Некромантка 2 (СИ) - Лакман Дарья
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В центральном зале, где по обыкновению собирались гости сего заведения, было весьма атмосферно. На полукруглой сцене бесновались развратного вида красавицы, соблазняя и дразня мужскую половину посетителей. В воздухе витала дымная вуаль, едва застилая глаза и скрашивая все несовершенства гостей и тех, кто их обслуживает. Хотя у последних, казалось, вообще не было недостатков. Милые юрсэ все были как на подбор, но в то же время все они были разными; на любой вкус и выбор.
По залу гулял шум и музыка от крошечного местного оркестра, что расположился рядом со сценой. Музыканты мастерски поддавали жару в местную атмосферу, одновременно расслабляющую и заводящую, своими инструментами.
За барной стойкой, что располагалась вдоль стены и занимала четверть от зала, крутились и вертелись несколько барменов. Тоже все как на подбор, но — в противоположность юрсэ — невзрачные, чтобы не привлекать внимания гостей. Их интерес должен был быть полностью у ног выступающих бесовок, и так оно и было. До определенного момента.
Из неприметного коридора, отодвинув тяжелую плотную бархатистую штору, вышел мужчина и заглянул в бар, присоединившись к снующим туда-сюда барменам. Широкоплечий, в багряной атласной рубахе, он притягивал взгляды любого, кто был с ним не знаком. Таких, впрочем, было крайне мало. В основном, хозяина «Черной мамы» знали все.
Аргус, расслабленно поглядывая в зал своими темными глазами из-под полуопущенных век, достал бокал и самостоятельно наполнил его, воспользовавшись особой бутылкой из-под барной стойки. Бармены даже не обратили на него внимания, уже привыкли.
Уверенным движением он закупорил темно-зеленую бутыль, убрал ее подальше на свое место и поднял бокал в воздух легким уверенным движением. Но хрусталь замер рядом с губами, густой алый напиток так и не коснулся светлых узких губ. Мужчина кинул стремительный взгляд на вход, отвлекаясь и от напитка, и от гостей. Его лоб напрягся и тут же двери парадного входа распахнулись, нарушая местную расслабленность.
В зал завалился какой-то оборванец, едва передвигая ногами. Мальчишка был побитый и усталый, но взгляд его пылал какой-то жесткой решимостью. Его изначально заметили далеко не все. И музыка играла, как и до этого. Его заметили лишь те, кто находился рядом с входом, и сам Аргус. Его чутье заранее встрепенулось и ткнуло пальцем в приближающиеся неприятности.
Пока мальчишка растерянно осматривался, растирая озябшие руки, к нему уже подошел охранник-вышибала. Обычно, в «Черную маму» пускают всех, но, опять же, обычно, все знают, что вести себя здесь нужно вежливо, спокойно и, желательно, щедро, хоть и не обязательно. Иначе, тебя вышвырнут за порог, и булькай отсюда, куда душа пожелает. А так как местный порог заканчивается водой, желающих нарушить местное спокойствие было очень мало. Конечно, находились индивидуумы, но они были очень редки.
И, все же данное заведение было для взрослых, детям до определенного возраста здесь было не место. Поэтому, Аргус не нашел ничего противоестественного, что здоровяк Барг попытался выставить забредшего «не туда» подростка. Хозяин уже не так спокойно сделал глоток и чуть не поперхнулся, когда с виду хилый и уставший подросток дыхнул жаром и свалил почти квадратного от мышц Барга на пол. Здоровый вышибала больше двух метров в росте, что славился своим умением гнуть подковы и ломать деревья голыми руками, рухнул, как подкошенный. Аргус даже не понял, что пацан сотворил, но полыхнуло знатно, хоть огня и не было.
Музыка захлебнулась, танцовщицы неловко сбились с ритма танца и застыли на сцене. Внимание всех гостей метнулось тотчас к входу, к мальчишке и бессознательному вышибале. Воцарилась тишина, в которой тяжелое дыхание мальчишки звучало пыхтением дырявого кузнечного горна.
— Мне нужен Турцел, — просипел он, стоя над Баргом, сжав кулаки. Его взгляд метался по застывшим гостям. И не то, чтобы они его боялись. Просто уже слишком давно здесь не вели себя «так». Аргус, к слову, тоже был шокирован не меньше, чем все остальные, но так как он был трезв, он первым повернул голову в сторону сцены, продолжая удерживать у рта стакан. Там уже послышалось шевеление. Мужчина внимательно посмотрел на поднимающегося рыжего бандита.
Взъерошенная макушка Турцела выглянула поверх голов других людей, словно свечка. На его дико удивленном лице сквозь алкогольный дурман проступало некое осознание и узнавание. За ним с мягкого диванчика поднялся еще один человек. Аргус припомнил его имя. Мару. Так его представил его давний товарищ Турцел. Он тяжело выдохнул, раздувая щеки, покачал головой, залпом осушил-таки свой бокал и пошел разбираться в этом бедламе и наводить порядок.
***
Ей снился кошмар. Такой тягучий, приторный и почти реальный.
Темная улочка города. Хрупкая с виду девушка идет чуть позади своих друзей. Они пьяны и потому даже не обратили внимания на то, что подруга неожиданно исчезла.
Она очнулась в комнате, обитой зеленым бархатом. Вокруг висели картины. Раздетая, замерзшая. Из-за кляпа во рту пересохло. Ее тело было связано тонкой, но крепкой веревкой так, что она не могла согнуть ни рук, ни ног. Она просто лежала, прижав руки к бокам. Вокруг был начерчен круг на полу и более ничего.
Отворилась дверь. Появился он. Человек не прятался и не скрывался. Он был в своем доме, он здесь хозяин. Рядом стояла высохшая заготовка под картину с черным фоном, и лежал нож.
Все что сделал мужчина, это погладил по голове плачущую девушку и, перекинув через нее одну ногу, опустился над ней на колени. Девушке было дико страшно. Сквозь тряпку она умоляла отпустить ее, но он не слушал, погруженный глубоко в себя. Он поднял обычный кухонный нож с пола и поднес его к солнечному сплетению девушки. Кончик лезвия ткнулся прямо в мягкий живот. Девушка забилась в истерике, пытаясь из последних сил сделать хоть что-нибудь. Но все было предрешено.
Сжав ногами свою добычу, чтобы дергалась не так сильно, мужчина обхватил рукоять ножа обеими руками и стал с уверенной методичностью погружать нож в живую плоть.
Кожа легко поддалась под острым краем инструмента. По нежному рыхлому боку девушки потекла алая дорожка. Даже сквозь тряпку кляпа ее крик, переходящий в визг, раздавался почти по всему дому. Но ее никто не слышал. В этот день никого не было в доме, кроме жертвы и убийцы.
Мужчина остановился на секунду и отошел в сторону за пределы круга. Нож, удерживаемый лишь силой мысли, продолжал проникать внутрь жертвы. Медленно и неотвратимо. Он разрезал кожу, мягкие волокна мышц и податливые пучки нервов. Под телом уже набралась приличная лужица вязкого багрянца.
Глаза мужчины нервно мерцали, так же, как и замкнутый вокруг девушки круг. Вместо агонии он видел прекрасные струйки узора, что выходили из тела, словно акварельные краски, растворенные в воде.
Чистейший страх, агония, боль и искусственная помощь убийцы вытесняли из тела душу, формируя неповторимый узор. Душевные струи тянулись до тех пор, пока в теле не осталось ни капли душевной энергии. Прожитые девушкой года и ее память сотворили из душевной энергии непревзойденный орнамент похожий на нежную алую ветвь виноградной лозы. А ритуал помог полностью вытеснить душу из тела, не оставив никаких следов. Глаза помутнели. Кончик ножа вонзился в пол.
Веки поднимались тяжело. Левый глаз так и вовсе не мог открыться — залитый кровью, которая уже запеклась и склеила ресницы. Имельда хотела потереть глаз, но поняла, что не может. Руки затекли и лишь несчастно дернулись в оковах. Сквозь приоткрытый правый глаз девушка огляделась и попыталась понять, где она и что с ней. Голова трещала. Лоб ныл и зудел. Она припомнила, что ее, кажется, приложили головой о перила лестницы, и понятливо скривилась, простонав нечто вроде «ублбдок». Задранные к верху ноги тоже затекли, но в отличие от рук, могли почти свободно двигаться. Связанные на щиколотках они попросту не влезали в ванну.
— Какого хрена? — простонала девушка ошарашено, приподняв многострадальную голову. Точнее попыталась приподнять, так как ей это помешало сделать что-то плоское и твердое. Предположительно ошейник. — Чертов ублюдок.