Цвет - Сергей Васильев

Возможно, я сумею повернуть разговор в свою пользу. Если же нет — у меня будет последнее средство.

Легкий удар в дверь уверенного в себе человека, сообщающего, что он пришел. Лязг отпираемого запора, и ко мне вошел тот, кого я ожидал. Вблизи он выглядел так же непримечательно, как и издали. Лишь чуть больше красок добавилось к его портрету. На черных грубоватых ботинках шла синяя полоса по канту. Немнущийся мягкий полукомбинезон отсвечивал синими блестками. На рукаве темно-синей рубашки сияло четыре золотых полоски и одна серебряная. В руке — непременный рабочий портфель с электронной начинкой, позволяющей не только получать нужную информацию, но и мгновенно связываться с необходимыми лицами.

Очень представительный человек, уверенный в себе и своих силах. Неоднократно доказывающий делом свое превосходство над оппонентами, о чем и говорили нашивки.

Он сел на то место, которое вчера занимал Моррисон, и представился:

— Мое имя — Хейнс. А ваше?

Я промолчал.

— Добровольно предоставляя информацию о себе, подозреваемый облегчает работу дознавательных органов, что может уменьшить меру наказания. В случае же упорного отказа могут применяться крайние меры, вплоть до ментосканирования. Мне пригласить специалиста? — вкрадчиво поинтересовался он.

— Не обязательно, — ответил я. — Манжос. Илья Манжос.

Хейнс остолбенел, а потом расплылся в самой любезной улыбке, которая, должно быть, означала: «как вы меня безмерно осчастливили!» Он приподнялся, положил портфель, зачем-то потрогал меня за руку, а потом разразился восторженным фонтаном красноречия:

— В кои веки мне повезло! — Хейнс прямо лучился удовольствием. — Думал — рутинное дело: привлечь пару-тройку колонистов, изолировать их, устроить промывку мозгов, оставить миротворцев на контроле, назначить штрафные санкции, ведущие к запрещению отделения, а тут! Сам Илья Манжос, которого ищут по всей Галактике и не могут найти и задержать! Глазам не верю! Может, я сплю?! Признавайтесь!

— Не спите… — буркнул я. — Но при чем здесь задержание?

— Подумайте! Вы сидите в этой лаборатории, под замком. С той стороны дверей — три крепких человека, специально натренированных, чтобы предупреждать агрессивные выпады против представителей власти. И пикнуть не успеете, как они будут здесь, а вы будете лежать сонный и спеленатый.

— Сомневаюсь, — вежливо возразил я. — Если вы в курсе, я всегда сомневаюсь в поступках других людей. Но, например, я почти уверен, что как только дверь откроется, вы очень пожалеете, что прилетели сюда.

— Вот как? — деланно изумился он. — С чего вы так решили?

— У меня есть текст. А также некая программа по его распространению, причем массовому. Возможно, общественные организации сейчас не так сильны, но и в колониях нет такого количества миротворцев, чтобы подавить мятежи. Так что, либо правительство уйдет в отставку, либо начнется гражданская война. Вот вы лично что предпочитаете? — я взял тон Хейнса и с удовольствием смотрел, как испаряется его апломб.

— Я предпочитаю сначала ознакомиться с текстом.

Тут он был прав. Кто же покупает кота в мешке? Только не государственный служащий.

— Пожалуйста.

Я развернул вирт-экран к нему, чтобы он смог прочитать. Хейнс читал долго. Дольше, чем требовалось. Наверно, запоминал текст. Или перечитывал, чтобы лучше понять. Шевелил губами. Доставал аккуратно сложенный платок и промокал пот на лбу. После третьего раза он не стал сворачивать платок, как он был до этого, а скомкал и с усилием запихнул в карман брюк. Наконец, взглянул на меня, морщась и делая движения пальцами, будто теребил несколько бумажек.

Потом грубо выругался вполголоса. Я проигнорировал это.

— Всё ясно? Вы же понимаете — лишнее движение и текст отправится по адресатам.

— Вы не посмеете, — сказал он резко. — Это слишком большая ответственность перед всеми людьми.

— Я отвечаю за свои слова. И всегда делаю то, что говорю. Вам не кажется, что такое предпочтительнее, чем отказываться от своих слов, обманывать и вступать в сделку с совестью?

Держать палец на пуске, не нажимая, становилось всё труднее. Хейнс раздражал меня самоуверенностью и тем, что он считал знанием о людях, и чем руководствовался в своих поступках.

— Милый Илья! У вас не хватит духу, чтобы разрушить земную цивилизацию, как бы ни пафосно это звучало. Есть такой принцип: никогда не совершай необратимых поступков. Вы же не хотите взорвать атомную бомбу в столице? А эффект обещает быть примерно таким же. Сначала вы мне казались грамотным адекватным специалистом. Я тут не для того, чтобы выслушивать бред, который вы теперь несете. Сейчас я вызову миротворцев и уже они будут с вами разговаривать.

Я сделал вид, что не понял его слов.

— А для чего же вы тогда здесь? Кстати, даже удачно, что вы прилетели. Я всё искал — с кем бы поговорить о моей проблеме. Вижу — вы человек знающий и далеко не последний в своей структуре. Способны принимать решения и отвечать за них. Может, пойдете мне навстречу? Ответите на пару вопросов. Потом улетите, как ни в чем не бывало, и забудете, кого вы видели на Гессоните. Тут и своих проблем хватает, без вас.

— Никогда. Ни один. Чиновник. Не допустит. Чтобы. Его. Шантажировали, — отчеканил Хейнс.

Я даже зааплодировал в душе его принципам. Но сейчас они шли вразрез с моими устремлениями.

— Мне нужна информация. Ничего больше. Скажите — где мои родители, и я отдам вам все материалы.

Собеседник равнодушно посмотрел на меня и пустым голосом ответил:

— Мы не владеем такой информацией.

Я нажал на запуск программы.

Хейнс уставился на мой палец, потом на вирт-экран и побледнел. Я даже представить не мог, что чиновник может так бледнеть.

— Вы весьма значительно ошиблись, — с нажимом сказал он. — Не стоило вам этого делать. Последствия могут быть непредсказуемы. И для вас в том числе.

— Я знаю, — усмехнулся я и показал жестом на выход, будто был здесь хозяином.

Чиновник тяжело поднялся, повернулся и пошагал, подволакивая ноги. Куда только девалась его живость, с которой он начал разговор? Со спины он вдруг показался мне полураздавленным тараканом, спешащим покинуть открытое пространство. Вошедшие миротворцы, в отличие от него, напомнили мне крепких блестящих майских жуков.

Я не стал с ними драться. Почему-то показалось это ненужным. Встал из-за стола и протянул к ним руки: вяжите. Они профессионально скрутили меня и повели прочь из лаборатории. Вирт-экран так и остался включенным, как оконце, которое еще долго светится в ночи, провожая желанного гостя.