Красная Армия - Ральф Питерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Удар военный, политический, психологический… правительство ФРГ сломалось на вопросе о применении ядерного оружия. Американцы и англичане требовали прибегнуть к нему, а французы готовились к самостоятельному удару. Но немцам не хватило воли и решимости. Столкнувшись с ошеломляющей скоростью, с которой они потерпели очевидный крах и невиданным масштабом разрушений, они отказались превратить свою страну в ядерное поле боя. Немцы подорвали политику НАТО в мирное время, и теперь пожали урожай в военное.
Чибисов был одним из немногих, кто знал всю правду. Американцы, чья контратака в действительности оказалась основным компонентом генерального контрнаступления, едва не нанесли им поражение. Возможно, прибывшие подкрепления сдержали бы их, но наступление американцев и удивительно стойких войск СГА было мощным. Даже Дудоров не смог верно оценить, сколько рассеянных остатков СГА смогло вступить в бой. Бои шли уже в десятке километров от места переправы через Везер в Бад-Эйнхаузене, когда немецкий запрос на прекращение огня остановил их.
Правительство ФРГ объявило об одностороннем прекращении огня и потребовало, чтобы все войска НАТО прекратили наступление на немецкой земле в отчаянной попытке умиротворить СССР. Все боевые подразделения НАТО должны были быть выведены на запад от Рейна в течение девяноста шести часов, и полностью покинуть немецкую землю в течение пятнадцать дней. Остатки бундесвера также выводились за Рейн. Многие офицеры бундесвера сопротивлялись капитуляции, но рядовой состав отказался поддержать их. И после вывода армий НАТО, советские танки покрыли оставшийся путь до Рейна без единого выстрела.
И на этом все было окончено, надеялся Чибисов. Не было смысла наступать дальше. Рейн стал естественной границей советской сферы влияния, а контроль над всей Германией означал контроль над всей Европой. Французы, в конце концов, приспособятся к новому порядку. Оккупация Франции принесла бы больше проблем, чем пользы. Британия также должна была остаться американским форпостом для достижения того порядка, который устанавливался в новой Европе.
Некоторые высокопоставленные советские военные хотели двигаться дальше. Большинство из них не видели войны собственными глазами, и потому требовали дальнейшего наступления с гораздо большей легкостью, чем те, кто испытал ее на своей шкуре. Больше всего опасений вызывало то, что американцы могли рассматривать войну как неоконченную и готовить удар в другом месте. А на востоке сгущались тучи. Перейдет ли война в азиатскую или тихоокеанскую фазу? Лично Чибисов надеялся, что она окончилась. Он надеялся, что американцы проявят достаточно здравого смысла, чтобы отвернуться от Европы, которая забирала у них деньги и жизни и ничего не дала взамен. Он не мог полностью поверить в то, что американцы продолжат войну на другом фронте. Но он ожидал чего угодно. Американцы оставались загадкой.
Разумом Чибисов понимал, что советская военная наука, предусматривавшая интеграцию военных и политических стратегий в одну сокрушительную доктрину, была научно обоснована. Единство усилий на самом высоком уровне. Но, в конечном итоге, не столько советские танки, сколько собственная глупость победила НАТО. Следя за ходом войны с уникальной позиции стороннего наблюдателя, Чибисов оставался убежден, что все легко могло сложиться иначе. Например, окруженные к северо-востоку от Ганновера немецкие войска, к настоящему времени разоружались, с сохранением ограниченного количества вспомогательной техники, чтобы быть выведены за Рейн. Они вполне могли продолжать сопротивление. НАТО имело достаточно боевой мощи, но ему не хватило единства целей и силы воли. С практической точки зрения, альянс уничтожило отсутствие четкой и единой военной доктрины. Они располагали нужными силами и средствами, но каждый настаивал на исполнении собственного плана. Чибисов был им признателен.
Черная птица села на разбитое дерево. Чибисов подумал о судьбе сына Малинского. Из остатков его бригады сообщили, что гвардии полковник Малинский погиб при авиационном ударе. Но тело так и не было найдено, и старик отказался принять смерть сына. Генерал лично отправился на его поиски.
Чибисов глубоко сочувствовал своему покровителю и другу. Казалось идиотской иронией судьбы, что каждый должен кого-то потерять в такой час. Чибисов не знал молодого полковника достаточно, чтобы самому скорбеть по нему. Но горе Малинского передалось ему. В некотором отношении он понимал, что потеря сына стала для Малинского более тяжелым ударом, чем если бы он потерпел поражение.
Конечно, множество чьих-то сыновей погибли. Чибисов попытался рационализировать горе старика и отбросить его прочь. Но образ Малинского не покидал его. Он представлял, как старый генерал бродит по обгоревшей земле, где когда-то был лес, всматриваясь в сгоревшие остовы командных машин. Заморгав в попытке взять свои чувства под контроль, Чибисов беспомощно понимал, насколько он любил старика. Было бы гораздо лучше, если бы астматический еврейский отщепенец, который нигде не мог найти себе пристанища, погиб вместо его сына.
Чибисов вспомнил о своей матери. Его отец, убежденный коммунист, не терпел никаких упоминаний о религии в их доме. Но в детстве мать рассказывала ему сказки и легенды. Только гораздо позже Чибисов понял, что некоторые из них были историями из Ветхого Завета. Он по-взрослому улыбнулся этому материнскому коварству, вспомнив, как его напугала история об Аврааме и Исааке. Уже ребенком Чибисов не сомневался, что его отец принес бы его в жертву, если бы современные боги потребовали этого.
Его мысли вернулись к Малинскому и его сыну. Горькое окончание старой сказки, в которой бог не смягчился, не простил, не проявил милосердия. Бог был таким, какого заслуживал этот мир, а не таким, каким должен был быть.
Конечно, это не помогло найти в смерти что-то романтическое. Чибисов посмотрел на ворону со сломанной лапой. Птица тут же взмахнула крыльями и поднялась в небо, как будто взгляд Чибисова спугнул ее. Чибисов глубоко вздохнул, наполняя воздухом сведенные легкие. И направился в бункер, чтобы заняться с отчетами с фронта.
* * *— Они нас окружили, — рассказывал Серега небольшой группе солдат, собравшихся вокруг его койки. — Мы были полностью отрезаны. Вражеские танки повсюду. Вы себе просто не представляете. Но мы выстояли. Мы держали оборону два дня и убили всех немцев, которые нас атаковали.
Леонид смирился с этими россказнями. Серега повторил их столько раз, что они приобрели самостоятельную ценность. Ни он, ни Серега не проронили ни слова о том, что случилось в том подвале в маленьком немецком городке. Когда они выбрались из подвала, они словно договорились не рассказывать об этом. И было действительно незачем говорить об этом. Это ничего бы не изменило. Они просто спрятались в сарае и ждали, пока не вернулись советские войска. Подразделение было представлено свежими подкреплениями прямо из советского союза, которые прибыли слишком поздно, чтобы застать там любого противника. Двоих «ветеранов» отправили в тыл, в изолятор для солдат, отбившихся от своих подразделений. Он размещался в больших казармах неподалеку от города Берген. Казармы несколько попали под артиллерийский огонь в ходе боев, но качество всего, он нар до сантехники было удивительным. Леонид был не против расположиться здесь.
В лагере находились две группы солдат. Большая группа, в которой находились Леонид и Серега, размещалась в переполненных бараках с постоянными поверками, если только их не отправляли в окрестности на ремонт техники, погрузку или разгрузку грузовиков. Каждый день солдаты покидали лагерь, отбывая в свои подразделения, а на смену им прибывали новые. Еда была неплохая, офицеры также были сильно загружены работой, несмотря на то, что часто занимались не своей, так что оставалось немного свободного времени, чтобы отдохнуть на койках и обменяться фронтовыми байками.
Меньшая группа солдат размещалась в соседних бараках, обнесенных колючей проволокой. Вооруженная охрана патрулировала периметр. Как объяснил им местный замполит, там содержались дезертиры, которые бросили оружие и бежали с поля боя, предав священный долг советского солдата. Всем им должны были быть предъявлены обвинения по соответствующим статьям. При каждом упоминании о дезертирах, у Леонида холодело внутри. Он осознавал, насколько зыбкой была грань между ними и такими солдатами как он с Серегой. Кто-то говорил, что разница определялась на основании того, было ли у солдата при себе оружие, когда его задерживали, но Леонид считал, что дело было не только в этом.
— Ну и вот, — продолжал Серега. — Наконец, у нас кончились патроны. Нам ничего не оставалось делать, кроме как залечь и приготовится к рукопашной. Мы думали, что уже все кончено. Но вернулись наши войска, хотя и позже, чем мы ждали. Нам сказали, что мы оказались дальше всех в тылу врага. Никто другой бы столько не продержался.