Дочери Волхова - Елизавета Дворецкая

– А думаешь, что достойна?

– Тогда еще нет. – Дивляна не могла поднять взгляд, но ей нужно было высказаться. – Я поняла, что ты мне тогда говорила… В тот день, когда я узнала, что вы меня… за Аскольда… Не найдет своей судьбы тот, кто от судьбы рода оторвался. Я потому и заболела, что сбежала. Так и умерла бы в лесу. Добролюта меня подобрала и в Перынь отвезла. Там и поняла, чего от меня боги хотят. Пока не в роду – нигде мне места нет. А чтобы в роду быть, надо волю предков исполнять. Я исполню.

Она наконец посмотрела на мать. И ее глаза вдруг в полутьме повалуши показались Милораде необычайно светлыми, свет будто струился из них, и у нее дрогнуло сердце: она почуяла в дочери присутствие богини.

– Не по принуждению и не из почтения даже. Хотя это тоже… Исполню, потому что боги и предки велят идти…

– Ну, благослови тебя Макошь! – Милорада обняла дочь и прижала к плечу ее голову. – Коли ты для рода, то и он за тебя, предки тебя не оставят. Я знаю, как сделать, чтобы и в чужой земле они тебя не потеряли. Может, и правду Добролюта говорит. Река течет, зерно прорастает…

Когда всеобщее возбуждение поутихло, Белотур стал прозрачно намекать, что пора бы уже и в дорогу. А то ведь осень не за горами, дожди пойдут, похолодает… Распутицы он не боялся – весь путь до среднего течения Днепра предстояло проделать по воде, не считая волоков, но, разумеется, в теплое время путешествовать приятнее, чем под осенним дождем. А путь предстоял дальний, до снега бы успеть. И Домагость занялся сборами. Провожать невесту к жениху должны ее родичи, и хотя дружина была почти готова, кому ее возглавить, пока оставалось неясным.

Об этом и шла речь между воеводой и его старшим сыном, когда Велем однажды утром явился в истобку. Встал он довольно рано, вышел умыться и во дворе повстречал Ложечку. Встретив его взгляд, она улыбнулась – не так чтобы радостно, скорее сдержанно, но приветливо – и поклонилась. Она носила воду, и Велем, которому девушка казалась слишком хрупкой для этой работы, немедленно кинулся ей помогать. За прошедшие три месяца она полностью оправилась и окрепла, на щеках появился румянец, но и теперь она выглядела на несколько лет моложе, чем была, а ее тонкие руки с маленькими кистями и узкими запястьями всякого навели бы на мысль, что натаскать воды для нее слишком тяжелая работа. Ложечка никогда не жаловалась и безропотно бралась за все, что ей поручали. Собственно говоря, пожаловаться она и не могла, потому что за эти месяцы обучилась лишь нескольким словам и была очень молчалива, но по ее лицу никогда нельзя было сказать, что она недовольна своей участью.

Увидев ее после поездки, Велем так обрадовался, что даже жарко стало. Захваченный этими делами, он не вспоминал о ней, но тут вдруг понял, что скучал по своей Ложечке, сам того не зная. Чем больше он смотрел на нее, тем больше верил, что эта девушка непростого рода. В ее осанке, в глазах, в каждом движении чувствовалась внутренняя сила, необычная для простой челядинки. При этом она была усердна и старательна, искусно шила и вышивала. И к тому же с каждым днем она становилась красивее – а может, Велему так казалось. При взгляде на нее он чувствовал восхищение и щемящую сердце нежность. Не раз уже он просил мать не нагружать Ложечку слишком тяжелой работой, но та сама бралась за дела, не дожидаясь приказов. А ему хотелось оберегать ее, сделать ее жизнь легче и приятнее, чтобы хоть когда-нибудь увидеть радостную улыбку на ее лице. И не раз уже он ловил себя на мысли, что не будь она рабыней, лучше жены ему бы не найти…

И чем дальше, тем больше эта мысль им овладевала. Сама Ложечка всем была хороша и нравилась Домагостю и Милораде; мешало только то, что в Ладоге ничего не знали о ее роде. Но ведь когда-нибудь, выучившись словенскому языку, девушка сама расскажет о себе.

Все еще думая о Ложечке, Велем вошел в истобку и увидел отца и Доброню, сидящих у стола и о чем-то увлеченно толкующих.

– А точно? – спрашивал отец, озабоченно хмуря брови.

– Да и мать подтвердила. – Доброня кивнул. – Я бы поехал… мне и самому белый свет посмотреть любопытно… Но она – в слезы, да я и сам думаю: как она с двумя-то управится одна?

– Ну, не одна она, не в лесу ведь живете…

– Хоть и не в лесу, а все же… Дивляна уедет, Тепляна, может, с нею, и кто у нас дома-то из женщин останется?

– Тепляна с ней не поедет – сватали ее вчера. Ты где был-то?

– За Нежату?

– А за кого ж еще?

– Ну, хоть и не уедет, а из дому уйдет. И кто останется? У Ярушки свой на руках будет, да и не работница она теперь. Мать да Молчана, да Сойка с Сорокой – вот и все. И зыбку покацать будет некому. Лузика вон еще, – добавил он, увидев в это время вошедшего Велема и вспомнив, как тот принес в дом новую челядинку.

– А вы о чем? – осторожно осведомился Велем, видя, что они хоть и заметили его, но голосов не понизили.

– Да… радость у нас! – ответил Домагость, хотя по его лицу никто не сказал бы, что они обсуждают радостное событие. – Никаня в другой раз тяжела. Плодовитая сноха у меня – одному едва успели имя наречь, у нее уж другой почти готов! Вот я и не знаю, как мне теперь Доброню в Киев посылать. Может, полгода проездит, а может, и целый год, тут уж не угадаешь, а жену с двумя ребятами не хочет надолго оставлять. И прав ведь: Дивляна уедет, Тепляну просватали у нас, Яромиле в тот же срок своего качать. Вот и выходит, что помогать ей будет некому. Кому Дивляну везти, и не знаю. Гребня, что ли, снарядить? Тебя бы послать, да неженатому парню уважения не будет. Вот был бы… Ты-то когда женишься? – Домагость окинул взглядом стоявшего перед ним парня, словно прикидывал, достаточно ли тот вырос.

– Да я и женился бы. – Велем вспомнил, о чем только что думал. Похоже, сама судьба подталкивает его сделать этот шаг. – Если позволишь, батюшка. А то задразнили меня уже короткой рубашкой. Даже Вышеня, и тот…

– К кому же свататься будем? – Доброня расплылся в довольной улыбке.

Мысль о женитьбе младшего брата порадовала его сама по себе, а если благодаря этому он спокойно останется дома, он готов был бежать к родичам будущей невестки хоть сейчас.

– Да… Далеко ходить не надо… – Велем смущенно ухмыльнулся. – Невеста всем хороша… И собой красива, и нрава покладистого. Правда, не знаю, хочет ли идти за меня… – Он еще раз ухмыльнулся, потому что не мог представить пленницу, которая откажется стать женой и хозяйкой в доме, тем более у того, кто не только купил ее, но и спас от смерти. – Да и как тебе, батя, понравится… Ты ведь едва ли там думал сноху найти, где я…

– А ты-то из дому не побежишь? – с усмешкой начал Домагость, но в это время дверь снова открылась, и на пороге появились Вышеслав и его брат Родослав.