Магия в крови - Илья Новак

Пока он бежал по палубе, черви соскользнули по стенкам его горла, упали в кровь, которая, будто подземное озерцо — пещеру, наполняла грудь. Черви соединились в длину, срослись в единое тело. Оно обвило сердце, забралось в него, ухватило безгубым отверстием-ртом конец нити. И, заглатывая ее, устремилось прочь, вытягиваясь и истончаясь, но не рвясь: длинное темно-зеленое тулово, чья безглазая, лишенная черт голова неслась по нити, подбираясь к Миру, удаляющемуся лишь едва менее стремительно.

Палуба накренилась сильнее, корма задралась к кипящему жаром небосводу. Некрос покатился по мху. Сента пыталась не то забраться на корабль, не то утянуть его в пучину — нос «Шнявы» уже погрузился в воду. Когда Некрос, держась за леер, приподнялся, на него прыгнули два матроса, вооруженные кривыми ножами.

Но далеко-далеко, за границами Слепого Пятна, червь уже достиг Мира, впился в него и тут же, будто пиявка кровью, набух энергией, высосанной из той сверхсложной незримой структуры, что вечно парила в эфире, горловиной своей присоединенная к обручу. Магия ударила в чара — прошла сквозь жемчужину, сквозь грудь и наполнила сердце бушующей силой. Некрос лишь повел плечом, и оба матроса исчезли, с хлюпаньем растаяли, оставив по себе облачка розовых капель да пару ножей, упавших в мох.

Туша Сенты четче проступила в стене ливня, до половины выбравшись на нос. Корабль тонул. Пара щупалец тянулась к Моряку, а он тянул руки навстречу.

Нить порвалась. Смертный червь, принявший ее в себя, лопнул вместе с нею, примерно на середине, два обрывка понеслись в противоположные стороны. Далеко-далеко на палубе ковчега Октон Маджигасси закричал, возможно, впервые в своей жизни, закричал от боли, схватившись за голову, и упал ничком.

Кроме Владыки, на палубе не было никого, вся команда скрылась в кубрике и каютах. Эфироплан, медленно рассыпаясь, летел вперед, мачта его сломалась, парус исчез, встречный поток воздуха вырвал и унес кили. Океанская поверхность, ставшая ровной и гладкой, как зеркало, внезапно сменилась стремительным росчерком голубой реки. Та завершилась плесневелым пятном-болотом, а затем потянулся серо-зеленый бархат полей. Впереди вырастала Гора Мира — не та жалкая копия, что венчала Шамбу, но истинная, стоящая в центре острова Атланса. Она росла быстро, уже виднелись леса на склонах, длинные ледовые языки, протянувшиеся от погруженной в облака вершины, папоротниковое море у широкого подножия — и тут заклинание Октона иссякло. Ковчег начал падать. В кормовой каюте Гарбуш зажмурился и крепче прижал к себе Ипи.

Вместе с половиной червя энергия Мира, пройдя сквозь жемчужину, влилась в чара, мгновенно переполнила его и преобразовалась так, как он того пожелал. Некрос, стоящий на круто накрененной палубе лицом к носу корабля, чуть повернулся. Беззвучный поток, сложенный из множества темно-зеленых, мягких, извивающихся тел, выстрелил из его сердца, из груди. Мшистый валун окутался коконом червей. Сента вскрикнула одновременно с Моряком, и мертвенный зеленый свет на несколько мгновений скрыл их. Кокон набух, извивающиеся тела слились и почернели, став непроницаемыми для глаз. Взметнулись, отпустив борта, щупальца; Сента закричала от боли и погрузилась в океан. Клубок червей лопнул и разлетелся мягкими ошметками. Корабль качнулся обратно, корма его зарылась в воду, нос взметнулся к небесам. Над вершиной валуна повис деревянный башмак, компас с черным бархатным циферблатом, согнутый крюком железный костыль и бельмастый, пялящийся в пустоту глаз — все это медленно кружилось, сталкиваясь и разлетаясь, а после упало, заскакало по склонам валуна и исчезло.

Корабль все еще качался, но медленнее. Украденная у Мира энергия продолжала бить из Чермора. Все то время, пока палуба накренялась вперед и назад, он не падал, лишь почти ложился на доски то спиной, то грудью. Теперь, когда «Шнява» выпрямилась, чар повернулся. Он мог уже не просто повелевать смертными волокнами, он научился создавать их, и последнюю вспышку, все то, что еще оставалось в его теле, излил из себя в виде чистой энергии. Остатки силы ударили из него — были бы тут братья Джиги, они бы, несомненно, назвали это «реактивной тягой». Корабль устремился вперед, погрузился в стену изумрудного ливня, окатив палубу потоком воды, взмыл и понесся, едва касаясь поверхности океана, оставляя на нем тонкую пенную линию. Первыми не выдержали, заколыхались в паутине лиан мачты; мохнатые канаты лопнули, паруса вместе с реями и снастями унесло назад. Затем все ветви, стволы, все побеги, коконом окутавшие «Шняву», начали с хрустом и хлюпаньем выдираться из палубы. Приподнялись широкие лоскутья мха — удлиняясь, они лентами заструились в потоках воздуха, и на конце одной болталась из стороны в сторону, расставив ноги и вцепившись в нее руками, фигура Эди Харта.

Семицветная арка мгновенно уменьшилась и, мигнув на прощанье, исчезла. Слепое Пятно осталось позади. Потускнело небо, солнце пропало, скрытое пеленой туч. Мелкие волны обратились валами размером с холмы, над которыми, чиркая днищем по пенным верхушкам, несся корабль. С палубы смыло все, «Шнява» превратилась в голый деревянный остов, сквозь щели которого внутрь проникала вода. Он тяжелел, напитываясь влагой, будто трухлявое бревно. Но под ним тянулся уже не океан, а извилистая река между пологими берегами, и впереди вырастала Гора Мира.

Глава 7

Уже позже Гарбуш, вспоминая произошедшее, удивился тому, что он, Ипи и Дикси не пострадали. Хуже всего — он не видел, куда летит корабль, что происходит снаружи. Ковчег врезался, скорее всего, в землю, а не в какой-нибудь вставший на пути скальный отрог — иначе мало кто из гноморобов выжил бы. Гарбушу показалось, что он попал внутрь пустотелого камня, который катится вместе с лавиной по склону горы. Каюта заходила ходуном, вокруг загромыхало; по стене, возле которой стояла кровать, разошлась широкая трещина. В какой-то миг гномороб, прижимающий к себе Ипи, очутился в вертикальном положении и начал выскальзывать из-под ремней. А затем ковчег с оглушительным хлопком лопнувшей емкости опустился кормой на землю, медленно завалился набок и остался лежать неподвижно.

К тому времени ножки кровати лопнули, она сдвинулась вперед и торцом прижала Дикси к стене. Грохот и треск смолкли, их сменил шелест осыпающейся снаружи земли. И вопли гномороба. Гарбуш завозился, высвобождаясь из-под ремней, отстегнул пряжку, соскочил на накрененный пол. Усадив Ипи на краю лежанки, бросился к стенающему мальцу.

Тот, впрочем, почти не пострадал — больше испугался, когда лежанка съехала на него.

По наклонному полу идти было тяжело, но Гарбуш, ведя Ипи за собой, добрался до двери, кое-как открыл ее и вывалился наружу.