Демоны в Ватикане - Александр Рудазов

– Мне жаль тебя, несчастный, – холодно произнес великий инквизитор. – То, что ты в слепоте своей принимаешь за Истину, есть лишь мираж, ложная фата-моргана, замутившая твой больной рассудок. Так животное на водопое видит отражение луны в озере и полагает, что это и есть настоящая луна. А дикий огр видит светящийся круг в небе, и думает, что луна именно такого размера, какой кажется. Всякий воспринимает вещи в меру своего развития.

– Ты что, опять читаешь мне проповедь, монах? – криво усмехнулся Червец. – Мне их читали бессчетные тысячи – я даже не слушал! Зря стараешься!

– Да, зря, – процедил Торквемада. – Сколько лет я пытался заставить тебя и тебе подобных услышать слова смирения. Я убеждал, я умолял, я плакал. Но, как говорят в моей родной Испании, где бессильно благословение, сработает палка. Твоя плачевная судьба – пример того, до чего может довести насилие, если кротость потерпела поражение.

– Хи-ха-ха-ха!.. кха!.. кха!.. – снова закашлялся Червец. – Дайте же мне кто-нибудь воды! Или инквизиция теперь морит своих жертв жаждой?!

– Воды ему не давать, – кратко распорядился Торквемада. – Прут мне.

Ему протянули заостренный железный кол. Великий инквизитор взял его поудобнее, помедлил какое-то мгновение… и с силой вонзил в грудь чернокнижнику!

Червец страшно захрипел, корчась от боли. Из раны заструился дымок – я только теперь заметил, что эта железяка раскалена докрасна. Однако Торквемада держит ее голыми руками, не выказывая ни малейшего волнения. Кажется, ему совсем не горячо.

– Что ты чувствуешь, тварь? – равнодушно спросил великий инквизитор, вгоняя кол все глубже.

– Пре… прекрати!.. – простонал колдун, выдыхая клубы дыма. – Пе… перестань!.. По… пощады!.. Я… я больше не могу… убей меня, убей!.. Сожги меня на костре и покончим с этим!..

– Ты и в самом деле удивляешь меня, тварь, – процедил Торквемада, сжимая ладони плотнее. – О тебе рассказывают, что однажды ты уже побывал на костре – и улетел за облака верхом на черном дыме. Я не слишком верю досужим слухам, но и пропускать их мимо ушей не склонен. Я позабочусь о том, чтобы твое дыхание больше не оскверняло этот воздух, тварь.

Железный кол на глазах белеет. На него уже трудно смотреть. Каким-то образом Торквемада раскаляет свое орудие пыток пуще прежнего.

Мучимый колдун корчится, как насаженный на булавку жук. Глаза налились кровью, на губах выступила пена, пальцы истошно сучат, силясь за что-нибудь ухватиться. Боль должна быть просто чудовищной.

Торквемада наконец оставил кол в покое. Червец прекратил биться и замер, помутневшими глазами следя за своим палачом. Великий инквизитор наклонился над ним, встав ко мне спиной, и тихо-тихо произнес:

– Почувствуй боль моей души, тварь.

Я не рассмотрел, что он там сделал. Но воздух закопченного подземелья прорезал душераздирающий крик чернокнижника. А когда Торквемада выпрямился, я понял, что этот крик был предсмертным.

– Аутодафе свершилось, – произнес великий инквизитор, отряхивая с рук пепел.

Пепел, еще минуту назад бывший живым человеком.

Глава 29

Пиликанье скрипок сводит меня с ума. Тили-тили, тили-тили… ну словно цикады в брачный период! Не люблю я такую музыку. Хотя ничего не поделаешь – до тяжелого рока этому миру еще расти и расти. Да и в нашем мире рок на таких приемах включают редко – не куртуазно как-то.

В данный момент я присутствую на вечернем бале-маскараде в ватиканском дворце. Танцы, банкет и все такое. Чувствую себя несколько неловко – ну не смотрюсь я в таком обществе.

Точнее, смотрюсь, но очень стремно. Крылья, хвост, лишние руки… это в Кадафе я выглядел своим в доску.

Поскольку у нас тут как бы маскарад, все гости до единого – в карнавальных костюмах. Не слишком отличающихся от обычных, впрочем. Я даже не могу расшифровать, кто кого изображает – вот разве что Арлекин вполне узнаваем. А остальные… вероятно, нужно хорошо разбираться в местной культуре, чтобы нормально ориентироваться в этом разноцветье. Если б я надел, скажем, костюм Бэтмена, тоже бы никто не понял, под кого я маскируюсь.

Мне костюма, конечно, не досталось. Где я тут возьму наряд своего фасона? Однако маску все-таки выдали – крохотную бархатную полумаску на шелковой ленте. Мне она нужна, как рыбе зонтик, но ничего не попишешь – дань традиции.

Хотя я все равно чувствую себя в этой маске идиотом. Она даже сидит наперекосяк – носа-то у меня нет. Прорези не совпадают с глазами – левый и правый смотрят мимо, а верхний вообще не при делах. Да и вообще – ну неужели подобная маскировка может хоть сколько-нибудь изменить мою внешность? По-моему, даже круглому болвану с первого взгляда понятно, что я из себя представляю.

Почему-то вспомнился американский Супермен. Помню, во время просмотра фильма меня интересовало – а почему знакомые не узнают его, когда он надевает костюм? Ведь он не носит маску. То же самое лицо, никаких изменений. Однако даже лучшие друзья смотрят в упор и не замечают, что перед ними их корефан Кларк Кент, только без очков и в трусах поверх трико. Прямо загадка природы.

А вот Аурэлиэль бархатная полумаска очень даже к лицу. Эльфам вообще идут вычурные наряды и совсем не идут обычные. Дивный Народ, существа не от мира сего. Гоблина я с трудом, но могу представить в деловом костюме и при галстуке, а вот эльфа никак не получается.

Мой личный косметолог смотрит на танцующие пары с откровенной завистью. Эльфы обожают танцы. Но Аурэлиэль сейчас на работе – приставлена ко мне в качестве соглядатая. Как обычно, следит, чтоб я вел себя хорошо, ничего не натворил, ничего не ляпнул.

– Потанцуем? – галантно предложил я.

– Издеваешься? – приподняла брови эльфийка. – Довольно с меня и того, что я вынуждена тебя сопровождать.

– Я хорошо танцую, между прочим, – немного обиделся я.

– Наверняка в очередной раз лжешь.

– А ты проверь.

Аурэлиэль посмотрела на меня с огромным сомнением, но все же неохотно подала руку. Ее нежные пальчики коснулись моих хитиновых отростков, и в миндалевидных глазах проступило несказанное отвращение.

А ведь я действительно не так уж плохо танцую. За время пребывания в Хрустальных Чертогах взял несколько уроков у самой леди Инанны. Помнится, ее это очень забавляло. Мои телодвижения поначалу были ужасно нелепыми – сами представьте, как должен смотреться танцующий яцхен.

Но как бы я ни выглядел, что бы я ни делал – прекрасная богиня ни разу не выказывала ни отвращения, ни презрения, ни иного негативного чувства. Неизменная доброжелательность, теплый взгляд и ласковая улыбка.

Уже потом, в замке Лаларту, я от нечего делать продолжил тренировки. Благо нашлось немало партнерш – дьяволицам очень льстило внимание со стороны архидемона. Особенно старалась Азоная.

Полагаю, с самим Лаларту эти стервочки занимались и кое-чем поинтереснее. И в этом нет ничего удивительного. Многие демоны Лэнга являются олицетворением неких отрицательных явлений. Адские духи – разрушение, алуа – болезнь, будхи – гниль и разложение, Двурогие – ярость битвы, Курильщики – безумие, маскимы – смрад, Подземные – обжорство, утукку – насилие.

А дьяволицы – олицетворение разврата и сексуальных извращений. Назвать дьяволицу раскованной – все равно что назвать океан мокрым.

Лаларту по их стандартам считался буквально очаровашкой – такие слюнявые клычки, такие острые коготочки, такой длинный хвостик с колючкой… Прямо-таки душка.

Правда, у моего покойного батяни была дурная привычка совмещать интим и трапезу, но дьяволицы его за это только больше любили. Даже самая мучительная боль для дьяволицы – чистой воды наслаждение. А регенерация у них идет медленнее, чем у будх, но все равно очень быстро.

– Определенные навыки у тебя есть, – закусив губу, признала Аурэлиэль. – Но на нас все смотрят.

– Конечно, смотрят. Странно было бы, если бы не смотрели.

– Я неловко себя чувствую.

– Ничего страшного – просто сделай вид, что участвуешь в цирковом аттракционе. Наподобие пляски с ученым медведем.

– Актерство и циркачество – низкие занятия, – наставительно сообщила эльфийка. – Никто из Народа до такого не унизится.

Да, в этом мире актером действительно быть позорно. И не только среди эльфов – вообще в Европе. Так уж повелось.

Местное общество условно делится на девять «чинов» – по числу ангельских. Конечно, это не касты, как в Индии. Переход между «чинами» хоть и затруднителен, но вполне возможен.

На самом верху пирамиды – три благородных «чина». Дворянство, духовенство и королевские чиновники – судьи, прево, бальи, шерифы, сенешали, коннетабли и прочие.

Дальше идут горожане – они условно разделены на четыре «чина». Два торговых и два ремесленных. Купцы делятся на тех, кто торгует на одном месте, и тех, кто возит товары между городами и странами. Ремесленники же делятся на тех, кто работает с металлом или кожей, и всех остальных. Не знаю, почему кузнецов и кожевников выделили в отдельный «чин», но местным виднее.