Генерал Слащев-Крымский - Олег Смыслов

И перед нами постепенно исчезали границы; но у рабочих станков мы не смели говорить о своём прошлом. Тем, кто питался и питается подачками из Парижа, Мюнхена, от Хорти, от католических кругов Франции, от Пилсудского и других — не понять нас.

И когда нищими, плохо одетыми эмигрантами мы разбрелись по всему миру, стали искать работу, повсюду нас встречали с самым нескрываемым презрением, с нами не хотели разговаривать, нас отсылали ждать в передней и изредка, в знак особой милости, нам подавали два пальца. Нас повсюду, пользуясь нашей беспомощностью и нашим несчастьем, нашей беззащитностью, эксплуатировали, как рабов. Нам не платили заработанное скудное жалованье, нас обсчитывали, увольняли без объяснения причин. В лучших случаях за каторжный труд мы получали половину того, что платили местным рабочим, так как их предприниматели боялись. Мы нигде не могли найти себе защиты, а наши посланники и консулы, сохранившиеся от старого времени, презирали нас так же, если не больше. Некоторым повезло, но масса эмиграции опускалась всё ниже, стала заниматься спекуляцией и тёмными делами.

Помню характерный разговор двух старых полковников, уже откомандовавших полками, бывших рабочими в группе, где я был за старшего. Один рассказывал другому впечатления о визите к третьему, тоже полковнику, товарищу по полку, служившему кухонным мужиком в одном богатом доме. Он был в восторге от этого посещения: «Живёт отлично, — рассказывал он о жизни товарища, — пища хорошая, на кухне за перегородкой у него кровать, ест, сколько хочет, хозяева не стесняют. Когда я сидел у него, пришла барыня (так и сказал: «барыня»), ничего, не рассердилась, даже велела мне дать тарелку макарон. Хорошо устроился человек!»

Государственный строй, который мы защищали своей кровью, жестоко мстил нам за это. Мы не пойдём теперь в Россию защищать и восстанавливать этот строй…»

Однажды в Константинополе П.А. Клодт откровенно высказал Слащёву всё, что слышал о нём неблагоприятного. Тот внимательно выслушал собеседника и ответил:

«Меня рисуют отчаянным пьяницей, кокаинистом, приписывают мне целый ряд чуть ли не преступлений. Вы меня хорошо знаете. Можете ли Вы этому поверить? Видели ли Вы меня когда-нибудь пьяным? Что я любил выпить, я этого не отрицаю, но пьяным меня ни Вы и никто в полку не видел. Что касается кокаина, то я прибегал к нему, когда для спасения дела мне приходилось не спать по несколько ночей сряду. Но кто же может за это осудить меня?

Привычным кокаинистом я никогда не был. Мне приходилось действовать в исключительно трудной обстановке, я мог ошибаться, но все мои поступки отвечали моей совести. Другой образ действий я считал бы недостойным моего родного полка, о котором всегда помнил. Если бы я вёл такую жизнь, какую мне приписывают, неужели это не отразилось бы на моём здоровье, на моём внешнем виде? Разве я уж так изменился?»

6

Вспоминая минувшее уже в Москве, Яков Александрович признаётся, что там, в Константинополе, он занялся работой по разложению армии:

«Врангель предал меня суду «чести», который специально для этого учредил, но на этот суд меня не вызвали, так как что же могли инкриминировать частному лицу, желающему говорить правду про армию и её цели? Суд приговорил меня заочно к исключению со службы, большего он сделать не мог. Это дало мне ещё лишний козырь, и я мог выпустить брошюру «Требую суда общества и гласности». Правда, писал её не я, а генерал Киленин, но в момент набора книги контрразведка так стала запугивать, что Киленин испугался. К тому же французская контрразведка изъяла всю переписку, касавшуюся роли французов в Крымской обороне. Всё это привело к тому, что Киленин отказался поставить своё имя на брошюре, которая почти целиком состояла из моих документов. Тогда я, уже связанный получением задатка и неустойкой, должен был срочно поставить на книжке свою фамилию и попросить заменить слова «комкор» и «Слащов» словом «я».

Книжка получилась куцая, малопонятная, без надлежащего освещения и полноты описываемых событий, но всё же она своей цели достигла. Её печатание шло с трениями — выпал шрифт, но всё-таки её напечатали и 14 января 1921 г. она вышла в свет. За нахождение её у кого-либо в Галлиполи (где была помещена армия Врангеля) жестоко карали, но она там распространялась. Мною руководила не жажда мести, а полное сознание, что эта заграничная армия может быть только врагом России, а я стоял на платформе «отечества» и с этой, а ещё не с классовой точки зрения видел в ней врага».

Что же касается «суда чести», то именно после этого «судилища» Яков Александрович впервые надел свою старую форму с полковничьими погонами лейб-гвардии Московского полка. А когда ему передали приказание барона: «снять форму и погоны» (суд лишил Слащёва звания генерал-лейтенанта и орденов), в своём духе ответил: «В генеральские чины произвели меня лица, не имевшие на это никакого права; такие же лица и отняли у меня все чины; берите себе мои генеральские чины, я их не признавал законными, но чина полковника, в который меня произвёл император, никто, кроме императора, лишить меня не может».

Глава десятая

Роковой выстрел

1

Стрелково-тактические Курсы усовершенствования командного состава РККА «Выстрел», где преподавал Яков Александрович Слащёв, ранее назывались Высшей стрелково-тактической школой командного состава РККА. Для того чтобы понимать, о чём идет речь, кратко ознакомимся с её историей.

Высшая стрелковая школа «была учреждена приказом РВСР № 245 от 21 ноября 1918 г. в целях подготовки среднего командного состава для стрелковых подразделений и частей, изучения и испытания новейших видов огнестрельного оружия. Создана в Москве на базе бывшей Ораниенбаумской офицерской стрелковой школы старой армии с подчинением ГУВУЗу. По положению школа являлась учебно-строевой частью и состояла из учебного отдела, ружейного полигона и управления с отделом снабжения. Учебный отдел включал курсы: тактические, стрелковые, траншейной артиллерии с 6—4-месячным сроком обучения. Приказом Всероглавштаба № 49 от 30 января 1919 г. в школу на правах отдела была передана 1 Московская школа полковой (траншейной) артиллерии и боевых технических приспособлений. Приказом РВСР № 1151 от 18 июля 1919 г. в школе были организованы временные курсы для подготовки командиров полков.

В целях усиления тактической подготовки комсостава приказом РВСР № 1437 от 7 июня 1921 г. Школа была реорганизована в Высшую тактическо-стрелковую школу командного состава РККА с увеличением срока обучения до 9-ти месяцев. Приказом РВСР № 2293 от 13 октября 1921 г. ей было присвоено имя III Коминтерна, а с 24 апреля 1923 г. она получила наименование Высшей тактическо-стрелковой школы командного состава РККА им. Коминтерна «Выстрел» (приказ РВСР № 824). На основании приказа РВСР № 1591 от 19 июля 1923 г. при школе были открыты педагогические курсы преподавателей, окружные повторительные и курсы начальников школ по подготовке младшего комсостава. Приказом РВС СССР № 1265 от 9 октября 1924 г. школа была реорганизована в Стрелково-тактические курсы усовершенствования комсостава РККА им. III Коминтерна (КУКС «Выстрел»). На основании приказа РВС СССР № 590 от 27 сентября 1926 г. на курсах был создан научно-исследовательский отдел. Приказом РВС СССР № 289 от 3 июня 1927 г. при курсах были открыты отделения для подготовки штабных и хозяйственных работников и пулемётные курсы».