Генерал Слащев-Крымский - Олег Смыслов

…в Симферополе уполномоченный Всеукраинской ЧК С.Б. Виленский, курировавший по указанию Дзержинского операцию возвращения генерала Слащёва в Россию, завербовал получателя письма Баткина — артиста Богданова, и направил его в Константинополь с заданием: выйти на связь со Слащёвым и оказать содействие в организации выезда генерала в Крым.

Прибыв в Турцию, Богданов первое время точно выполнял задание чекистов: установил контакт с Баткиным и через него со Слащёвым; сообщил генералу, что ему обещана полная амнистия и даже должность в Красной армии.

Но, освоившись в Константинополе, Богданов стал необдуманно расширять круг связей среди белоэмигрантов, выдавая себя чуть ли не за официального представителя Советского правительства по организации репатриации врангелевцев на родину. Вполне естественно, что он попал в поле зрения врангелевской контрразведки. В результате намеченный план возвращения Слащёва оказался под угрозой срыва. Кроме этого, обещанные чекистами деньги для передачи капитану судна, на котором предполагалось вывезти Слащёва из Константинополя, пока не подоспели. Начало операции пришлось отложить».

Парадокс заключается в том, что в результате контакт по группе Слащёва был потерян. И это учитывая работу сразу двух советских разведок в Турции: ВЧК и военной разведки РККА, взаимодействие между которыми, судя по всему, отсутствовало. Тогда помог случай.

«Ничем другим нельзя объяснить тот факт, — продолжает А. Зданович, — что в Политбюро ЦК РКП(б) в начале октября 1921 года поступил на рассмотрение доклад сотрудника разведупра войск Украины и Крыма Дашевского с предложениями по переброске генерала и ряда офицеров из Турции на советскую территорию. (…)

Изучив привезённые Дашевским предложения, Троцкий написал записку в Политбюро: «…Считаю, что нужно «условия» принять, т. е. переправить их в Россию. Формальное руководство делом было возложено на т. Дзержинского. Может быть, послать т. Дашевского к Дзержинскому?»

Разведупровские материалы Троцкий переслал Ленину.

Председатель Совнаркома, со своей стороны, предложил для детального обсуждения и подготовки проекта окончательного решения создать комиссию…

На состоявшемся 7 октября 1921 года заседании Политбюро ЦК РКП(б) предложение Ленина было поддержано, и в тот же день комиссия приступила к работе, а к вечеру Каменев подготовил проект решения Политбюро. В нём говорилось, что целесообразно «предложение признать приемлемым, т. е. согласиться на переправку Слащёва и компании в Россию»».

10 октября 1921 г. вопрос по Слащёву был решён на самом верху, а с середины октября свои действия активизировали и непосредственные исполнители операции.

«Тененбаум (Ельский) фактически прекратил контакты со Слащёвым, сосредоточив свои усилия на других генералах и офицерах, в том числе уезжающих в Болгарию вместе со своими частями. В ВЧК решили, что тандем Баткин — Богданов имеет больше шансов на успех.

На первую роль выходит Баткин. Он даже переехал на дачу, арендуемую Слащёвым, и оттуда через своих агентов организовал отъезд. Дело стопорилось отсутствием денег. Капитан итальянского парохода «Жан» требовал значительную сумму в турецких лирах, а курьер из Севастополя по неизвестной причине задерживался. Наконец, он прибыл, но вызвал подозрения у английской охраны порта и был арестован.

Баткину пришлось задействовать все мыслимые и немыслимые связи, истратить остатки денег, привезённых Богдановым в сентябре, чтобы освободить торговца-курьера. И вот к концу октября всё было закончено.

Тайные помощники Баткина распустили слух о серьёзности намерений Слащёва уехать в Россию якобы с целью объединения «зелёного» движения и руководства им в борьбе с большевиками. Эта информация, как и было задумано, дошла до французской и английской контрразведок и несколько усыпила их бдительность.

Слащёву и его единомышленникам удалось незамеченными покинуть дачу на берегу Босфора, пробраться в порт и погрузиться на пароход «Жан»».

В Севастополе Слащёва встречали сотрудники ВЧК, а на вокзале города ожидал личный поезд товарища Дзержинского.

В своей книге чекист Фомин добавляет к этой истории один существенный момент. После предложения Советского правительства о разрешении Слащёву вернуться на родину тот будто бы выдвинул свои условия возвращения:

«Во-первых, он хотел бы получить от Советского правительства грамоту о неприкосновенности личности на территории Советской страны. Во-вторых, намереваясь направить свою семью — жену и ребёнка — к родным в Италию, он просил обеспечить их валютой или ценностями. Кроме того, Слащёв предупредил, чтобы весь разговор с ним о его намерении вернуться в Советскую Россию сохранялся в тайне, особенно на территории Турции, и был бы известен только узкому кругу лиц: тем, которых уполномочили вести переговоры с ним.

В ответ на это Феликс Эдмундович решительно заявил:

— Если Слащёв желает вернуться на родину, то пусть приезжает к нам с семьёй. Работой он будет обеспечен, и ему будут созданы нормальные материальные условия. Валюты или ценности для обеспечения его семьи мы дать не можем. Также не можем выдать ему и грамоту о неприкосновенности личности. Генерал Слащёв достаточно известен населению Крыма своими зверствами… Если с ним случится что-нибудь, то наши враги используют это против нас. А под охраной держать его нам нет надобности.

После некоторых размышлений Слащёв в конце концов пришёл, как нам передали, к такому заключению:

— Не надо мне никакой гарантии… Да и что эта бумажка может мне дать? Приеду я, скажем, на пароходе в Севастополь и пойду гулять по городу, а по пути меня встретит и узнает кто-либо из тех, у кого я расстрелял или повесил в Крыму близкого человека. Тут уж никакая грамота не поможет…»

До наших дней сохранилась записка Л.Д. Троцкого, адресованная В.И. Ленину 16 ноября 1921 г. в связи с возвращением Слащёва в Россию:

«Главком считает Слащёва ничтожеством. Я не уверен в правильности этого отзыва. Но бесспорно, что у нас Слащёв будет только «беспокойной ненужностью». Он приспособиться не сможет. Уже находясь в поезде Дзержинского, он хотел дать кому-то «25 шомполов»».

Подъесаул Николай Николаевич Туроверов, казачий поэт «первой волны» эмиграции, в 1944 году написал прекрасное стихотворение «Товарищ»:

Перегорит костёр и перетлеет, —Земле нужна холодная зола.Уже никто напомнить не посмеетО страшных днях бессмысленного зла.Нет, — не мученьями, страданьями и кровью —Утратою горчайшей из утрат:Мы расплатились братскою любовьюС тобой, мой незнакомый брат.С тобой, мой враг, под кличкою — товарищ,Встречались мы, наверное, не раз.Меня Господь спасал среди пожарищ,Да и тебя Господь не там ли спас?Обоих нас блюла рука Господня,Когда почуяв смертную тоску,Я, весь в крови, ронял свои поводья,А ты, в крови, склонялся на луку.Тогда с тобой мы что-то проглядели,Смотри, чтоб нам опять не проглядеть:Не для того ль мы оба уцелели,Чтоб вместе за Отчизну умереть?

Кто знает, но, может быть, эти строки мы могли бы отнести и к возвращению генерала Слащёва в Советскую Россию…