Теплые штаны для вашей мами (сборник) - Дина Рубина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сколько по времени может продолжаться любовь – одна?
– Ну, знаете, как говорил Киса Воробьянинов – «Торг здесь неуместен».
Давид Самойлов в одном из своих стихотворений писал – «И всех, кого любил, я разлюбить уже не в силах…». Вот вам и подсчеты. Истинная, сильная любовь – всегда тяжкая печать на судьбе человека.
Помню, однажды мы с моим старым приятелем ехали в автобусе, и на одной из остановок вошла его первая жена, с которой он расстался лет двадцать назад, после чего удачно женился, имеет двух детей во втором браке. Так вот, едва в автобус вошла эта женщина, он совершенно потерялся. Побледнел, потом его бросило в жар, он засуетился, стал пробираться к выходу… Когда мы вышли из автобуса, он признался, что ощутил страшное сердцебиение и чуть в обморок не упал. «Почему? – удивилась я. – Ты расстался с этой женщиной двадцать лет назад…» Он внимательно посмотрел на меня и сказал: «Вот когда с жизнью расстанусь, тогда и успокоюсь».
– Что такое, по-Вашему, интересная, сексуальная женщина?
– Боюсь, в силу своих консервативных сексуальных предпочтений не смогу вполне компетентно ответить вам на этот вопрос. Вот если бы вы спросили меня о мужчине, тут мой опыт, пожалуй, вполне бы сгодился.
Вообще же понятие «интересная» женщина, или «интересный» мужчина настолько размыто и в каждом отдельном случае персонифицировано, что я считаю неблагодарным делом давать оценки.
– «Жена» – это звучит гордо?
– Смотря на каком инструменте она звучит. На флейте или, может, на скрипочке она звучит и гордо и изящно… Лично я в семейной жизни звучу исключительно на ударных инструментах.
– Можно, спрошу про грех? Не про секс, отнюдь. Про клятву. Клялись ли Вы когда-нибудь супругу в вечной любви и верности, за исключением бракосочетального учреждения?
– Ой, дайте отсмеяться. Чем забита ваша голова, извините? Чего вы начитались – Даниэлу Стил? Какие такие клятвы? Клясться я могу только за рулем, и то только в том, что сейчас обгоню этого гада и покажу ему, что с ним надо сделать…
Что касается мужа и «бракосочетального учреждения»… Мы ведь, знаете, были оба взрослыми людьми, оба – с развалинами прошлой, первой жизни за спиной. Борис примчался на три дня в Ташкент из Москвы (его не отпускали надолго из Дворца пионеров, где он преподавал в изостудии), и мы мимоходом расписались в районном отделении ЗАГСа, по пути сдав в ларьке пустые бутылки из-под кефира. Правда, для ускорения получения законного документа пришлось за 25 рублей купить справку, что я беременна (обычные ташкентские махинации), а также уплатить полтинник за то, чтобы нас расписали. Почему-то расписали нас послезавтрашним числом – чиновница полагала, что хорошо бы растянуть срок «размышления»… Борис до сих пор любит повторять, что наша законная семейная жизнь началась с аферы и два дня мы прожили в потустороннем «послезавтрашнем» браке.
Слушайте, в конце-то концов: у нас обоих отменное чувство юмора и работа такого сорта, которая требует целодневного молчания. И если, будучи в браке третий десяток лет, мы предпочитаем ездить повсюду вместе, то это и есть своеобразная… ну, не клятва, но залог… ну, не вечной, но прочной, застарелой… ну… любви, да.
– Почему мы все время ищем новую любовь? Является ли любовь оправданием измен?
– «Мы» – это кто? Я, знаете ли, писатель, слово «мы» не люблю еще с пионерских времен и школьных лагерей. Для меня вообще понятия «мы» не существует. Каждый человек сам себе сценарист своей судьбы. Кто-то ищет все новой и новой любви, кто-то всю жизнь трясется над одной-единственной, как Скупой рыцарь. Кто-то разбивается о первую и больше уже ничего не ищет…
Является ли любовь оправданием чего бы то ни было? Не знаю. Любовь самоценна, она не оправдание, не цель, не средство. Не забудьте, что это – сущность, на которой зиждятся все великие религии. Все зависит от наполнения, от напора, от накала любви. Так, слабая лампочка едва освещает подворотню, а сильный прожектор маяка ведет корабли в бухту. Чего достойна та или иная любовь – определяет, как правило, время. Чему она является оправданием – скрыто, как правило, в таинственных хитросплетениях судеб.
– Является ли творчество альтернативой любви?
– О, да, да, да!
Особенно с годами… Это и есть своего рода любовь, причем такая сильная, что при полной отдаче «проклятью белого листа» на любовь к мужчине и сил-то уже не остается. Это интрига, борьба, ненависть, пораженье, победа… – все как в любви и даже полнее, цельнее, потому что партнер – это тоже вы, только в другой ипостаси.
Во всяком случае, единственный соперник, к которому меня ревнует мой муж, это мое писательское одиночество над каждой следующей страницей.
– Банальный вопрос, и все же: что такое для Вас любовь – вчера, сегодня и завтра?
– Для меня любовь – вчера, сегодня и завтра – материал для будущей книги. И не только моя любовь, и не только любовь, а все вообще, что со мной и с миром вокруг меня происходит. Моя душа, мое тело, мой муж, мои дети, мои близкие и неблизкие, мои враги, моя вселенная, короче: моя единственная жизнь вчера, сегодня и завтра – материал для будущей книги.
«У художника нет личной жизни, он прячет ее, заставляя нас обращаться к его книгам, если нам взбредет вдруг в голову искать истинный источник его чувств. Все его изыскания в области секса, социологии, религии и т. д. – лишь ширма, за ней же только и всего – человек, страдающий нестерпимо оттого, что нет в мире места нежности».
Это написал замечательный писатель Лоренс Даррелл в своем романе «Жюстин».
Мне нечего к этому добавить.
Глава одиннадцатая
У счастья не может быть «опыта»
Чтобы быть художником, надо быть одновременно святым и бешеным.
Эмиль Антуан Бурдель– Вы теперь довольно часто бываете в России. Какое впечатление остается от этих визитов? «Больше не приеду», «какой ужас», «как жаль, что я уехала», «скоро приеду снова», «наконец-то домой, как я устала»?
– Все, что вы перечислили, плюс еще десятка два в корне противоречивых эмоций – как обычно у человека.
Нет, знаете, в России мне всегда интересно, всегда здорово, всегда пир для писательского глаза и уха – и весело, и страшно, и трогательно, и смешно.
Картинки по теме:
Подсмотренная сценка в московском метро.
Старичок – худенький, маленький, еле-еле душа в теле, впалые склеротические щеки, ввалившиеся глаза. Вид совершенно помойный: какая-то затертая телогрейка, обвисшие ватные штаны.
И через каждые две-три минуты дрожащим тенорком он выкрикивает:
– Дорогие соотечественники! Будем уважать и любить отчизну! Не мусорите, не загрязняйте леса, озера, реки! Пусть все будет вокруг красиво, и мы будем красивые сами…
Пассажиры скучнеют лицами, отворачиваются, смотрят в черноту окон, опускают глаза. Старичок вроде ничего не просит, но как же надоели эти пророческие вопли в метро!
– Земляки, дорогие! Будем бережны к своей родине прекрасной! Будем оберегать ее поля-леса-просторы… Когда вокруг природа прекрасна, то и сами мы будем лучше, чище, вежливей…
На минутку он замолкает, откашливается, потом с новой взъяренной силой начинает свою проповедь:
– Парни, парни, это в наших силах – родину прекрасную сберечь!.. Не допускать, чтобы мусорили, загрязняли водоемы, леса и поляны. – Голос его взбирается все выше, интонация становится угрожающей: – А если кто намусорит, набезобразит… тогда мордой евонной в евонное говно!
Ну?! Какая нравственная мощь. Как не восхититься?!
Или еще один забавный случай.
Шли Саша Окунь с Борисом по Гоголевскому бульвару.
С противоположной стороны к ним за милостыней кинулась бойкая старушенция, одна из тех хватких старушек, которые мотыляются где попало в поисках копейки. Сашка подал ей щедрую милостыню и сказал:
– Бабуль, что ж ты бегаешь через дорогу взад-вперед, ты уж стой на одном месте, а то мало ли чего! Еще, не дай бог, задавят.
Она ответила:
– Спасибо, сынок, за душевность. А тебе я желаю, чтоб если задавит тебя, то сразу насмерть. Чтоб не мучился!
Сашка даже застонал от восторга: сколько народной философии в этом пожелании от всей души! Прямо как в песне: «Если смерти, то мгновенной…»
Кроме того, я – признаюсь уж в своей тайной страсти – коллекционирую идиотские объявления, забавные этикетки, смешные вырезки из газет. Баловство, конечно, домашние утехи… но раза три подобные перлы попадали в эпиграфы и даже в сами тексты моих вполне серьезных книг. Так вот, Россия – океан безбрежный самых неожиданных приключений в этой области. Что далеко ходить: купила в булочной неподалеку бублик для мужа, на нем ценник: «Мелочное изделие в виде бублика».
