Психология - Уильям Джемс

Как много мы — англичане — теряем в непринужденности нашей речи только потому, что привыкли всегда говорить правду! Преобладание задержки действий имеет свою хорошую и дурную стороны. Если человек выполняет действия в общем и хорошо, и быстро; если он при этом мужественно учитывает все следствия своих поступков и обладает достаточным умом, чтобы с успехом достигнуть цели, то ему остается только благодарить судьбу за подвижный характер, побуждающий его действовать, недолго думая. В истории можно встретить немало полководцев и революционеров, принадлежащих к этому подвижному и немногосложному импульсивному типу людей. Трудные и сложные проблемы преимущественно бывают по плечу лишь лицам рефлексивного, сдержанного типа. Лица же импульсивного типа способны иногда осуществлять более широкие замыслы и избегать многих ошибок, совершаемых обыкновенно лицами рефлексивного типа. Но в тех случаях, когда первые действуют безошибочно или когда умеют постоянно поправлять свои ошибки, они являются одними из самых ценных и необходимых деятелей на пользу человечества.

У детей при истощении и в некоторых других патологических случаях деятельность задерживающих центров может оказаться слишком слабой, чтобы предупреждать наступление импульсивного разряда. При таких условиях лицо с пониженной активностью воли может на время проявлять принадлежащую противоположному типу волевую активность. У других лиц (сюда принадлежат страдающие истерией, эпилептики, преступники, относящиеся к классу душевнобольных, которых французские психологи называют degeneres) наблюдается в нервном механизме недостаток, когда моторные идеи в них вызывают активность воли прежде, чем задерживающие центры успеют проявить свою деятельность. У лиц с нормальной от рождения волей дурные привычки могут создать для этого благоприятные условия, особенно в области импульсов известного характера.

Переспросите половину знакомых вам пьяниц, что побуждает их так часто отдаваться соблазну, и большинство из них скажут, что они сами этого не знают. Для них запой — род припадка. Нервные центры пьяницы приобрели способность расслабляться известным образом всякий раз, как ему попадается на глаза бутылка водки. Не вкус водки привлекает его, она может даже казаться ему отвратительной; неприятная перспектива похмелья на другой день представляется ему в момент выпивки очень живо. Но, видя водку, пьяница чувствует, что он против воли принимается пить ее; больше этого никто из пьяниц ничего не может сказать. Подобным же образом человек может предаваться половым излишествам, причем стимулом, по-видимому, нередко бывает не сила чувственных побуждений, а, скорее, мысль о возможности удовлетворить их. Такие характеры слишком мизерны, чтобы их можно было назвать дурными в сколько-нибудь серьезном смысле слова.

У лиц с подобным складом характера нервные пути, проводящие естественные (или противоестественные) импульсы, так расслаблены, что самая небольшая степень нервного возбуждения вызывает уже окончательную реакцию. Явление это называется в патологии ослабленная раздражимость. Период скрытого внутреннего возбуждения при раздражении нервных центров в данном случае так короток, что интенсивность напряжения в них не успевает возрасти до надлежащей степени, вследствие чего, несмотря на значительное наружное проявление активности, чувственное возбуждение может быть очень мало. Подобное нарушение внутреннего равновесия между нервными центрами особенно часто развивается у лиц с истерическим темпераментом. Они могут проявлять искреннее и глубокое отвращение к поведению известного рода, но тут же под влиянием соблазна всецело отдаются овладевшей ими страсти.

Во-вторых, повышенная активность воли проявляется от чрезмерной силы импульса. Но в то же время беспорядочные импульсивные действия можно наблюдать и тогда, когда нервные ткани сохранили нормальную степень внутреннего напряжения, а задерживающие центры действуют правильно или даже с чрезмерной силой. В таких случаях сила импульсивной идеи ненормально велика, и то, что при других обстоятельствах промелькнуло бы в качестве простой возможности действия, вызывает страстное, неудержимое стремление к действию. <…>

Нормальные люди не могут составить себе понятия о той неудержимой силе, с какой дипсоман или опиоман стремится удовлетворить свою страсть. «Поставьте в одном углу комнаты меня, в другом — бутылку рому, а в промежутке между ними стреляйте непрерывно из пушек — и все-таки я перебегу через комнату, чтобы достать бутылку»; «Если бы с одной стороны стояла бутылка водки, а с другой — были открыты врата ада и если бы я знал, что, выпив один стакан, я немедленно попаду в ад, то и тогда я не отказался бы выпить» — вот что говорят многие дипсоманы. Муссей (в Цинциннати) описывает следующий случай: «Несколько лет тому назад в один из домов призрения в Цинциннати был помещен горький пьяница. В течение нескольких дней он всячески пытался раздобыть рому, но безуспешно. Наконец, он придумал удачный способ. При богадельне был дровяной двор; придя на этот двор, пьяница взял в одну руку топор, а другую положил на деревянную колоду и единым взмахом топора отрубил себе кисть руки. Приподняв кверху обрубок руки, из которого лилась потоком кровь, он вбежал в дом с криком: «Рому! Скорее рому! Я отрубил себе руку!» Поднялась суматоха, тотчас принесли чашку рому; пьяница погрузил в нее окровавленный обрубок руки, а затем быстро поднял чашку ко рту, выпил залпом ее содержимое и радостно закричал: «Ну, теперь я доволен!» Муссей рассказывает о другом пьянице, который, находясь на лечении от запоя, в течение месяца тихонько попивал алкоголь из шести банок с заспиртованными препаратами. Когда доктор спросил его, что побудило его к такому омерзительному поступку, он отвечал: «Сэр, я так же не властен обуздать мою болезненную страсть к вину, как не властен остановить биение сердца». < >

Пониженная активность воли. Описанные случаи, в которых импульс к действию слишком силен или задержание действия недостаточно велико, представляют резкий контраст с теми случаями, когда импульс к действию слишком слаб или задержание его слишком велико. В главе «Внимание» описано душевное состояние, при котором мы на несколько минут теряем способность сосредоточиваться на чем-нибудь и наше внимание рассеивается. Мы сидим, бесцельно уставив глаза в пространство, и ничего не делаем. Ничто не задевает нас за живое, внешние впечатления не привлекают нашего внимания. Они воспринимаются нами, но не настолько живо, чтобы вызывать в нас какой-либо интерес. Это индифферентное отношение к некоторой части объектов, входящих в данную минуту в область нашего сознания, — нормальное явление. Сильное утомление или истощение может вызвать у нас такое же отношение почти ко всему содержанию нашего сознания; апатия, сходная с этим состоянием духа, называется психиатрами абулия и считается душевной болезнью. Для нормального состояния воли, как я заметил выше, необходимо, чтобы мы отчетливо сознавали область каждого нашего действия и, руководствуясь ею, выполняли последнее. Но при душевной болезни область действия может совершенно оставаться без внимания. В таких случаях, несмотря на неповрежденность умственных способностей, действие или вовсе не выполняется, или выполняется ненадлежащим образом. «Video meliora proboque deteriora sequor» (доброе вижу и сочувствую ему, но влекусь к иному) — вот классическая характеристика такого душевного состояния.

В нашей нравственной жизни трагическое обусловлено главным образом тем, что нормальная связь между осознанием истинного плана действия и его осуществлением порвалась, и тем, что известные идеи никак не могут возбудить в нас живого стремления к их реализации. Люди не так различаются между собой по складу чувств и мыслей, как по образу действия. Их идеалы, мотивы их действий далеко не так расходятся между собой, как это можно было бы подумать при различии их судеб. Никто не чувствует так живо разницы между благородными и низкими путями в жизни, как разные горькие неудачники, мечтатели, составители неосуществимых проектов, спившиеся с круга таланты и т. д., жизнь которых — одно сплошное противоречие между знанием и действием и которые при всех познаниях бессильны исправить свой жалкий характер. Иные из них обладают чрезвычайно большими познаниями, в тонкости нравственного чувства они далеко превосходят добропорядочность довольного судьбой буржуа, который так возмущается их недостойным поведением. И тем не менее это существа вечно недовольные, вечно жалующиеся на горькую участь. Они постоянно высказывают догадки, соображения, протестуют против чего-нибудь, вечно колеблются, никогда не принимают окончательных решений, обо всем рассуждают в минорном тоне, ограничиваясь выражением своих желаний и требований; стряхнуть с себя апатию и бодро приняться за работу такие люди совершенно неспособны. Можно предположить, что в таких характерах, как Руссо и Рестиф, низменные импульсы к деятельности преобладали. Эти импульсы для подобных людей как будто исключают всякую возможность более благородного склада жизни. Наряду с низменными импульсами у них в изобилии благородные мотивы к деятельности, но эти мотивы совершенно бессильны повлиять на их поведение, как не влияют на быстро мчащийся поезд крики стоящего у дороги пешехода, который просит подсадить его. До конца жизни такие мотивы являются балластом; и то чувство душевной пустоты, которое начинаешь испытывать, видя, как люди с благороднейшими чертами характера совершают наихудшие поступки, это чувство — одно из самых тягостных, какое может испытывать человек в нашем печальном мире.