убирайся. Покажешь Эрику, где украденная еда — и убирайся.

Ким ничего не сказал. Пока майор не передумал, хотел выйти из раздевалки, но у выхода столкнулся с Эриком.

— Иди с ним, отнеси еду в столовую, — обратился к Жманцу майор. — Потом отпусти.

Они вышли вместе.

Майор подошел к провинившимся. Повернулся к приюту, оставив воров за спиной.

— Доброе утро, воспитанники приюта! — обратился Марк к классам.

— Доброе утро, господин майор, — как обычно откликнулись они. Только те, что стояли позади, промолчали. Но ему показалось, будто сейчас приют отвечает не так громко, как неделю назад. Потому что нет Эрика, Кима, Тендхара, Дианы, Александры, Филиппа… Их голосов он не услышит. Даже Эрика — он уйдет сегодня в Нью-Йорк

— Сегодня мы, наконец, поймали тех, кто воровал у приюта еду, — заставил себя говорить Марк. — Они стоят перед вами. Какого приговора они заслуживают?

— Смерти! — откликнулись воспитанники.

"Это я их так научил? — подумал майор. — Да, все правильно. Я сам их предупредил, что убью виновных. Так может, и с Тендхаром произошло так же? Может, если бы не я, то и не казнили бы его. И Диана осталась бы жива…"

— А где главарь? — выкрикнул кто-то. — Его тоже казнить!

— Отставить, — оборвал Марк. — Сегодня приговор вынесу я. За воровство еды в приюте, старший лейтенант Ким Адольфссон приговаривается к изгнанию из приюта. Все, кто помогал ему, независимо от возраста и физических данных переводятся в класс добытчиков.

Возглас то ли ужаса, то ли недовольства пронесся по залу, но Марк не собирался объяснять свои действия.

— После завтрака в спортзале пройдет похоронное служение, а затем проводы Эрика, — продолжал Марк. — Разойтись! — скомандовал он.

Когда воспитанники, оживленно обсуждая происшедшее, направились в столовую, Арташес, стараясь не привлекать внимания, подошел ближе к Тимо. Тот дернулся и хотел сбежать, но Арташес поймал его за локоть, и негромко сказал:

— Думаешь, смог выбраться? Я теперь буду следить за тобой. И если что…

Увидев, что на них смотрит старший лейтенант Манслиф, он похлопал Оливера по плечу и, широко улыбнувшись, обогнал его, чтобы войти в столовую.

Понедельник. Лондон.

Ева чувствовала: происходит что-то страшное. Йорген старался сохранять спокойствие, но ему это не очень хорошо удавалось. Взгляд постоянно отсутствующий. Ей хотелось надеяться на лучшее, но с каждым днем это тяжелее удавалось. Теперь она день и ночь молилась: "Господи, только бы все обошлось. Только бы все обошлось!" Она даже забывала обещать что-то, другие слова не приходили на ум. Ева уже подумывала о том, чтобы сходить на богослужение. Может, там Господь слышит лучше?

Она старалась, чтобы дочери не заметили ее состояния, а сама еле сдерживала себя, чтобы не писать каждые пять минут мужу на наладоннике: "Ну как?" Если бы найти людей, которые смогли их защитить…

Та же мысль пришла и мужу. В понедельник утром он написал: "Попробую найти человека, который мог бы обеспечить нам защиту в обмен на эти файлы".

"Где будешь искать?" — поинтересовалась Ева.

"Может, Оверсон?"

Конечно! Как же она сразу не догадалась. Генерал-лейтенант Оверсон, который так любил бывших подчиненных, ходивших когда-то с ним на свалку. Он наверняка не откажется помочь.

"Ты поговоришь с ним сегодня?"

"Нельзя действовать в открытую. Попробую анонимно передать сообщение. Если он захочет помочь — мы спасены"

"А если нет?"

Йорген только пожал плечами, но почему Ева почувствовала — это их последний шанс. Если не поможет Оверсон, то никто не поможет.

Теперь молитва изменилась: "Господи, хоть бы он согласился помочь. Он же добрый человек. Господи, пожалуйста!" Но теперь она молилась не с таким надрывом. Ей казалось, что выход уже найден. Они выберутся из западни и снова будут жить счастливо. Потому что Йорген не случайно вспомнил о бывшем командире. Господь послал эту мысль. Оверсон — их спасение.

Присев рядом, она читала послание, которое писал Йорген. Вчера он купил на ярмарке недорогую бумагу. Без помощи полиции Оверсон не сможет определить, кто писал.

Письмо муж составил короткое:

"Господин генерал, мы знакомы, но я пока не хочу называть свое имя. Обращаюсь к вам с надеждой, что в память о старой дружбе вы поможете мне. В моих руках случайно оказались документы, необходимые Лондону. Я согласен вернуть их, если мне и моей семье гарантируют неприкосновенность. Если вы согласны быть посредником в этом деле, оставьте письмо завтра до 13.00 в магазине продавцу хлеба Бурдачеву. Пусть он отдаст его тому, кто заплатит за булки в два раза больше, чем положено".